Курс оверклокинга для операторов машинного доения.

 
Глава 5.
Выход из «мертвой петли»
Перед выпиской из больницы Артема посетил Птицын. Директор был на редкость благодушен и приволок упаковку безалкогольного пива.
– Это тебе от профсоюза, - засмеялся он, - чтобы в следующий раз помнил о коллективе.
– Владимир Михайлович! - удивился Артем, - а ведь я думал, что вы меня с работы давно уже того! Турнули! Спасибо вам!
Директор вновь засмеялся.
– Люблю общаться с городскими, - признался он, - непосредственные такие… ну кто, скажи на милость, тебя с работы турнет! Оступился человек, бывает. Если бы я всех оступившихся выгонял, то в совхозе работать было бы не кому, уяснил? Премии тебе, конечно, за июнь не видать, но ведь это лучше, чем увольнение? Ну, и конечно, помни: терпение у меня не безграничное.
Артем, стараясь не демонстрировать сарказма, повторил:
– Спасибо. Конечно лучше, чем увольнение. Слава богу, что я так легко отделался. А вот что участковому будет?
Птицын нахмурился.
– Он уже не участковый. На прошлой неделе нам нового участкового представили. Кузьму в отдел забрали, учитывая его выслугу лет. Побудет годика полтора на какой-нибудь синекуре - и на пенсию. Нормальный он мужик, наш Петрович, хоть и алкаш. За тебя заступался, вину на себя брал. Ладно, Орлов, завтра жду тебя на работе. А сейчас открой пива - трубы после вчерашнего горят. Думаешь, ты один такой летающий?
Назавтра на работе был цирк. Каждый считал своим долгом подойти к электрику и похлопать его по плечу. Кобылкин вообще был в восторге и сказал, что у него как раз вчера в очередной раз накрылся стартер. После этого праздничное настроение у Артема как рукой сняло. Стартер у Кобылкина был под стать его молоковозу - в трех местах пробитый и с раздолбанным в конец бендиксом, шлицы на котором чудом цепляли за венец маховика. А вчера весь запас чудес, отпущенный этому механизму, закончился. Выплевывая из пасти самые хлесткие выражения из русского языка, парень потащил пять килограмм металлолома к себе в конуру.
К обеду Артем стал похож на шахтера-автолюбителя: руки прирожденного негра издающие стойкий аромат прелого тавота и ненависть к профессии в глазах. Когда к нему зашел Наждачный, парень сплюнул сквозь зубы взаправдашней желчью и злобно сказал:
– Все! Что хотите со мной делайте, но эта штука работать не будет!
– Ну и хрен с ней, - неожиданно согласился Коля, - этот стартер при позапрошлом завгаре свой ресурс выходил, пора новый покупать. Скажи механику.
Сказал, как в лужу п… плюнул. Попробуй, найди того же механика! Он ведь исчезает сразу после планерки, устремляясь в очередную командировку за запчастями, а приезжает поздно вечером. Его жена в лицо забыла, шугается по ночам, когда он голодный и злой шарит в холодильнике, возвратившись из очередной командировке. Однажды чуть со страху не приложила кочергой по темечку - думала вор. И Наждачный предлагает Артему поискать механика! Сволочь!
– Это один из вариантов послания в места не столь отдаленные? - скривившись, спросил он у начальника.
– Это - один из вариантов избежать утренней клизмы, - хмыкнул Николай, - потихоньку поезжай к нему домой. Сдается мне, Кармен отсыпается после рыбалки в сеновале. Смотри, только, чтобы баба его не узнала. Она уверена, что милый где-то в дороге - добывает для совхоза новый лущильник. И не догадывается, что он харю на вышках  [8] плющит! Давай! Ему рано выезжать в район, так пусть потрясет своей армянской жопой - достанет стартер для «пятьдесят тройки».
Получив разрешение сегодня на работе не светиться, Артем поспешил на другой конец деревни - к реке. Туда, где жила семья эмигранта из Армении - Акопа Киракосяна, который был известен под прозвищем «Кармен». Прозвище это образовалось очень просто. В начале всех начал, когда республики бывшего Союза трясло в лихорадке, он приторговывал всякой всячиной, держа мелочную лавку на дому. И всякий раз, уставший от нехватки алкоголя путник, отвечая на вопрос односельчан: «Комо грядеши?», - говорил, - «К армену». После, когда страна окрепла и снабдилась всякими полезными органами и щупальцами типа налоговой полиции, Акоп отошел от дел и устроился в совхоз на хлопотную должность механика. Но прозвище за Акопом осталось. Поначалу он чертыхался, и на обращения ребятишек: «Здравствуйте, дядя Кармен!» терпеливо пояснял приблизительно следующее:
– Малыш, меня зовут не Кармен, а Акоп. По вашему, Яков.
– А папа говорит, что Окоп по нашему - траншея! - хохотал во все горло сорванец убегая.
Армянин катал желваки и шел дальше. На углу у почты его кто-нибудь обязательно приветствовал:
– Здорово, Кармен!
– Здоровее видали!!! - шипел Акоп.
– Чего такой хмурый?
– Траншея кончилась! Пидарасы! Меня зовут Акоп!
Соблюдая все правила маскировки, Артем подкрался к киракосянскому сеновалу со стороны реки. В траве орали кузнечики и прочая микрофауна; из-за изгороди на парня лиловым глазом дивилась знаменитая на всю округу корова костромской породы по кличке Берта. Лениво двигая челюстью, она перетирала жвачку и тихонько гудела, точно силовой трансформатор.
Артем отворил дверь в сеновал, через которую разгружали сено, и в сумраке углубился на несколько метров.
–Чего надо? - раздался мягкий голос с едва уловимым акцентом.
– По твою душу, Акоп, - ответил наш герой.
– А, это ты, Артем! - зевнули над парнем, - а я подумал - ворюга наглый забрался. Что за спешка?
Негромко, но обстоятельно парень изложил механику положение дел со стартером. Акоп снова зевнул:
– Ладно, что-нибудь придумаем. Я еще посплю часок-другой… выезжать рановато. Все равно, завтра с утра нужно быть на заводе. Ты иди через двор, Нины дома нет. А то кто-нибудь увидит, что из сеновала крадешься, представляешь, какие слухи обо мне по деревне пойдут! С моей национальностью нужно жить осторожно! Особенно, у вас.
– А что у нас? - удивился Артем.
– А у вас на слово «армянин» всего две ассоциации: «армянское радио» и «гомики».
– Ну, ты преувеличиваешь.
– Еще приукрашиваю! - буркнул Кармен, зарываясь в сено.
По пути домой Артем стал свидетелем сцены, оставивший очень неприятный осадок на душе. На крылечке магазина стояла Надя и о чем-то беседовала с проклятым Мустафой. Дагестанец держал ее за руку и скалился точно древнегреческий сатир. Причем Артем не заметил, будто слова Мустафы были ей неприятны. В сердцах сплюнув, он продолжил свой путь.
Подобно большинству славян, Артем терялся при общении с сыновьями гор, которым наглость заменяла смелость, надменность - вежливость, а перетянутые резинкой от велосипедной камеры деньги - дезодорант. Надо отдать им должное - у них было то, что напрочь отсутствовало у славянских народов. Чувство единства. Тот девиз, что прославил Дюма в своем бессмертном романе «Три мушкетера»: один за всех, а все за одного. На памяти Артема, сей девиз был избран не одним пионерским отрядом, но на практике дело обстояло совсем не так. По армии он помнил, как горой вставали друг за дружку недотепы казахи и таджики, грузины и армяне. Как все эти азиаты, презрительно именуемые русскими «черножопыми», «урюками» и «чурками», молотили поодиночке интеллектуалов славян, существующих «on my own  [9]».
Дома Артем долго мыл вспотевшие холодным потом руки, тщательно вытирал их полотенцем и рисовал себе картины расправы над возомнившим о себе дагестанцем, в душе надеясь, что дело до выяснения отношений не дойдет. Затем включил компьютер и слазил в свой веб-кошелек. Денег оставалось не очень и густо. И здесь у проклятого Мустафы гандикап! Все! С пьянками нужно заканчивать и стремиться зарабатывать деньги. Ведь не секрет, что любовь гораздо искреннее, если она подкреплена денежными вливаниями. Стоп! Что-то он о любви задумался? Какая нахрен любовь! Вспомни, дурак, чем закончилась прошлая попытка и не тужься!