Необходимость. Книга 1 (СИ)
— Кто-то вызывал большого сильного парня?
Она поднимает голову, и улыбка освещает ее черты лица без макияжа.
— Брайден! — Вещь падает из ее рук в коробку, и она с распростертыми объятьями перешагивает преграду из разнообразных вещей, создающих ей препятствия. Обхватывает мою талию, а я притягиваю ее в объятия, целую в макушку, когда она отодвигается.
Когда я был ребенком, она всегда казалась такой высокой, но теперь она почти на фут ниже меня.
— До сих пор в униформе? В какое время ты закончила работу?
Он машет рукой взад-вперед, продолжая упаковываться.
— Как раз, когда я уезжала, произошла большая авария на автомагистрали. Водитель заснул, въехав через разделитель прямо в полуприцеп, который сложился и, попытавшись свернуть, заставил машины позади него...
— Цепная реакция? В твой последний день? — Просто чертовски невероятно. — В котором часу ты вернулась домой?
Она вздыхает и смотрит вверх.
— Примерно за час до того, как приехали грузчики.
Я качаю головой.
— Мам, ты не можешь вот так ехать в Индианаполис. Тебе нужно поспать.
Она усмехается.
— Они уже загрузили кровати. Никакого сна до вечера.
Я иду в угол комнаты и забираюсь на то же место, где и оставался в прошлый раз.
— Это два часа езды. Ты хочешь закончить так же, как люди, приезжающие в пункт первой помощи?
Она слегка надувает губы, что подчеркивает ее истощение.
— Ну и что, черт побери, мне еще остается делать?
Я напрягаю мозг, пытаясь придумать что-нибудь, где она могла бы пару часов вздремнуть. На улице в тени стоит ее «Ford Escape», перекрытый грузчиками.
Шагаю вперед и протягиваю руку, забирая тарелку из ее руки.
— Ты возьмешь подушку и заберешься на заднее сидение машины. Я позабочусь обо всем.
— Брайден. — Она качает головой, одаривая меня несогласным взглядом, который я видел так много раз раньше.
— Сейчас же, мама. Я сам все упакую. Пойди вздремни.
— Когда это ты стал таким любителем командовать?
— Я подросток. Я знаю все, помнишь? Какое-то время ты мне не понадобишься, так что иди. Поспи.
Она прекращает бороться, но только после еще одной попытки. Я бросаю в нее одеялом, останавливая ее прежде, чем она начнет. Закатывая глаза, она берет с пола свою сумочку и стопку подушек сбоку, потом выходит. Я наблюдаю, чтобы убедиться, что она забирается на заднее сидение.
Упаковать и загрузить все занимает два часа. Грузчики запирают дверь грузовика, готовые отправляться.
Солнце поменяло свое положение и теперь сияет прямо над маминой машиной. Окна открыты, и, заглядывая внутрь, вижу, как она крепко спит, свернувшись калачиком на куче подушек и с наушниками в ушах. Я ненавижу будить ее, но уже почти полдень, нам нужно двигаться.
Она на ходу выпивает энергетический напиток, пока мы идем к квартире, чтобы убедиться, что все взяли, потом загружаем хрупкие предметы и принадлежности в машину. После того как я убеждаюсь, что она способна ехать, мы выезжаем.
Уже через несколько часов и остановки на обед мы приезжаем к ее новому дому, сдаваемому внаймы. Это хороший таунхаус в Кармель, в пригороде на севере Индианаполиса, рядом с ее новой работой.
Остаток дня мы проводим, руководя грузчиками, указывая им, куда и что ставить. После этого мы заказываем на ужин пиццу, пока мой ноутбук проигрывает последний плейлист.
Мама наклоняется, достает что-то из пакета рядом с ней и кладет на стол. Мой взгляд фокусируется на контейнере, слюновыделение зашкаливает, когда я вижу, что внутри.
— Когда ты их сделала? — спрашиваю я, облизывая губы, так как мои руки чешутся, чтобы сорвать крышку и проглотить все, что находится внутри. Нетерпение растет, когда она открывает контейнер. Сладкий аромат ударяет в нос, умоляя меня вырвать его из ее рук.
Ее губы искривляются в усмешке.
— Прежде чем пошла на последнюю смену, когда упаковывала последние вещи из кухни.
Печенье с патокой. Моя слабость.
Не просто какое-то печенье с патокой, а мамино, домашнее.
Я протягиваю руку, чтобы тотчас же открыть контейнер, но прежде чем я успеваю схватить лакомый кусочек, она тянет его назад, подальше от меня.
— Выкладывай.
Я удивляюсь, понятия не имея, что она имеет в виду.
— Что?
Она вздыхает, пробегая руками по волосам. И тогда я замечаю все седые пряди, появившиеся там.
— Брайден, я твоя мать. Я знаю тебя. Это значит, что я понимаю, когда ты расстроен, и, малыш, ты постоянно расстроен. — Она протягивает мне половинку печенья, дразня. — Одно дело — помочь мне двигаться дальше и совсем другое — оставаться до конца лета. Не пойми меня неправильно, мне нравится, что ты со мной, здесь. Но добровольно оставлять Райана, Киру и всех своих друзей в середине последнего лета перед колледжем?
Я стискиваю зубы, печенье в моей руке словно передразнивает меня.
— Я скучал по тебе. Я не могу захотеть провести время с тобой?
Она издает громкий смешок, подбрасывая последнее печенье в мою сторону, которое я ловлю.
— Да, точно, мой восемнадцатилетний сын. Хватит кормить меня этой фигней и расскажи мне, что произошло между тобой и Кирой.
Мельком взглянув на нее и не откусив кусочка, я кашляю.
— Почему ты решила, что Кира имеет к этому какое-то отношение?
— Не смотри на меня так. Ты был влюблен в нее с тех пор, как она переехала в соседний дом.
Я запихиваю печенье в рот, но наслаждение от моей любимой еды испорчено разговором.
— Я собирался попросить ее стать моей девушкой в день, когда они объявили о своих планах пожениться. — Резкий вздох с последующим «о, нет» доносятся с другой стороны стола. Я киваю, уставившись в столешницу. — Она единственная девушка, которая мне действительно когда-либо нравилась, и мы целовались, она должна была стать моей. — Мой кулак врезается в другую половинку печенья, превращая его в крошки. — Но он сделал то, что всегда, черт побери, и делал, — разрушил все к чертовой матери.
— Брайден...
Мой взгляд опускается, встречаясь с ее.
— Почему ты не рассказала мне?
— Рассказала тебе?
— Что это была Соня. Что это с ней у него был чертов роман.
Уголки ее губ опускаются вниз в неодобрении, все ее тело горбится.
— Честно говоря, я не думала, что это важно. Я ни на минуту на задумывалась, что у него с ней серьезно.
— Почему?
— Потому что думала, она такая же, как и все другие.
Мои глаза округляются, кровь бурлит в моих венах.
— Другие? Их было больше?
— Твой отец не мог посвятить себя одной женщине. Он изменял мне периодически все время наших взаимоотношений, почти сразу после твоего рождения.
Я вскидываю руки в воздух.
— Мама! Это происходило больше, чем один раз, и ты оставалась с ним?
— До тех пор, пока мы не расстались, я не знала о том, как долго и сколько было женщин. Я знала только о двух... ну, в конечном счете, трех. — Она достает два печенья, вручая одно мне и кусая другое. — И я оставалась с ним, потому что мне не хватало уверенности в себе, чтобы уйти, я была настолько глупа, чтобы поверить ему. И еще я не хотела, чтобы ты рос, как я, но это все равно случилось.
Мамины родители развелись, когда ей было двенадцать. Мой дедушка все еще жив, но мы не часто видим его. Он живет во Флориде со своей третьей женой. Бабушка умерла, когда мне было девять, и я помню всего одну вещь о ней — она всегда выглядела печальной. Она все равно хранила его фотографию в пальто.
— Мне жаль, что я не рассказала тебе о Соне. Я не думала, что это было чем-то большим, чем мимолетное увлечение, понятия не имела, что они в итоге поженятся, я не хотела, чтобы негативные последствия наших отношений доставили тебе неприятности с Райаном и Кирой.
Я с трудом сглатываю и киваю.
— Я хотел уехать с тобой, как только вы развелись. Я остался из-за Киры.
Она наклоняется через стол, накрывая своей рукой мою, и дарит мне легкую улыбку.
— Я знаю.