Три рэкетира
Андрей вернулся в родную школу, только теперь в выпускной класс. Двор, школьные коридоры, повзрослевшие физиономии былых дружков и постаревшие лица учителей превратились для него в одно бесконечное «дежа вю». [2]
Мама занялась хозяйством, которое пребывало в запустении. Отец взялся за бутылку, самоубийственный, по сути, инструмент, но, очевидно, других в его арсенале не осталось. Горечи и непониманию, вынесенным из развала Армии и Страны, отставной майор противопоставил дедовский самогонный аппарат. Отец начинал с вечера, коротал со стаканом ночь и уже с утра блуждал в гиблом алкогольном тумане. Жена и сын были в ужасе, но поделать ничего не могли. И тогда мать Андрея стала инициатором приобретения пасеки. «И для здоровья полезно, ижить ведь как-то надо»… Последняя венгерская заначка улетучилась, а они стали владельцами трех десятков ульев, каждый на две пчелиных семьи. И отец пошел на поправку. Произвел ревизию сиротевшим в сарае «Жигулям» и взялся мастерить прицеп. Тут следует добавить, что руки у Бандуры-старшего росли, откуда им и положено.
А еще через полгода, когда жизнь едва начала налаживаться, аневризма, с которой мама жила неизвестно, сколько лет, убила ее прямо на пасеке.
* * *Дождь прекратился внезапно, словно кто-то наверху перекрыл здоровенный кран. Андрей приподнял ногу с педали газа, скорость упала до шестидесяти. Следовало проявлять осторожность. На подступах к столице автоинспекция не дремлет, помогая утратившим бдительность водителям облегчать карманы. В положении Андрея было неразумно разбрасываться деньгами, собранными в дорогу с невероятным трудом.
– Сынок, – сказал Бандура-старший, вручая Андрею гнетуще тонкую пачку, – вот десять тысяч карбованцев. И у нас-то не Бог весть что, а для Киева – так и вовсе гроши, но это все, что мне удалось наскрести. Бензина у тебя – полный бак да канистра в придачу. Как доберешься, найдешь Олега Правилова. Он должен помочь. – Отец наморщил лоб, – жаль вот только, – не дозвонился до него, когда был в районе.
Это была их общая идея – Андрею выбираться в Киев к бывшему сослуживцу отца по Афганистану, полковнику (а то и генералу) Олегу Петровичу Правилову, который, по слухам (по даннымразведки) пробился в люди то ли в бизнесе, то ли на государственной службе – невелика, в общем-то, разница.
– Мужик он хороший, – отец потер кулаком щетинистый подбородок, – просто вытащил лотерейный билет немного симпатичнее моего…
Они сидели на пасеке. Вечерело. Последние, запоздалые пчелы (главные трудоголики или бездельники – их, пчел этих, не поймешь), громко гудя, добирались до ульев и исчезали в летках.
– Батя, а ты?..
Бандура-старший глубоко затянулся, выпустил сизое облако дыма через нос и решительно раздавил окурок в пепельнице.
– Да нет, с меня этого балета хватит, – он печально взглянул на Андрея, – и потом, сынок, на кого, интересно, я брошу пчел?..
* * *В пути Андрей притормозил у придорожного базара, потратившись (можно даже сказать, пустив первую кровь, драгоценным отцовским карбованцам) на две пачки красной «Магны» и пластиковый стаканчик кофе. К кофе Андрей пристрастился в Венгрии.
«Добровольно вступаю в армию кофеманов и торжественно клянусь служить корпорации „Нестле“ верой и правдой, пока инфаркт либо цирроз печени не разлучатнас», – съязвил внутренний голос Андрея.
«Про „Филипп-Моррис“ забыл»… – огрызнулся Андрей.
Сумка с продуктами, захваченными из дому, покоилась на заднем сидении машины, а разнообразные искушения в виде чебуреков, пирожков и заварных пирожных Андрей преодолел чудовищным усилием воли. Отказав себе в чебуреках, – «под томатный сок, ммм… – Боже, какая ошибка!..», – он тем более не намеревался поддерживать штаны местным гаишникам. Потому утроил бдительность. Или даже учетверил. Мимо проплыл дорожный знак:
ГРОБАРИ
Сосредоточив внимание на переднем секторе обзора, Андрей совершенно забыл о зеркалах заднего вида. И зря. В них устрашающе быстро приближалась черная «БМВ», еще издали нетерпеливо сверкавшая фарами.
Тут, пожалуй, следует сделать оговорку. Справедливости ради нужно признать, что на манеру вождения многих шоферов с периферии – стоит им угодить в крупный город – начинает влиять какая-то неведомая сила, неудержимо влекущая на осевую. Часто дело обстоит таким образом, что заставить их переместиться правее, ближе к обочине, оказывается по плечу далеко не каждому участнику дорожного движения.
Впрочем, водитель «БМВ», быстро утратив терпение, – если это человеческое качество вообще было ему знакомо – ударил по клаксону, и, не сбрасывая скорости, а напротив, даже прибавив, устремился на обгон справа. Бандура, успевший краем глаза заметить разве что промелькнувшую позади тень, крутанул руль в ту же сторону. В следующую секунду уши заполнили скрежет рвущегося металла и пронзительный визг тормозов. Серебряным фонтаном брызнули стекла.
Звук автомобильной аварии трудно с чем-либо спутать. Он короток, как выстрел, он полон вырвавшейся на свободу энергии. Он страшен, потому что означает уже случившуюся беду. Сколько бы не бились звукооператоры, пытаясь придать реалистичность саундтрэкам остросюжетных фильмов, мы сидим перед телевизором без опасения схлопотать инфаркт – звук все равно не тот.
* * *– Ни хрена себе! – Старший сержант Задуйветер загреб пятерней волосы, смахнул на пол фуражку и даже не заметил этого. – Ну, и ни хрена себе!
Они с напарником – Задуйветер за рулем патрульной «пятерки», а напарник на сидении пассажира – уже минуты две, как срисовали приближающуюся на большой скорости крутую иномарку и прикидывали в уме, – «тормозить, типа, или нехай прет себе наКиев, от греха подальше». Когда расстояние до иномарки, – «кажись, „БМВ“, а?..» – сократилось метров до двухсот, а Задуйветер, нашаривая жезл, кряхтя лез из кабины, – решились все же остановить, – «БМВ» врезалась в идущую впереди желтую «тройку», и машины закружились по дороге, будто обезумевшие фигуристы.
* * *Андрей вцепился в руль и что есть силы, нажал на тормоз. Движение безнадежно запоздало, он и сам понимал это.
«Твою мать! Вляпался! Ах, елки-палки. На последних долбаных километрах!»
Справа, двигаясь по какой-то невероятной траектории, пролетела иномарка. Лица за затемненными стеклами вроде бы что-то кричали, но ничего слышно не было. Потом «БМВ» унесло куда-то вбок, из поля зрения Андрея. «Тройку» развернуло на сто восемьдесят градусов, и она застыла у обочины.
Первой жертвой аварии стала пара гусей, облюбовавшая придорожную лужу. Лужа по размерам напоминала скорее небольшое озеро, и гуси бороздили его гладь с грацией прирожденных лебедей. Потерявшая управление иномарка вылетела с дороги и накрыла их своим днищем. Преодолев водную преграду в вихре брызг, «БМВ» замерла, остановленная телеграфным столбом.
Как часто бывает в таких случаях – вокруг повисла гробовая тишина.
Первым, что привлекло внимание Андрея, когда он с трудом выбрался из машины, ноги подгибались и не желали служить, был десяток продавщиц придорожного базарчика. Торговки в молчании застыли у ведер с овощами и фруктами. Изваянные в белом мраморе, они сделали бы честь любому позолоченному фасаду какой-нибудь выставки достижений народного хозяйства. В советские, разумеется, времена.
Андрей рассеянно огляделся. «Бимер», словно пораженный матадором бык, лежал посреди лужи, уткнувшись носом в массивный телеграфный столб. Антифриз вырывался из-под покареженного капота с шумом небольшого гейзера. Картина напоминала панораму катастрофы тунгусского метеорита, изготовленную в масштабе для областного музея природоведения.
Отдадим должное Андрею. Забыв об острой боли в ноге и даже не подумав оценить повреждения, полученные отцовской «тройкой», он бросился к иномарке.