Этика любви

Сергей Дацюк 
ЭТИКА ЛЮБВИ 
Любовь вламывается в нашу жизнь всегда некстати. Никто ее не хочет, никто ее не ждет. Все смиряются с ней, потому что не умеют прогнать. Ее желают удержать, пытаются нежить и романтизировать любимого, желают возвысить и удержать объект любви поближе. Тем самым рано или поздно надоедают себе и другому любовью, потерпают от высокомерия или надменности ими же возвышенной любви и упраздняют ее. Они все еще продолжают играть в любовь, но инерция сохраняется недолго, ложь вскрывается так же неожиданно, любовь гибнет, а все попытки сохранить ее заканчиваются тупиком. Затем жалеют о своей глупости невероятно и ждут следующего раза. Любовь же нужно гнать и презирать, любимого унижать и относиться к нему цинично. 
Я знаю только одну большую ложь - ложь большой долгой и счастливой любви. Этого не бывает ни у кого и никогда иначе, чем ценой взаимной деградации до уровня безразличия настолько, чтобы никого иного уже не хотелось. Тогда говорят: смотрите, они до сих пор живут вместе, потому что любят друг друга. Чушь! Они уже давно не способны любить, их соединяет равнодушие и нежелание что-либо менять. 
Любовь это что-то неуловимое, остающееся после грязи и разлук, после цинизма и потребительского отношения друг к другу, сохраняемое немногими знающими людьми, которые умеют не надоесть, не травмировать друг друга своей любовью, которые умеют смеяться над своей любовью, восторгаться чем-то примитивным и находить интересное в банальном, относиться друг к другу без всякого увлечения, иногда даже пошло, но понимая, что это пошлость, и умея прощать друг другу эту пошлость. Пошлость в другом начинают ставить на вид только тогда, когда любви уже нет. Любовь же понимает и приемлет все. Нет ничего, что бы она отвергала. Отвергнутое накапливается и губит любовь. 
Больше всего любовь приемлет игру во что-нибудь иное, кроме игры в любовь. Абсолютная аксиома любви есть существование человека А, который согласен играть по правилам человека Б, и существование человека Б, согласного играть по правилам человека А, и это разные правила, и это одна игра. Именно поэтому любовь нельзя формализовать, именно поэтому любовь можно презирать, воспринимать ее в шутку. Именно поэтому никакого святотатства нет в том, что кончилась эра священной любви, любви как религии, где объект любви есть объект преклонения, и я не жалею об этом. Я не хочу быть жертвой или объектом преклонения, и не приемлю никого как жертву или объект преклонения. 
Я дерзну говорить о новой любви, такой, какой я ее вижу и хочу для себя и для того, кого я люблю или буду любить. Новая любовь деритуализована. Она не состоит в знакомстве, узнавании имени, дарении цветов, конфет, признания в любви и тошнотворного говорения о любви. Она не стремится выработать какие-то новые ритуалы, она не стремится быть поруганной рассмотрением себя в деталях, в причинах, мотивах и стремлениях. Она с легкостью отождествляет "любить" с "заниматься любовью" и никогда не ищет отличий или разграничений. Она цинична и меркантильна, и только в этом нежна и ласкова. 
Новая любовь развеществлена до основания. Она не обладает собственностью. Она выносит расстояния и не преследует всецелого слияния в неразрывное тождество. Различие она имеет своим первейшим предусловием. Именно поэтому она не знает измен. Она есть начало невещной, несобственнической чувственности и упразднение того своего состояния, где нужно было слиться с объектом любви как с предметом, принадлежащим всецело, или жертвовать собой с обратной стороны как вещью. Она поэтому есть компромисс между любовью к себе, любовью к другому и любовью к третьему, кто может вторгнуться всегда между двоих. И это вторжение третьего есть подлинная свобода любви. 
Новая любовь есть непожизненная игра. Может быть это единственное, о чем я жалею. Она преходяща и невечна, хотя память о ней может быть вечной и пережить ее саму. Ее средоточие есть интерес во всех его проявлениях: интерес интеллектуальный и интерес чувственный. У нее есть время прихода и время ухода, и ее уход не есть скорбь великая, потому что она всегда возрождается снова, в другом, а может быть в том же, и это непредсказуемо, как и прежде. 
Новая любовь есть праздник, и она требует к себе отношения как к необыденному и необыкновенному. Попытка приблизить ее к себе, сделать повседневной и доступной никогда не заканчивается успехом. Поэтому лучше иметь ее как праздник и относится к ней как к празднованию готовить подарки, предвкушать и медленно наслаждаться ее приходом, протеканием и уходом. 
Новая любовь есть средоточие чувственности. Это эротическая чувственность, которая не имеет танатических предпочтений ни в виде ощущения реальности, ни в виде побега из этой реальности. Новая любовь не играет со смертью, и мне поэтому будет трудно убедить вас, что она более интересна, чем прежняя. 
Новая любовь всеядна и цинична. Она не выставляет требование романтики, нежности или ласки, но и не убегает от них. Она не создает традиций и не попирает их намеренно. 
Иногда я действую против этой этики, увлекаюсь и грешу традиционностью. Однако это слабость, поскольку мне нравится не этика любви, а собственно любовь, а она многолика, и вряд ли вписывается в какие-либо правила. Да я и не придумываю правила, я просто описываю свою этику, и не навязываю ее никому. Это ведь моя любовь, а не ваша.