Воин (ЛП)
Внезапно с ней поравнялся Локлан, заставляя придержать лошадь.
– Что-то не так?
Горец жестом призвал ее к молчанию.
Катарина затихла – лишь кровь оглушительно стучала у нее в ушах.
Мак-Аллистер соскользнул с коня на землю и протянул к принцессе руки, приглашая присоединиться к нему. Не уверенная, что стоит повиноваться, Кэт все же заставила себя довериться шотландцу. Он крепко обхватил ее талию и поставил девушку на землю рядом с собой. Затем Локлан сильно хлопнул ее лошадь по крупу, послав животное вскачь в темноту.
– Что ты… – удивленно начала Катарина.
– Ш-ш-ш! – резко оборвал он ее.
Кэт рассерженно наблюдала, как шотландец отвел своего жеребца на обочину, заставил его лечь на землю и прикрыл листвой и ветками. Свою спутницу горец уложил у лошадиного бока и, замаскировав ее, устроился рядом.
Едва Локлан успел укрыться сам, как она услышала приближающийся топот копыт.
– Ты их видишь? – раздался голос одного из солдат.
– Да, они по-прежнему скачут впереди нас, – отозвался другой.
Когда отряд преследователей пронесся мимо, девушка пошевелилась, собираясь подняться на ноги, но горец удержал ее, прижав к себе. Это было такое интимное ощущение – чувствовать, как сокращаются мускулы его руки возле ее живота и груди. Кэт уже открыла рот, чтобы запротестовать против такого обращения, как вдруг услышала, что приближается еще один всадник. Она с изумлением ждала, когда солдат проскачет мимо.
Когда конский топот затих вдали, Локлан вскочил на ноги и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.
– Откуда ты знал, что будет еще один верховой? – удивилась Катарина.
– Любой командир, у которого в голове есть хотя бы немного мозгов, оставит одного конника в арьергарде как раз на случай именно такой уловки.
Воин усадил спутницу на своего скакуна и сам вскочил в седло позади нее.
– Твоя лошадь выдержит нас обоих?
Повернув на восток и пуская коня рысью, горец ответил:
– Какое-то время, но недолго. Нам придется передвигаться медленнее, чем раньше. Но раз нам больше не дышат в спину, думаю, мы сумеем оторваться от погони.
– Пока они не обнаружат, что на моей лошади нет седока.
– Надеюсь, к тому времени они ускачут достаточно далеко, и им нелегко будет, вернувшись, нас найти.
Катарине оставалось уповать на то, что Мак-Аллистер прав. Меньше всего ей хотелось возвратиться в оковах к отцу. Не говоря уже о том, что, помогая ей, шотландский лэрд подвергает опасности свою жизнь. Не будучи ничем обязанным девушке, Локлан все же обращался с ней добрее, чем ее собственная семья. И это смягчало сердце Кэт.
– Я уже говорила, как сильно признательна тебе за все, что ты для меня делаешь?
– Нет. Ты только обзывала меня.
– Тогда я никогда больше не буду этого делать. Даже если ты заслужишь, чтобы я тебя откостерила.
Локлана ошеломила нежность, сквозившая в голосе Катарины. Он больше привык слышать от людей злобные, а не сладкие речи, поэтому, не зная, как следует отреагировать, лишь буркнул:
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста.
Дальше их путешествие продолжалось в молчании, так как горец чутко прислушивался, не возвращаются ли королевские ратники. Беглецы удалялись все дальше в лес, и, казалось, они сумели оторваться от преследователей.
Сперва Кэт тоже сосредоточено прислушивалась, нет ли снова за ними погони, но довольно скоро ее убаюкали усталость, мерный ритм конского аллюра и тепло тела ее спутника. Девушка обнаружила, что буквально тает от близости Локлана.
Господь милосердный! От этого мужчины так хорошо пахло! Приятный, истинно мужской аромат его кожи вызывал у Катарины желание прижаться к горцу. Но она ни за что не могла себе этого позволить. И все же, хотя веки все больше тяжелели, внутри нее разгорался огонь желания.
Кэт изо всех сил старалась не заснуть, однако день выдался длинным, а ей пришлось бегать от преследователей буквально с момента, когда она утром выскользнула из постели. Теперь, чувствуя себя в безопасности, она постепенно поддавалась сильной усталости.
Локлан нахмурился, ощутив, что Катарина забылась сном. Ее тело расслабилось так внезапно, что ему пришлось обхватить спутницу руками, чтобы удержать от падения. Горец остановил коня, обхватил девушку поудобнее и снова продолжил путь.
Он обнимал ее осторожно, удивляясь про себя, что она так доверчиво заснула у него в руках. В Кэт чувствовалась сильная бескомпромиссность. Было очевидно, что принцесса, как и он, была когда-то окружена множеством фальшивых друзей. К нему, могущественному лэрду, такие люди желали приблизиться ради его силы и денег. Или они стремились похвастать знакомством с ним.
Отец предостерегал Локлана от таких приятелей. Но в юности он считал своего отца пресыщенным и ожесточившимся человеком. А теперь горца жгло осознание того, что его отец знал истинное положение вещей. Жизнь преподала Мак-Аллистеру суровые уроки, и ему хотелось знать, кто же причинил страдания Катарине, сделав ее такой, какая она есть.
Однако, в отличие от него самого́, Кэт сумела остаться открытой. Она не отгородилась от мира, а стремилась к людям, незащищенная, словно скорее готова была принять боль, чем ее избежать. Для него это было абсолютно непостижимым. Локлану причиняли немало страданий против его желания, и он не хотел приглашать новое горе в свою жизнь.
«Нельзя помогать людям, мальчик, – зазвучали в голове Мак-Аллистера слова отца. – Они все лишь используют друг друга: берут, что им нужно, и плевать им на остальное. Умоляют подать им монету, а получив, суют тебе нож между ребер, чтобы забрать все твои деньги, уж поверь мне. Люди – это блохи, разносящие грязь и заразу по шкуре господнего мироздания».
Локлан не хотел этому верить, но временами боялся, что отец был, скорее, прав, чем ошибался. И сейчас, держа в объятиях Катарину, горец гадал: каким, интересно, образом предаст его она.
Он вздрогнул от отвращения, когда перед глазами всплыло лицо Майры. Она была такой красивой и неиспорченной. Для юного Мак-Аллистера даже дотронуться до ее руки было равносильно прикосновению к небесному созданию.
А она вырвала из его груди сердце и растоптала. Как и предсказывал отец, эта девица бросила Локлана ради более выгодной брачной партии, поступив так же, как Изобейл с Киранном и Ювином.
Сейчас Катарина нуждается в его помощи. Но если когда-нибудь ей представится шанс, эта французская принцесса кинет шотландского горца на съедение волкам и, как обычно, весело рассмеется. Причем в этом даже не будет ее вины. Просто такова человеческая природа. Но тот, кто ожидает укуса от змеи, никогда не пригреет на груди гадюку.
Лучше всего действовать так: доставить девушку ее родным и на этом распрощаться. Чем раньше они расстанутся, тем скорее он сможет вернуться к своим делам.
И все-таки, глядя на безмятежное лицо Катарины и вспоминая вкус ее губ, Локлан гадал, каково было бы иметь рядом с собой такую женщину. Всем его братьям посчастливилось найти себе жен, за которых не жалко даже жизнь отдать. Женщин, доказавших свою преданность и любовь.
Но ему с этим не повезло. Что толку мечтать о лучшей доле? Он – лэрд, и жизнь его подчинена служению своим людям. С него довольно и такого существования.
Несмотря на это, Локлан не удержался, чтобы не дать волю своей фантазии, представив, что его крепко обнимает женщина вроде Кэт. Она была бы прекрасной матерью – не то, что его собственная. Катарина не стала бы съеживаться перед мужем от страха, а затем вымещать горечь от жестокого обращения с ней на ребенке. Она бы до последней капли крови сражалась ради защиты своего малыша и, скорее всего, ради любого другого слабого существа. Этой чертой ее характера Локлан восхищался.
А ее красота? Пусть не классическая, а очень экзотичная: темные волосы и глаза наводили на мысли о дьявольской кошке. У нее была смуглая кожа, покрытая загаром, в противоположность цвету лица большинства благородных дам, прячущихся от солнечных лучей. Локлан запросто мог представить Катарину бегущей босиком по лугу и, как всегда, смеющейся.