Дальняя командировка

Умный человек, прокурор Керимов — тот сразу по­нял смысл произнесенного слова «афронт», а также и адрес угадал, по которому оно прозвучало. На его плос­ком лице застыла дежурная усмешка, и глаза щурились будто от ослепительного солнца, которого на самом деле и в помине не было.
Мрачный Сажин, неодобрительно покачивая рано облысевшей головой, не проронил тем не менее ни сло­ва. Он поглядывал на мэра и озабоченно играл густыми бровями.
Не перебивая Затырина, Савелий Тарасович выслу­шал рассказ до конца, попросив только об одном — еще раз повторить про телефонный звонок из области. Есте­ственно, подполковник нигде не назвал Кривенко Геб­бельсом, но сам факт разговора в резких и приказных тонах подчеркнул особо. Как и тот факт, что его ответ­ные действия носили вынужденный характер.
Обмена мнениями не получилось. Присутствующие на совещании неопределенно пожимали плечами, отво­дили взгляды в сторону, отделывались ничего не знача­щими междометиями. И видно, мэру надоела эта недо­сказанность.
— Ну и как мы должны реагировать на подобные рас­поряжения в дальнейшем? — задал он явно провокаци­онный вопрос.
— Если вас смущает собственно неопределенность, — мягко заговорил судья, — можно, вероятно, позвонить, но обязательно по какому-нибудь серьезному делу, Ни­колаю Александровичу, — судья имел в виду Кривенко, — и в разговоре заметить, что его указание выполнено. А если он попросит напомнить, о ком идёт речь, что лично я не исключаю, добавить, что конфликт с предпринима­телями полностью исчерпан. К обоюдному удовлетворе­нию сторон. Но это если есть дело, а так, специально… не знаю… — И судья снова уставился в окно.
— А ты, Иннокентий Мурадович, что подскажешь?
— Я на вашем месте, наверное, поручил бы эту мис­сию Павлу Петровичу. Они уже разговаривали. Позво­нил и доложил — все в порядке. Меня тут другое больше волнует. Закрыли мы вопрос — и ладно. Но если они дей­ствительно спонсируют Кожаного, важно, чтобы в дан­ном вопросе прежде всего сам Кривенко был на нашей стороне. Поэтому проявить озабоченность должны имен­но вы, Савелий Тарасович, так будет гораздо правильнее в политическом смысле.
Высказав свое мнение, Керимов бросил быстрый и хитрый взгляд на Затырина: мол, как я ловко перевел стрелки с тебя на него?
«Нуда, — подумал подполковник, — а кто первым же меня и предложил? Ишь умник! Еще, поди, и благодар­ности потребует — хитрющие эти азиаты… » И Затырин решил опередить неприятную для себя ситуацию.
— Я бы, конечно, давно уже и сам это сделал — по­звонил бы и доложил: все честь по чести, — кабы не одно «но». Э-э… этот э-э… ну Кривенко… — Сидящие за сто­лом заулыбались, сообразив, как хотел назвать помощ­ника губернатора подполковник, но тут же убрали улыб­ки под строгим взглядом мэра. — Он сам вчера недвус­мысленно сказал: «Об исполнении можешь не доклады­вать!» Он ведь уверен, что уж его-то указания мы всегда выполняем, так какая ж после этого дополнительная про­цедура проверки? А своим звонком я мог бы усугубить положение. Придать ничтожному вопросу дополнитель­ную и ненужную остроту. Они пожаловались, мы испра­вили положение и принесли свои извинения, которые ими приняты, — значит, конфликт полностью исчерпан. А если будут новые претензии к моим ребятам, так я их уложу в больницу, и врачи зафиксируют у них и сотрясе­ние мозгов, которых там отродясь не бывало, и ушибы, и ссадины, и переломы, и что угодно. Но ведь и мои парни тоже не выдвигают обвинений против тех, кто нанес ущерб их здоровью, правильно? Хотя… речь об этом у нас заходила, но… я не уверен, что такой ход был бы все-таки верным, им лучше пока помолчать.
Подполковник внимательно посмотрел на прокуро­ра, ожидая его поддержки. И тот утвердительно кивнул.
— Ага, так ставишь вопрос?.. — Мэр задумался. — А что, это аргумент! Они — нам,’ а мы — нате, мол, вам! Вот оно, врачебное заключение! Хорошая мысль, Паша. Пусть-ка их обследуют, а ты, со своей стороны, подска­жи медицине, в чем там могут быть наши интересы. Вер­но мыслишь… А вот что с Кривенко этим, прямо и не знаю… Подкосил он меня… А ты чего молчишь, Иван Порфирьевич, чего глаза прячешь? Все выступают, дель­ные советы высказывают, а ты один в рот воды набрал! Несогласный, что ли? Так и говори!
— А я чего? — пожал плечами заместитель мэра. — Я ничего, я их понимаю. Дело высказывают. Ты сам-то, Савелий Тарасович, крепко себя на стуле ощущаешь? Так и колготиться нечего тогда. Считай каждый шаг свой правильным. А которые несогласные, как ты выражаешь­ся, — вот им бог, а вот и порог. Мы никого здесь не дер­жим. А уберутся, остальным только спокойнее будет.
— Ага, — едко заметил мэр, — все позакрываем, всех разгоним, а жить-то кто в городе останется? Кто людей кормить будет, ты, что ли?
— А за это не надо беспокоиться, умные люди всегда найдутся.
— Ты потому так говоришь, Иван, — Гузиков резко, словно ствол пистолета, направил палец на своего зама, — что сам интересы имеешь. И не государственные, а собственные! Хотя ты прежде всего лицо государствен­ное и потому ответственное!
— Можно подумать… — огрызнулся Сажин.
— И нечего думать! — повысил голос мэр. — У нас тут у каждого свои интересы имеются. И немалые! Но это не дает нам права думать только о себе! Я верно мыслю, Антон Захарович? — Гузиков пристально уставился на судью.
— В общем и целом, да, — подтвердил он.
— Вот так, слышал, как наша судебная система реа­гирует, Иван Порфирьевич? — строго упрекнул замести­теля мэр. — И нам всем сейчас надо не о личных карма­нах беспокоиться, а о грядущих выборных программах! У нас с вами тут будет немало противников. Про сторон­ников я не говорю, это уже известные люди. Меня на­стораживает также провокационная публикация в «Но­востях». Мы должны оппозиции рот закрыть, а не насе­лению. Народ не в оппозиции, если он сыт и при день­гах. Надо людям объяснять, чтоб они верили, что новая политика насчет монетизации льгот не коснется их ко­шелька, что мы костьми ляжем, а надуть инвалидов и пенсионеров не позволим! Как там дальше получится, еще неизвестно, но на выборы мы должны выйти с чет­кой программой помощи неимущим.
— Это все правильно и хорошо, — вздохнул район­ный прокурор. — Но я предвижу, что в скором времени — и придет оно ближе к зиме, через месячишко-другой, — меня завалят жалобами по поводу этой явно не проду­манной наверху льготной политики. А жалобы на вас пойдут, Савелий Тарасович. Если в Москве еще кое-как обойдутся с дополнительными средствами, то у нас с вами ни одной лишней копейки не сыщется. Помяните мое слово. Выборы будут в декабре, а мы должны основную работу с населением провести гораздо раньше. Так я по­нимаю задачу?
— Правильно понимаешь, Иннокентий Мурадович. А если которые станут резко возражать против государ­ственной политики, то мы с ними особо церемониться и не обязаны. У нас для этого имеется целая правоохрани­тельная система, и даром есть народный хлеб мы ей не позволим!
— Вот это трезвая и деловая постановка вопроса, — поддакнул наконец Сажин. — А с газетенкой той я все- таки предлагаю разобраться.
— Не торопи, придет и ее время, — строго пригрозив пальцем, пообещал мэр. — Усякому овочу свий час, как у нас говорили, на батькивщине…
— Свой-то он, может, и свой, — хмыкнул прокурор, — но у меня вопрос к Павлу Петровичу: до каких пор будет бездельничать наш славный областной ОМОН? Может, учения какие-нибудь показательные у нас в районе про­вести, чтоб народ видел нашу силу? А то ведь с этими га­зетками мы скоро вообще всякое уважение к себе поте­ряем… Не знаю, я сказал, а вы подумайте, это не по моей части… А касаемо спонсоров, тут, думаю, надо продумать кампанию. Кто, к примеру, заботится о спокойствии сво­его города? Вот и помоги тому конкретно, а не на словах. Это, между прочим, нашего Прапорщика тоже касается, Савелий Тарасович. Я знаю, что с ним у нас установи­лись паритетные отношения, но этого скоро окажется мало.
— Ты хочешь предложить ему надавить на оппози­цию?