Филофобия (СИ)

Раньше я не особо всматривалась в его картинки, но сейчас приглядевшись к старинной монете, я увидела двух змей оплетающих какой-то кубок. Они были с открытыми пастями и шипели друг на друга. Перевернув монету, увидела какой-то символ в виде странного ромбика и завитков вокруг. Я такой нигде не видела. Какая-то загадочная монета.
Вскоре на улице совсем стемнело. Я посмотрела на время и убедилась, что сейчас глубокая ночь. Есть все же хотелось сильно, поэтому я решилась на такой отважный поступок, как проскользнуть из комнаты в поисках нормальной пищи, а не той остывшей штукой, которую мне притащила Юля.
Я, приоткрыв дверь, просунула голову и посмотрела по сторонам. Никого не было. Это меня порадовала и я, встав на носочки и подхватив тарелку с Юлиной запеканкой, пошла вниз.
Творожные запеканки я ненавижу с детства. У меня психологическая травма. В детстве бабушка силой затолкала в меня аж две твороженных запеканки. Я ревела и сопротивлялась, однако ей было плевать что меня тошнило от нее и ночью меня сильно рвало.
Я очень надеялась, что меня было максимально не слышно, потому что выходить на контакт с внешним миром я отчаянно не хотела. Спустившись с лестницы мне надо было пройти через гостиную и только так попасть в кухню. Вообще домик по дурацкому был устроен!
Я испуганно пискнула, когда заметила тусклый свет в гостиной. Свет был от зажженного камина. Значит там кто-то сидит. Очень беззвучно сидит. Значит это не Егор с Юлей. Егор от Юли не отходил ни на шаг и точно бы не сидел тут среди ночи, а Юле тут тоже находиться было бессмысленно. В любом случае где она, там и Егор.
Там может быть только один человек. Внутри все сжалось в тугой узел. Будь там какой-то другой человек, я бы, не смотря на ужасный голод скрылась в недрах своей комнаты, но там сидел Кир. Это другое дело.
Я тихонько подошла к входу и высунула чуть-чуть голову, чтобы одни глазком посмотреть на него.
Он неподвижно сидел напротив костра, иногда помешивая угли кочергой… или как там французы эту штуку называют?
На нем была простая, черная майка и черные спортивные штаны. Он неотрывно смотрел на огонь, от чего в его глазах отражалось оранжевое пламя. На лице на было не одной эмоции и мне стало даже как-то жутковато. Я уже начала сомневаться на счет того, чтобы подойти к нему или хотя бы пройти мимо. Боюсь нарушить его собственный покой. Может это его расслабляет, а я-то знаю какого это когда тебе мешают и нарушают личное пространство.
— ну и чего ты там встала? Иди сюда раз уж пришла.
Он говорил спокойно и на мое удивление как-то безразлично.
я не смело прошла в гостиную и встала чуть поодаль от него.
Он наконец повернул голову и посмотрел на меня.
— тебе холодно?
Он осмотрел мой внешний вид. Ну да. На втором этаже был просто дубак страшный! На мне были теплые леггинсы и серая толстовка. На ноги я одела толстые шерстяные носки, но от такого холода не спасала даже моя теплая экипировка.
— иди сюда. — Он похлопал по полу указывая место рядом с собой. — садись рядом. Тут тепло. Ты быстро согреешься.
Я послушно подошла и села рядом. Он взял из моих рук тарелку с отвратительной запеканкой и поднявшись с пола, пошел на кухню. В отличии от остальных, он хорошо знал, что это блюдо я терпеть не могу. Даже угрожал им несколько раз. Бывало проходил мимо с этим блюдом и в шутку держал тарелку над головой и говорил, что вывалит мне это чудо на голову. Я тогда была мелкой и хилой (как в принципе и сейчас), не могла дотянуться до тарелки, что была у меня над головой, он же опять угорал над моим гневным пыхтением.
Я протянула ноги поближе к костру и расслабленно закрыла глаза. мне наконец-то было тепло. Почему-то именно здесь я чувствовала себя более расслабленной.
Кир вышел из кухни с чашкой горячего какао и тарелкой бутербродов. Я с обожанием посмотрела на все эти вкусности. Быстро выхватив у него тарелку и схватила кружку какао, но уже более аккуратно чтоб не обжечься.
Я с удовольствием жевала бутерброд и запивая его ароматным какао облокотившись о Кира. Он был в общем-то не против, поэтому я нагло своевольничала, превращая Кира в теплую батарею и спокойно на него опиралась.
После того, как я поглотила все бутерброды, я отложила тарелку в сторону и грела холодные руки о кружку с остатками какао.
Мое тело подрагивало от проходящего холода и Кир это чувствовал.
— да иди ты сюда. Дрожишь как из северного полюса вернулась.
Он обвил меня руками и схватив с дивана плед еще и накрыл сверху. Стало гораздо лучше.
Какое-то время мы молча смотрели на костер. Теперь понимаю, почему Кир сидел тут и безотрывно глядел на огонь. Он может быть таким завораживающим, красивым и таким… понимающим.
— прости меня пожалуйста — тихо прошептала я ему. Я была уверена, что он слышит меня так как я сейчас находилась в его теплых объятиях. — я просто хотела, чтобы ты еще раз меня похвалил. Мне этого в жизни очень не хватает. Я не знала, что это может быть так приятно.
— глупая. — прошептал он мне в ответ — сказала бы что дело только в этом, я бы постоянно тебя хвалил. Мне же не жалко…
— ты простишь меня?
Я достала руку из одеяла и показала ему его монету.
— я уже давно тебя простил. дай сюда ее.
Он взял у меня монету и подкинув ее вверх, спрятал у себя в кармане.
Мы опять замолчали, с восхищением смотря на огонь. Мы оба ловили кайф от него. Оба видели в этом часть себя хоть это и странно звучит, но так и есть.
— спасибо тебе.
я посмотрела на его лицо, которое не сводило взгляда с огня. Помимо отражения огненного пламя, заметила в глазах усталость и какую-то знакомую боль. Я уже видела эту боль у него в глазах. Много раз, но только сейчас задумалась над причиной такого взгляда.
— почему ты меня боишься?
Задал неожиданный вопрос Кир. Он наконец посмотрел на меня своими порядком красными глазами.
— ты, о чем? Я не…
— ты все понимаешь.
перебил он меня, предугадав ответ. Я тяжело вздохнула и собравшись с мыслями, решилась на самую наглую наглость, которую я когда-либо делала. Я положила голову ему на колени, укутываясь в плед, как в кокон. Как ни странно, он ничего не сказал против, позволяя мне проделать с ним свои манипуляции.
— я… я не знаю. Что-то во мне отчаянно от тебя бежит.
Я вспомнила постоянную травлю бабушки о том, что все мужики — самые поганые существа на планете. Она постоянно брала в пример моего отца, который услышав о беременности мамы поспешил скрыться и максимум платил алименты, а когда мама попала в автокатастрофу и получила инвалидность, он вообще затерялся и перестал оказывать и без того такую малую помощь. Я его никогда в своей жизни не видела, так как бабушка сказала, что он даже не интересовался мной никогда. Дедушки у меня тоже никогда не было, но бабушка про него ничего мне не рассказывала, предпочитая перебирать косточки маме. Она постоянно винила маму, что она шалава, связалась с очередным идиотом. И постоянно говорила мне, что бы я ни в коем случаи не разговаривала с мальчиками и не дружила с ними. Твердила что, они не заслуживают хорошего к ним отношения. Она запрещала смотреть мне мультики и фильмы про любовь и все твердила и твердила, что-то совсем страшное на этот счет.
Хоть бабушка была и жестока в воспитании, постоянно кричала и наставляла, но я любила ее своим тогда еще детским сердечком. И пусть она терпеть не могла это слово. Я делала все что она скажет. Внимательно ее слушала и запоминала как она велела. Внимала каждому ее слову.
Я сама не поняла, как начала отключаться в теплых объятиях. Меня никогда не обнимали помимо него. Бабушка не терпела ласк и меня заставляла о них забыть, но он показал мне как это может быть приятно. Как тепло и расслаблено я себя сейчас с ним чувствую. Никогда на душе еще не было такого спокойствия. Я таких заботливых объятиях даже почувствовала себя нужной ему.
Мой сытый организм и данное тепло от человека, на коленях которого я лежу сделало свое дело и меня разморило на сон.