Игра на опережение
— Вот с этого бы ты, Гриша, и начинал. Лучше меня знаешь их… Позвони сам Автандилу, позвони Зурабу…
Забельский картинно возвел глаза к потолку, как бы призывая Колобова в свидетели: ну как еще с ними разговаривать!
— Пойми, Ансар… — терпеливо сказал он. — Вы там все потеряли ощущение реальности! Решили, что все вам можно. Осторожнее бы… Не дразнить бы вам больше русского медведя.
— Атомную бомбу сбросят? — недоверчиво спросил Ансар.
— Не исключено. Мировое общественное мнение, то-се… К нему пока прислушиваются. Введут побольше танков, вертолетов. Тебе это нужно? Мне и нашему бизнесу — не очень.
— А, брось, пусть ваши паркетные генералы в горы сунутся, сразу по зубам получат! — ответил Ансар.
— Как раз у наших паркетных генералов совсем другое чешется, — сказал Григорий Иванович, поглядывая в сторону Колобова, который опять запустил свой сканер, проверяя линию. — Но воевать-то будут не они! Молодые полковники и капитаны, которые хотят себя показать и продвинуться по службе, чтобы тоже стать паркетными воеводами… Боюсь, на этот раз вы так легко не отделаетесь. Если уж вся Россия навалится, она вас раздавит!
— На чеченский нож она навалится своим брюхом, — проворчал Ансар. — И уже не встанет.
— Опять ты не понимаешь! Вам после Хасавюрта нужно было показать себя самостоятельным, способным к саморазвитию государством! Заинтересовать Запад! А вы чем занялись? Поэтому нам следует побыстрее продемонстрировать наш проект, чтоб мир увидел, на что способны свободные и энергичные люди в Ичкерии! Вот, мол, все готово к нефтедобыче! Бизнес-план, деньги, закупленное оборудование! А вы на что тратите мои вложения? Опять на «иглы» и «стингеры» да виллы в Турции? Ты хоть понимаешь, как и чем я рискую? Как только начнутся разговоры: ну вот видите, эти бандиты только разрушать умеют, созидать они не способны, — все, всем вам конец.
— Гриша, ты меня знаешь… Это все мне понятно… — сокрушенно согласился с ним Ансар. — Я только о том и говорю. Нам сейчас нужно, чтобы грузины нас поддержали. И хотя бы обозначали строительство нефтепровода от нашей границы и терминала в Поти. Ты с Зурабом говорил?
— С Зурабом я уже переговорил… Там нужны специфические меры воздействия, сам понимаешь какие…
— Понял, Гриша, я все понял… Примем адекватные меры. Специфические, как ты правильно выразился.
— Смотри только, не переборщи… — заметил Григорий Иванович. — Грузины обленились, слишком привыкли сибаритствовать со времен советской власти. Чтобы их еще уговаривали, чтоб их еще поняли… И еще там все друг на друга или наверх кивают, вплоть до Тбилиси. Мол, все мы понимаем, что это для нашей же пользы, но видите ли, всем этим понимающим надо еще отстегнуть. А у них с коррупцией еще хуже, чем в матушке-России. У меня же карман, сам знаешь, не бездонный.
— Так как мы это решим, Гриша? — Ансар деликатно оставил без внимания последнюю фразу. — Новых солдатиков для выкупа я нашел. Отовсюду подбирали, самых телегеничных, как ты просил, самых несчастненьких. Одних купил, а некоторых даже силой пришлось вызволять…
— Сколько всего?
— Пятнадцать, как договаривались… Много, мало?
— Кое-что изменилось, — подумав, сказал Забельский. — Сейчас мне нужны такие пленные, чтоб у них, кроме матерей, никого близких не было.
— У меня и круглый сирота есть. После детдома призвали.
— Ты что, не понял? Зачем мне нужен круглый сирота? Еще раз: мне нужны слезы матери крупным планом при встрече с сыном, которого она уже не чаяла увидеть! Тогда мои зрители, сопереживая, этих солдатиков еще больше пожалеют… А на меня будут смотреть с благодарностью…
Краем глаза Григорий Иванович заметил, как Колобов поднял голову от сканера и посмотрел поверх очков.
— И еще. Отбери тех, чьи матери живут недалеко от Москвы, поближе, не в Сибири или на Дальнем Востоке… Долго ждать, пока они прилетят. А время не ждет. Эти солдатики понадобятся уже послезавтра. Ни позже, ни раньше. Пауза слишком затянулась, понимаешь? А вот кривотолки продолжаются… Учти, это опять будет в прямом эфире! И если опять сорвется…
— Рисковый ты человек, Гриша! — уважительно заметил Ансар. — И все правильно делаешь. Докажи им всем, дорогой: если это касается судьбы ни в чем не повинных русских мальчиков, то ты стоишь выше сплетен и пересудов! Да и нам здесь больно смотреть, как тебя там ругают! Кстати, с Алтая у меня есть один паренек. С Алтая подойдет? — поинтересовался Ансар. — Вроде недалеко?
— Ты когда последний раз карту России видел? — строго спросил Григорий Иванович. — Повторяю. Годятся только те, что из Нечерноземья, Центральной части, и чтобы аэропорт был рядом. А лету — не больше, чем два часа. Найдутся такие?
— Думаю, да. Человек семь наберется, — подумав, ответил Ансар.
— Хватит пятерых.
— А с остальными что прикажешь делать? Я ж и так самых больных и хилых отбирал, как ты просил! Кому они нужны? Куда я их?
— Это твои трудности, Ансар. — И Забельский отключил сотовый
Ансар чертыхнулся, вышел из дома. Во дворе несколько молодых боевиков из его отряда чистили оружие. В соседнем дворе блеяли овцы, похоже, их только что загнали и собирались стричь. Хотя нет, кажется, хозяин ждал сегодня гостей. Еще вчера приходил и приглашал. Кажется, внучка родилась… Так что его баранам не позавидуешь…
— Салман, давай сюда этих русских, — приказал Ансар ближайшему боевику по-чеченски. — Потом дочистишь. Список принеси, не забудь. И здесь их построй…
Через несколько минут их вывели из подвала, и они стояли перед ним, все пятнадцать человек, понурив головы.
Ансар не спеша прошелся перед строем.
— Я уже спрашивал, спрошу вас еще раз. Есть желающие принять истинную веру?
Они молчали, потупив головы.
— Сазонов! — позвал Ансар, и самый низенький, стриженый парнишка встрепенулся, поднял голову, вышел из строя.
— Говорил тебе, Коля, никто в России тебя не ждет. Ни мамка с папкой, ни президент с Думой. Хоть ты и русский, но Бог у вас иудейский. А значит, ему ты тоже не нужен. Говорил я тебе?
Пацан неопределенно пожал плечами.
— Говорил… — промямлил он.
— А ты меня не послушал… Встань обратно в строй. — Ансар, не глядя, протянул руку в сторону, ему передали список. Он внимательно его просмотрел. — Павел Климов, ты из Калача, верно? — спросил он.
— Да… — кивнул белобрысый, исхудавший и самый оборванный парень.
— Это где он расположен?
— Воронежская область…
— До Москвы сколько лететь?
— Н-не знаю. Не летал. Знаю, что до Воронежа надо на поезде, там недалеко, а оттуда полтора часа лета до Москвы.
— Мать у тебя есть?
— Есть… Отца нет.
— Ладно, выходи, становись направо от меня… Сорокин Антон! Ты из Копейска, верно?
Самый высокий, тощий и согнутый в три погибели, как от боли в животе, парень кивнул.
— Мать у тебя есть?
— Есть…
— Копейск — это до Урала или за ним?
— Урал это, — пробурчал Сорокин.
— Значит, мать у тебя точно есть, верно?
— Да… Отец на шахте погиб.
— Черт с тобой, тоже выходи… — махнул рукой Ансар.
Через пять минут пленные были разделены на две группы. В одной было шестеро, в другой девять человек.
— Нет, нужно пять, — сказал Ансар. — Сорокин, вернись назад… Не повезло тебе. Далеко слишком живешь. Муса, отвези этих в Шали, — сказал он одному из боевиков, кивнув на отобранных. — Остальным придется подождать. Выкупят в другой раз.
— От Челябы до Москвы за два часа можно долететь, — сказал Сорокин. Похоже, он уже понял, в чем тут дело. — Я согласен, веру вашу приму. Хоть сейчас…
— Нет, Антоша, — покачал головой Ансар. — Ты неглупый парень. И будь мужчиной. Если вы России не нужны, то мне и подавно. Зачем мне нянчиться с больными? А с Аллахом, дорогой, не торгуются. Или ты к нему с чистой душой, или он от тебя отвернется. У тебя ведь живот болит уже вторую неделю, верно?
— Болит… — скрючился Антон еще больше.
Остальные пленные, стоявшие рядом, понуро слушали, не проявляя ни страха, ни беспокойства.