Очевидец (сборник)
Вечером того же дня Катя в первый раз попыталась покончить с собой.
Потом еще трижды.
Из наркодиспансера ее перевезли в Матросскую Тишину, где она пролежала год. Потом сбежала, бомжевала на вокзалах, бездумно бродила по городу, совершенно не заботясь о еде, одежде, крыше над головой. В конце концов, ее занесло в какой-то подвальный притон, где она, скорее всего, снова бы села на иглу до первого передоза, но здесь ее нашел Игорь и привез в свой Приют.
– До ночи она от лекарств не отойдет. Так что всё нормально. А как только хоть немного соображать начнет – отведи ее в туалет, иначе под себя сделает, сама знаешь.
Оксана смущенно кивнула, опустила голову, стараясь прикрыть локонами покрасневшие щеки. Говорят, когда Учитель вот так же, лекарствами и водкой вытаскивал ее саму, она не удержалась. И Игорь тогда на руках отнес ее в ванную, вымыл и переодел. Впрочем, он сам никогда с ней об этом не заговаривал, разве что намекал, вот так же, как сейчас.
– Потом нальешь ей водки и уложишь спать. А утром я приду, посмотрим, как она.
Девушка кивнула, но не ушла, переминалась рядом, явно собираясь еще что-то спросить. Игорь выбросил окурок, запер форточку, присел на край стула, посмотрел Оксане прямо в глаза.
– Ты что-то хотела сказать?
– Учитель, – храбро начала Оксана и почти сразу же стушевалась. Ну что она, в самом деле, лезет со всякими глупостями! Да и боязно… Вот так, просто взять и рассказать про этот темный проем? – Я… можно мне… могу я задать вам вопрос?
– Конечно, Ксана. Я внимательно слушаю.
– Понимаете, я…
На самом деле, Игорь почти не слышал, что она говорит. Какой-то там проем, темнота, плавающие черные пятна – чушь! Понятно, конечно, откуда у нее эти ужасы, но с главным-то он уже справился, а всякую мелочь пусть добивает сама. Он не всесилен. И если размениваться на глупости, то на всех не хватит.
– Ксана, скажи… только прежде очень серьезно подумай и отвечай честно: это важно для тебя? Именно сейчас? Или ты попробуешь разобраться со всем этим сама, а потом – если не получится – придешь ко мне, и мы вместе постараемся побороть твои страхи?
Сегодня Игорю не хотелось вести душеспасительные беседы. Ни с кем, даже с Оксанкой. Чертова голова болела так, что он с трудом понимал слова. Хотелось скрипеть зубами и морщиться, а ей ведь нужно совсем другое. Чтобы он сидел и вещал всякую благостную чушь с доброжелательной миной: не бойся, мол, всё хорошо.
Скорей бы подействовали таблетки! И на улицу, на свежий воздух, иначе от этой душной вони его точно вывернет.
Оксане стало стыдно. Ну что за эгоизм, в самом деле! Учитель тянет на себе почти тридцать человек, а она собралась ночными страхами делиться. Дура!
– Нет-нет, я просто хотела… ну, я думала, что вы… – Она окончательно запуталась в словах, замолчала и чуть было не расплакалась.
– Ну, хорошо. Тогда давай отложим на завтра. Обсудим всё, что ты увидела этой ночью, и вместе подумаем. Ладно? А сейчас посмотри, что нам нужно, составь список, пока я буду собираться. И не забывай за всеми присматривать – я на тебя надеюсь. Особенно за Олегом.
– Конечно!
Она улыбнулась, мгновенно забыв и слезы, и ночные видения. Конечно, за Олегом она присмотрит в первую очередь, тут даже и говорить нечего. Ей это только в радость!
Оксана снова схватила Учителя за руку, прижала к щеке и быстро ускакала в комнату. Игорь посмотрел ей вслед, вздохнул с облегчением: ну вот, всё уладилось. Никакой болтовни с больной головой, никаких психологических этюдов. Девочка занята и – самое главное – счастлива.
И с Пустым хоть какой-то просвет появился. Игорь готов был махнуть на парня рукой – тот твердо решил закончить эту жизнь, чтобы начать следующую, которая, как он верил, вряд ли будет хуже. И последовательно шел к своей цели. Год назад Олег разом потерял любимую, веру в людей и смысл жизни, и на него давно уже не действовали разговоры и проповеди. Таблетка эйфорина утром, два стакана водки вечером – вот и вся реабилитация. И вдруг совершенно неожиданно между Ксаной и Олегом появилась какая-то странная симпатия, любовь – не любовь… сразу и не скажешь. Они просто сидели вместе часами, Пустой что-то вполголоса объяснял новой подруге короткими рваными фразами, девушка слушала, кивала, то ли в самом деле соглашаясь, а может, чтобы не расстраивать недоверием.
Игоря совершенно не волновало, о чем они шепчутся. Всё идет хорошо. Поговорят, успокоят друг друга, может, приласкают еще. И кошмары будут пореже сниться.
Сквозь тягучий, мучительный полусон-полубред откуда-то снаружи просочился крик. В любом другом случае Олег и внимания бы не обратил – мало ли здесь стонов и воплей, но голос показался знакомым. Кто это здесь, в его собственном сне? Любопытство потянуло за собой, и он полез, полез вверх, как водолаз из океанских глубин, высвобождаясь от тяжелого гнета видений и не менее тяжелого похмелья.
С трудом разлепив распухшие веки, он обвел взглядом комнату. Пустой стол, кресла с изодранной обшивкой, рядом на лежанке спит, свернувшись эмбрионом, кто-то свой, привычный, но кто – со спины не понять. Из-под короткого пледа видны только худые ноги в потемневших от грязи и пота полосатых носках. У стены свалена использованная пластиковая посуда – ножи, вилки, стаканы. Ждет Учителя, кроме него на улицу никому выходить нельзя. Да и не пойдут – не тянет. Кому-то, как бедной Оксане, страшно, а таким, как он сам, давно уже всё равно.
В углу, рядом с ножкой стола примостилась недопитая бутылка водки. Наклейка отодрана, но и так понятно, что это за прозрачная жидкость в простой стеклянной бутылке.
Кричала Оксана. Она сидела на диване, вжавшись в угол, как перепуганный котенок, дрожала и всхлипывала.
Олег сполз с лежанки вниз, встал на четвереньки. Его мутило, пол ходил ходуном, стены всё время норовили куда-то разъехаться. Он зажмурился, слегка, чтобы не вызвать новое светопреставление, помотал головой и, превозмогая страшную ломоту в костях, пополз к дивану. Сухой, тяжелый и непослушный язык с огромным трудом ворочался во рту. И всё же, протолкнув воздух сквозь саднящее горло, ему удалось… нет, не сказать, скорее – выдавить слова по капле, будто пасту из опустевшего тюбика:
– Не кричи… Оксанка, не надо. Сейчас… я приду… и всё будет… хорошо…
Поднять голову, чтобы посмотреть, услышала она или нет, он не мог – мир бы опять перевернулся. Но всхлипы затихли. И вдруг рядом оказался кто-то близкий и родной, обнял и прошептал:
– Олежка… мне страшно. Я так больше не могу.
На следующий день, ближе к полудню, отдохнувший и посвежевший Игорь, поставив набитые сумки у стены, звенел ключами и предвкушал, как сейчас, едва он откроет дверь, к нему бросится Ксанка, прочие девчонки из нормальных, парни подойдут, чтобы пожать руку и взять сумки. Может, кто-то из «тяжелых» пришел в себя, почувствовал радость жизни и тоже встретит Учителя на пороге.
Дверь открылась. Странно, но за ней никто не стоял, коридор вообще был пуст, лишь в дальнем конце, у кухни кто-то спал прямо на полу, шумно дыша и ворочаясь.
– Ксанка! – позвал Игорь.
Молчание. Из угловой комнаты доносился богатырский храп и невнятные стенания. Учитель улыбнулся: Леона и Стаса, похоже, опять положили на одной кровати.
Он свалил сумки в прихожей, скинул ботинки. Как был, в плаще, прошел на кухню. Может, Ксана готовит, как обычно в это время, и потому не слышит?
Но и там ее не оказалось. На стуле развалилась Ириска, сопя и причмокивая открытым ртом. Грязная рубаха немного задралась, обнажив живот и краешек нестираного лифчика. В углу всё так же спала Катёнка. Игорь удовлетворенно кивнул: пол под ней сверкал чистотой. Молодец, Ксана! Только где она? Уйти из Приюта девушка не могла – ключи есть только у него. Что за глупые прятки?!
Он нашел их в ванной. Пустой и Ксана сидели на полу, навалившись спинами на выщербленный край чугунной лохани. Олег обнимал поникшую девушку свободной рукой, другая – с распоротыми венами – лежала на колене, сжимая в кулаке ладошку подруги. Ее запястье пересекала такая же неровная буро-коричневая полоса с лоскутьями кожи. Стекая вниз, их кровь смешивалась, пока не запеклась на полу багровым ковром.