Бесстыжая

Оружие упало на влажный кафель, и Люк поймал Джесси, не дав ей упасть. «О, Господи», – прошептал он, и это неуместное в данной ситуации упоминание о Боге заставило его тоже оказаться в этих сетях, словно сделав еще одной жертвой того хаотического состояния, в котором находилась Джесси.
Джесси позволила себе расслабиться в его суровом объятии. Все еще не оправившаяся от ужаса, она вдруг поняла, что Люк тоже дрожит. Подняв за подбородок ее голову, он нагнулся к ней и поцеловал удивительно мягкими и горячими губами. Прикосновение его губ вызвало в ней странное и жаркое желание, и Джесси застонала.
Внезапно она поняла, что совершенно раздета и все ее тело горит. Бушевавшее в нем пламя, казалось, прожигает его одежду, достигая ее ставшей вдруг очень чувствительной кожи. Приступы желания были подобны весенним молниям.
Она хотела этой дикой сладости. Она хотела этого. С ним.
Рассудок кричал ей, чтобы она остановилась, и она сделала еще одну отчаянную попытку подчиниться ему. Джесси приказала себе оттолкнуть его, убежать прочь от этого чудовища, но ее пальцы предательски охватили его плечи, и в глотке родился призывный стон.
– Джесси… – Губы Люка стали жаркими и голодными, а поцелуй наполнил невыносимой негой. Джесси словно слилась с ним, испытывая нечто вроде неистовства. Пальцы Люка скользнули к ее ягодицам, а затем – между ног, погрузившись в путаницу рыжих волос на лобке. Мучительное ощущение заставило Джесси содрогнуться. Нет, только не это! Нет!
– Не прикасайся ко мне! – Джесси выгнулась назад и попыталась высвободиться из его объятий.
Черные горящие глаза Люка впились в ее лицо. Переведя дыхание, он заговорил:
– Что случилось? Ты что, меня не переносишь? Может быть, я недостаточно нежен? Или недостаточно чувствителен? Неужели Саймон был лучше?
Джесси была скорее ошарашена, чем оскорблена. Ее тело жило своей жизнью, отчаянно желая его. Ощущение его руки между ног по-прежнему жгло ее, как будто он все еще ласкал ее лоно. Но чувство гнева снова заполнило все существо Джесси – гнева на то, что он с ней сделал, на то, что она позволила сделать это с собой. Ее снова охватила дрожь – вся эта ситуация была патологически ненормальной.
Трясущимися руками она потянулась за полотенцем, с грехом пополам завернулась в него и подняла голову, чтобы встретиться глазами с Люком. Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы вспомнить ту ярость, то обжигающее неистовство, которое десять лет назад убило ее любовь к нему. «Вспомни ту ночь, – сказала она себе. – Вспомни, что он сделал, и тебе будет легко возненавидеть его».
Джесси заметила валявшийся на полу пистолет и попыталась понять, дотянется ли она до него.
Люк посмотрел на нее понимающим взглядом и поднял оружие.
– Ничего, если я его возьму? – осведомился он, засовывая пистолет за пояс. – Я уже привязался к нему.
– Убирайся или я позову полицию!
– Это будет ошибкой, – предупреждающим тоном сказал он. – Неужели тебе хочется увидеть в передовицах заголовок типа: «ЧЕРНАЯ ВДОВА ПЫТАЕТСЯ УБИТЬ ПРИЕМНОГО СЫНА»?
– Плевать я хотела на заголовки! Немедленно уходи!
– Сначала ответь мне на некоторые вопросы, – сказал Люк, откидывая со лба свои волнистые черные с отливом волосы. – Ты многого достигла, малышка. Я хочу знать, как это произошло. Каким образом Джесси Флад, дитя трущоб, так обманула свою фортуну? Поделись со мной этим маленьким секретом, а, Джесси? И почему ты так меня боишься? Этот вопрос меня тоже очень интересует.
– Боюсь тебя? – ухмыльнулась она. – Ничего подобного.
– Тогда откуда же у меня пулевое ранение? И почему тогда ты так настаиваешь на том, чтобы я покинул этот дом?
– Потому что ты мне не нравишься, Люк.
– Правда? – Он взглянул на ее грудь, не оставляя никаких сомнений в том, о чем он сейчас подумал. – Хотел бы я знать, как ты обращаешься с парнями, которые тебе нравятся.
– Убирайся!
– Ну что ж, ты знаешь, где меня найти, – сообщил он. – Если я тебе для чего-нибудь понадоблюсь, я буду в крыле для гостей.
– Ты не должен оставаться в этом доме.
– Увидимся, – сказал он и удалился, одарив ее на прощание мрачной улыбкой.
Джесси в изнеможении опустилась на пол и свернулась в комочек, прижав дрожащие пальцы к лицу. Хоть бы он не вернулся и не застал ее в таком состоянии, думала она. Однако через несколько секунд она уже собралась с силами и знала, что предпримет. Еле передвигая ноги, Джесси прошла в спальню, взяла телефонную трубку, перевела дыхание и набрала номер. После двух гудков на другом конце провода включился автоответчик, и Джесси оставила сообщение из двух слов: «Люк вернулся».
  
Глава 6
 
– Господа, господа, – произнес Мэтт Сэндаски, делая очередную бесплодную попытку внести какой-то порядок в хаос вечернего заседания исполнительных директоров газет. В этом году газеты круга «Сан-Франциско Глоб» оказались в весьма затруднительном положении, и сотрудники никак не могли найти выход из этого смертельного тупика. Черт побери, подумал Мэтт, они даже не могут договориться о стоимости чашки кофе.
Мюррэй Пратт, главный менеджер «Глоб», с оскорбленным видом вытянул палец в сторону Пита Фишера, самого блестящего и самого вспыльчивого редактора.
– Что значит «равнодушный», Фишер? Я же не против обнаженной натуры, черт возьми! И, между прочим, что там с работой по воскресеньям и улучшением дисциплины? Я должен это прочитать.
– Лучше бы ты об этом написал! – вскинул голову Фишер. – Если я сказал «равнодушный», прости меня, Мюррэй. Я имел в виду другое: грубый и корыстный. Ты свою больную мать продашь за десять новых подписчиков.
– Мою мать? – фыркнул Мюррэй. – Да я и за одного ее продам.
Мэтт с размаху шлепнул ладонью по столу, заставив всех сидевших в кабинете сотрудников взглянуть на него с изумлением.
– По-моему, сегодня мы уже вряд ли чего-то добьемся, – собрав остатки своей дипломатичности и обведя взглядом измученных бесплодным сидением товарищей, произнес он. – Давайте считать, что уже наступило утро, а, господа?
Фишер, уже торопившийся к выходу, споткнулся от неожиданности..
– Мюррэй, он назвал нас господами? По-моему, это оскорбление.
– Убирайся отсюда, филистимлянин! – зарычал Мэтт, указывая на дверь. – Кончен бал, погасли свечи.
Явно удовлетворенный тем, что ему удалось вывести из себя своего обычно столь респектабельного шефа, Пит Фишер застыл по стойке «смирно», отсалютовал и вышел из комнаты – таким же свеженьким, каким вошел в нее несколько часов назад. Он не только самонадеянный, подумал Мэтт, у него еще и глазки такие же маленькие и блестящие, как у грызунов, животных, к которым Мэтт питал особое отвращение.
Схватив стакан с ледяной водой, Мэтт прижал его к своему пылающему лбу, дожидаясь, пока из комнаты выйдут все остальные сотрудники. Будучи новым президентом «Уорнек Комьюникейшенс» и издателем «Глоб», он попал под перекрестный огонь деловой и редакторской сторон издательской деятельности. К сожалению, эти два противоборствующих течения явно вцепились друг в друга мертвой хваткой.
Через минуту он уже был в примыкавшем к его кабинету душе и увидел свои покрасневшие от напряжения глаза в зеркале. Темные круги, углубившиеся от усталости морщины, щетина на подбородке испугали его. «Впору „скорую“ вызывать, – пробормотал Мэтт. – Я умру от измождения, если немедленно не помоюсь, не побреюсь и не сменю одежду».
Глядя на него сейчас, трудно было поверить в то, что менее года назад Мэтт Сэндаски возглавлял список самых завидных женихов, ежегодно публиковавшийся в «Сан-Франциско», местном развлекательном журнале. Сотрудники журнала хвалили его за умение изящно одеваться и стричься, уделяя особое внимание его безупречным ногтям.
Когда Саймон заправлял делами, было гораздо проще выглядеть, как денди, невесело подумал Мэтт. Лениво плеснув в лицо холодной воды, он услышал раздавшийся в кабинете звонок. Озабоченный голос секретарши донесся до душевой.