Консультант по дурацким вопросам
Даже в фантастике есть строгие правила насчет достоверности, иначе фантастика становится бредом. Как говорил Мише один писатель: «Ты можешь выдумать мир, где люди ходят на головах, но тогда позаботься, чтобы на макушках у героев были мозоли».
А в телевизоре сплошь и рядом – без мозолей…
Дзынь! Дзынь! Дзынь!
Миша взял трубку и, жуя, невнятно представился:
– Ы.
– А чего ты им сразу не сказал, чтобы светошумовую кинули? – спросили его без лишних предисловий. – Они уже сами додумались. Сидят теперь гордые такие, всех обзванивают, ищут, у кого «Зарю» раздобыть.
– В девяносто втором году в Нальчике, – скучным голосом произнес Миша, – случился бунт в следственном изоляторе. Кто-то из бунтующих с крыши СИЗО бросил камень и попал начальнику по ноге. Начальник скомандовал придурков с крыши убрать. На крышу закинули три «зорьки». Крыша была покрыта гудроном с редким щебнем. Результат – пятеро тяжелораненых.
– Тьфу, блин…
– Другой случай, – все тем же скучным голосом доложил Миша. – У некоего офицера тогда же, в начале 90-х, рванула в руках дефектная «зорька». Травматическая ампутация по локоть, плюс ожоги, плюс осколочные ранения корпуса.
– Блин… Ладно, там холодильник старый, железный такой, «Розенлев». Будем считать, что он это выдержал и не развалился.
– Зачем? – только и спросил Миша.
– Они хотят, – ответили ему исчерпывающе.
– Соболезную.
– Ой, да в первый раз, что ли… Справимся.
Фигней какой-то занимаемся, подумал Миша. И чем дальше, тем больше. А так хочется сделать настоящее военное кино на современном материале, чтобы народ увидел – и как это выглядит в реальности, и как мы это можем снять. Ведь можем. И воевать, и снимать.
Но пока все, что у нас хорошо получается, – это, выиграв настоящую войну, проиграть информационную. Как продули «восемь-восемь-восемь». Кто первый крикнул «Россия напала на Грузию!», тот и победил. Доказать спустя год, что мы не верблюды, – это проигрыш. Потому что спустя год это никому не интересно.
Миша оторвался от ежедневника и уставился в окно.
За окном была весна, деревья зеленели, жизнь била ключом: над помойкой кружили вороны, посреди детской площадки раскорячилась по-большому собака. Скоро начнется беспощадная московская жара, когда выгорает кислород из воздуха и город превращается в газенваген. Удрать бы куда-нибудь в командировку, что ли. Вырваться хоть ненадолго из замкнутого круга. И в коротких паузах между форс-мажорами – это телевидение, парень, – как следует поразмыслить обо всем.
О том, на что похожа твоя жизнь, например, и так ли уж сильно тебе это нравится.
* * *Он уже собрался выходить, когда телефон задребезжал снова.
– Да тьфу на тебя, – сказал Миша телефону. Поглядел, что за номер, и слегка приободрился. Звонил генеральный с «Прайм-ТВ», его граната в холодильнике вряд ли интересует, не тот масштаб. Разве что грузовик тротила и фабрика мороженого…
– Миш! Слушай, тут у нас такая, блин, фигня…
Ой, мама, подумал Миша.
Спокойно, спокойно. У них работает сам Пиротехник, он фабрику мороженого взорвет на раз-два, фонтан пломбира обеспечен. Не станет «Прайм-ТВ» из-за такой мелочи тебя дергать.
– Поговорить надо. Можешь приехать?
– Да! – выдохнул Миша.
– Э-э… Все в порядке? – заволновались на том конце.
– Да-да, – сказал он. – Наконец-то.
Бросил короткий взгляд в зеркало, решил, что бриться не обязательно, и вышел из квартиры. Есть у гражданской профессии свои плюсы – допустим, бреешься не когда положено, а когда действительно надо. И если надел камуфляж, значит, он тебе сегодня нужен, а завтра ты его снимешь. И никто не спросит, зачем ты поднял воротник, не прикажет вынуть руки из карманов и сделать лицо попроще. И заколку на галстук никто не заставит тебя цеплять. И еще куча утомительных мелочей, что формируют повседневную жизнь военного и подчас отравляют ее, тебя не касается.
Миша долго мог себе объяснять, как это хорошо, что он все-таки гражданский. Вот, допустим, если начальник твой идиот, трус и подлец – как ты поступишь? На гражданке ты, например, всегда можешь взять его за галстук без заколки и слегка этим галстуком придушить. Сама мысль о том, что такое возможно, здорово греет. На самом деле ты просто сунешь руки в брюки и уйдешь искать начальника получше. Или вдруг позвонят – вот как сейчас – именно тогда, когда тебе позарез надо переменить обстановку, а то совсем закис. И ты, не раздумывая и никого особенно не спрашивая, бежишь ловить удачу за хвост.
Хорошо ведь быть свободным, правда?
Миша подошел к старенькому «Форду», критически оглядел левое заднее колесо, опять слегка просевшее, решил, что до «Прайм-ТВ» это колесо точно доедет, а там разберемся, и сел в машину. Завелся, подождал секунду-другую… И полез в багажник за компрессором. Это же разумно? – спросил он себя. Разумно, кто бы спорил. Главное, чтобы без фанатизма и педантизма.
И, пожалуйста, без этой вот интеллигентской рефлексии, которая тебя накрывает, когда воображаешь, что все могло сложиться иначе. Да не могло! И хватит страдать фигней.
Он подкачал колесо, проверил давление в остальных – и поехал ловить свою удачу.
Вдруг действительно сегодня повезет и наклюнется серьезное дело, а то надоело все хуже горькой редьки.
Глава 2
Только для ваших глаз
Сцена 8
«САМОЕ ЦЕННОЕ»
Экст.
Актеры: Дедок (грузин), Дима, Андрей.
Массовка: эмчеэсовцы, жители – 4.
Реквизит: лопата, чемодан, семейные фотографии, коробка из-под конфет.
Военная техника: маш. МЧС-«таблетка», автоматы – 5.
У Миши было два слабых места. Во-первых, он не любил свое полное имя. Во-вторых, иногда (к счастью, изредка) вспоминал, что с детства мечтал стать военным и если не предал свою мечту, то уж точно профукал все шансы ее осуществить.
С именем было просто. Однажды за рюмкой чая старший товарищ, известный в миру под скромным прозвищем Пиротехник, спросил его – а чего ты, мил друг, по жизни просто Миша? «Миша» – это, допустим, танцор Барышников, который прыгнет выше твоей головы, но все равно поместится у тебя за пазухой. В Мишу Барышникова – верю. А в Мишу Клименко – ну никак, слишком ты здоровый вымахал.
«Ну сам подумай, – ответил Миша. – Что это за имя – Ми-ха-ил? Фигня какая-то».
Они хлопнули еще чайку, и Пиротехник попытался возразить, но Миша уперся – и ни в какую. Считай, у меня детская травма, сказал он. Правда, не понимаю, в чем она заключается, но травма была наверняка.
У тебя родовая травма, сказал Пиротехник: дурень ты, вот и все.
Миша не стал ему напоминать, что Пиротехник сам с прибабахом и иногда зачем-то косит под еврея. Однажды его зазвали в массовку на фильме «про фашистов» – в перерыве между взрывами. Лицо приглянулось, наверное, такое доброе, широкое, фактурная сытая эсэсовская морда. Обрядили в немецкую форму, повесили на шею автомат. Пиротехник гордо приосанился и ляпнул: таки шо, опять погром?.. Черт знает, как это у него получилось, но все легли, а работа встала, пока не раздалась команда режиссера убрать «этого долбаного жванецкого» с площадки – стоило кому-нибудь просто глянуть в сторону Пиротехника, начинался дикий хохот.
Ничего особенного, на самом деле – скромная, вполне допустимая в приличном обществе придурь, что у одного, что у другого.
А вот с армией у Миши отношения сложились непросто.
Его дед и прадед были военными инженерами, но если дед просто честно заслужил свою папаху, то биография прадеда выглядела феерически. Собственно, чем тот занимался на самом деле, Миша так и не выяснил. В октябре 1917-го прадед должен был уехать в Берн на юридический факультет, у него там был уже проплачен пансион. Но история распорядилась по-своему, и в 1919 году он оказался аж в Первой Конной армии. В двадцать пятом окончил Киевский университет, а в тридцатом трудовую книжку прадеда украсила лаконичная запись: «Служба в РККА». В тридцать третьем он уже преподаватель на кафедре сопромата Бронетанковой академии механизации и моторизации им. Сталина. В сороковом ушел оттуда в ЦИАМ – Центральный институт авиационных материалов. В сорок седьмом получил на руки военный билет офицера запаса со званием «инженер-майор». И там было черным по белому написано: в РККА не служил, военно-учетной специальности не имеет, иностранными языками не владеет. Будто издевки ради на фотографии в билете прадед красовался не просто в военной форме, так еще и с петлицами. Ну и трудовая книжка уверяла, что «испытание по немецкому языку успешно сдано». Такой вот загадочный товарищ. Что с ним было до 1917 года, прадед всегда рассказывал охотно, что было после 1947-го – тоже. Между этими двумя датами – глухо как в танке, даже и не спрашивай, старик просто уйдет от ответа. Что делал «на службе в РККА», которой якобы в его биографии не было, как попал в академию бронетанковых войск – тайна, покрытая мраком.