Игоряша 'Золотая рыбка'

Как-то само собой получилось, что мы приняли его безоговорочно. С первых же минут — «Здорово!» «Привет!» «Как дела?!» «Читал то, читал се?» «Слышал о событиях в Свазиленде?» «А в Чикаго?» «Луангпрабанге?» «Читал статью в „Литературке“?» «А слышал, что писал ее не Почечуев, а вроде бы Пильдеев?» «И, говорят, за Пильдеева — сам — тс-с-с! — Ракакашкин?!!» «А в статье то между строк — ого-го!!!»
А он: «Привет-привет-привет, мужики-старики-отцы-ребята! Читал то и читал се, и еще пятое-десятое-тридцать четвертое. „То“ — вроде мура, а „се“ — здорово, мне понравилось. Слышал-слышал-слышал. Многое правда, а насчет Луангпрабанга — враки, там все наоборот и даже лучше. Статью читал, похоже, что написал ее даже не — тс-с-с! — Ракакашкин, а чуть ли не… ну, вы понимаете! Между строк там целая вторая статья, а между строк той второй статьи — целая история…»
Так Игоряша-второй с первых же минут вошел в наш круг. Но вот любопытно — никто не помнит, когда они были, эти первые минуты. Год назад? Два года? Словно в памяти какой-то кусок вычеркнули, а вместо него вписали приказ: «Не удивляться!» Не удивляться появлению Игоряши, его облику, исчезновениям, его в высшей степени потрясающим рассказам, его дорогим сигаретам, которую мы курили одну за другой, а запас их не иссякал… Нет, ничего не вызывало у нас изумления. Вот только одно — лицо Игоряши всегда казалось смутно знакомым. Ничем не привлекательное лицо, заурядное даже таких сотнями встречаешь каждый день на улице. Лишь потом, когда мы собрали по кусочкам историю Игоряши и многое прояснилось, когда в памяти все оборванные ниточки связались в узелки и вернулась способность удивляться, — лишь потом поняли мы, почему так до боли был знаком нам Игоряша-второй.
Казалось бы, все складывалось просто и ясно. Мы собирались тесным кружком близких людей и обсуждали лишь те проблемы, которые жизненно волновали каждого из нас. Присутствовал Игоряша, у которого вовсе не было проблем, и это успокаивало: значит, такое возможно, значит, есть люди, которым можно завидовать теплой тихой завистью.
Мы были начинающими писателями — кроме, конечно, Игоряши, который каким-то образом и здесь преуспел больше других: показывал свои книги, надписывал автографы, но — странно — книги не дарил: то ли он забывал вручить, то ли мы — взять.
Кто-то из нас «начинал» уже лет пятнадцать, кто-то едва-едва пошел в гору, однако рассказы в рукописях читались «на ура», мы дружно хвалили друг друга, честно ругали друг друга, но единодушно поносили издательства, отвергавшие наши творения. Без литературного творчества мы не мыслили жизни, и это нас объединяло. Наша компания сплотилась уже в зрелом возрасте. Мы выросли в разных городах и, живя теперь в Москве, работали в разных местах. Графоманов среди нас, пожалуй не было — над произведениями работали крепко, доводили их до ума сообща, писали — трезво оценивая выше среднего уровня, а к публикациям относились как к праздникам, литературой не кормились. Зарабатывали на жизнь трудом — каждый в своей профессии: инженер, художник-шрифтовщик, бывший физик-теоретик, физик-экспериментатор, филолог, психолог, журналист-фрилансер, журналист редактор журнала, пожарник, телережиссер, переводчик с португальского, иллюзионист Москонцерта…
И — Игоряша.
У Игоряши профессии не было.
 
ОПТИМУМ
Глава «О»,
задуманная
лидером стереопрозаиков
В. Дорожным
…Игоряша, отдуваясь, втащил ведро в квартиру и, осторожно напрягшись, установил на стол в комнате. Потом сбегал в прихожую — закрыл дверь на все замки и накинул цепочку. Вернулся. Сел верхом на стул. Крепко обнял ведро руками, словно опасаясь, что улетит. Зажмурился. И гробовым шепотом возгласил:
— Миллиард!
«Запрос лишен конкретности, — отпечатал у него в голове огненный телетайп. — Миллиард чего?»
Игоряша подумал. Вздохнул. И — словно в черную прорубь:
— Миллиард триллионов рублей!!!
Если бы Золотая Рыбка относилась к своему делу с юмором, то в забубенном мозгу Игоряши должно было зажечься одно-единственное короткое и исчерпывающее слово — «ДУРАК»!
Но юмор чувство чисто человеческое. В Галактике принципы комического, очевидно, совершенно иные. И потом: биомодуль всего лишь белковый аналог механизма, запрограммированного на то, чтобы на каждый вопрос давать полный и ясный ответ, а Игоряша не спрашивал: «Кто я есть такой?» Так что огненный телетайп не заработал, зато в мозгу Игоряши что-то щелкнуло, и высветилась очень яркая мысленная картина. (Сразу поясним: у Золотых Рыбок две реакции на некорректно поставленную задачу: огненно-шрифтовая, когда необходимые условия для удовлетворения запроса отпечатываются в мозгу контактера в виде пылающих строчек, — понятно, что регистр информационного поля при этом не размыкается; и эйдетическая, когда информация регистра выплескивается в виде образной картины, исключающей вещественный ответ.)
Сознание Игоряши рывком расширилось и вобрало в себя массу полезных сведений из курса политэкономии для гуманитарных вузов. Галактическая сигнальная система в мгновение ока объяснила ему, что такое монетарная система и денежный баланс, как образуются финансы государства и что входит в понятие государственного бюджета, каковы общественный продукт и национальный доход страны в денежном выражении, в чем заключается пагубная роль инфляции и почему при этом неизбежна девальвация. Далее Игоряше было наглядно представлено, что означает сумма в миллиард триллионов рублей, и явление картины экономического краха не только одной страны, но и распада всего мирового хозяйства.
Тут же Игоряше было дано понять, что Золотые Рыбки в целом уважают социальные и юридические законы той страны, планеты, звездной системы, в которую они внедрены, и могут нарушать их лишь в той степени, в какой это не влечет за собой криминальных, этических или экологических последствий. Заключительным штрихом картины был упрек Игоряше в том, что он, помимо всего прочего, не подумал о чисто физических последствиях запроса, ибо как индивид, живущий в определенных общественных условиях, он не властен распоряжаться тем объемом пространства, которое потребно для размещения миллиарда триллионов рублей в купюрах, имеющих хождение на территории СССР. Для достаточно плотной укладки сто квадриллионов пачек по сто сторублевок в каждой понадобился бы объем, примерно равный десяти Братским водохранилищам. Точка.
Как только Игоряша все это понял, он тут же понял и то, что первый регистр второй Золотой Рыбки исчерпан. Вспыхнувшая в голове надпись не оставила на этот счет никаких сомнений. Заметим, что Игоряша по-прежнему сидел на стуле, обнимая ведро. Он поерзал вспотевшими ногами, сглотнул кислую слюну и сипло проревел:
— Десять миллионов нефальшивыми сторублевками с разными номерами! В пачках по сто штук!! В надлежащей упаковке!!!
Ну как теперь отказать Игоряше в трезвости мышления? Курс наук пошел ему на пользу. Биомодуль в ведре дернулся и взмахнул плавниками, что любой штатный смотритель галактической сигнальной системы моментально истолковал бы как глубокий вздох или пожимание плечами. На человеческом языке это значило: «Ничего не попишешь!»
«Точка, — обожгло Игоряшу. — Второй регистр исчерпан». И тут же в комнате что-то ухнуло, просело, пахнуло юфтью и тяжело скрипнуло. Игоряша, сверкая белками глаз, обернулся. В углу стопкой — друг на друге — лежали три роскошных чемодана из крокодиловой кожи, перетянутых ремнями.
Бросился к ним Игоряша, дрожащими руками расстегнул ремни, щелкнул золочеными замочками, откинул крышку верхнего чемодана. О-о-о!.. Как в сказке — плотные ряды тугих пачек. Некоторые сторублевки новенькие, другие — потертые уже, но ведь настоящие, гознаковские. Пальцы рванули одну из пачек, посыпались на пол палевые купюры, и повалился Игоряша в обмороке, успев, однако, прохрипеть: «Новую Золотую Рыбку!.. Биомодуль!.. Еще!..»