Демократия !

Да, мы это уже делали. 
Какая ж это демократия! 
Особенно если вы -- против. 
Лучше уж единогласно. 
Или пусть мы трое против, а вы -- за. 
Да, так спокойней. 
Хотя и не демократия. 
Ага. Тирания. 
Но спокойней. 
Действительно, Базиль Модестович. Что если они все это нарочно затеяли? 
Что это? 
Ну, поворот на сто восемьдесят градусов. Чтоб снова нас потом завоевать. 
История повторяется -- Маркс сказал. 
Да, подвох. 
Потому войска и выведут. 
Так что лучше мы сейчас в оппозиции. 
На них нельзя надеяться. 
А то получится, что мы -- не лояльны. 
А вы -- лояльны. 
Нам -- по шапке, а вы опять сухим из воды. 
Пусть уж лучше тирания. 
Хотя бы и левая. 
Потому что если вас на Восток отзовут, то вас на пенсию посадят, а нас -- куда? 
На счетах щелкать. 
Отделом кадров заведовать. 
Об удобрениях статью переводить. 
В Улан-Баторе. 
Или в Караганде. 
В лучшем случае. 
Езус Мария! Езус Мария. И это -- мозг нации! Ведь пресса здесь через двадцать минут будет! Если мы не проголосуем, вы в Караганде этой уже и послезавтра окажетесь. Ну -- через неделю. Потому что, если тирания -- пусть и левая, -- пресса взбесится. А пресса взбесится -- Сам взбесится. Даже если и не взбесится -- получается: он тиранию поощряет. Да просто посол ихний взбесится и танки вызовет. И нас всех к чертовой матери свергнут -- при поддержке народных масс. Это и будет Эйзенштейн. Дошло? 
[Пауза.] 
Доходит, Базиль Модестович. 
То-то, Петрович. И пусть я буду в меньшинстве и против. Какая же это демократия, сам говоришь, без оппозиции. Я и буду оппозиция. Лояльная то есть. Потому что оппозиции доверять нельзя, а мне -- можно. То есть я сам себе и доверяю. То есть во главе оппозиции должен стоять человек, которому доверяешь, как самому себе. Чтобы ее контролировать. А такого человека нет. Я бы даже бабу свою не назначил. 
Ага, баба -- та же оппозиция. Доверять еще можно, но контролировать нельзя. 
Доверять тоже. Нет такого человека, которому доверять можно. Такой человек только я. Поэтому я должен быть оппозиция. Доходит? 
Доходит. 
Уже дошло. 
Почти. 
Я -- меньшинство, вы -- большинство. Я уступаю. Это и есть демократия -- когда меньшинство уступает. 
Я думала: это когда меньшинство и большинство равными правами обладают. 
И когда танки выводятся. 
Или когда меньшинство большинством становится. 
В результате голосования. 
Ага, и наоборот. 
То есть когда меньшинство большинству подчиняется. 
Или наоборот. Как в нашем случае. 
Да какое же Базиль Модестович меньшинство? Большинство он. 
Субъективно -- да, но объективно -- нет. 
Как раз наоборот: объективно да, а субъективно нет. 
Все дело, кто -- субъект. 
Кто объект-то, оно известно. 
Да на то и голосование, чтоб объективное от субъективного отделить! 
А если получится, что он меньшинство, а мы большинство? 
И слава Богу, Цецилия. 
А если наоборот? 
Восторжествует субъективизм. 
А если единогласно? 
Тогда переголосуем. Так, Базиль Модестович? 
Угу. Только побыстрее! 
Даже если он в меньшинстве окажется? 
Да прекрати ты сентиментальничать, Цецилия! 
В самом деле... даже неловко как-то... 
В худшем случае, Цецилия, представь следующее: он -- меньшинство, которое о судьбе большинства заботится. Обо всех нас, не о себе одном. 
Тебя включая. 
И все равно мне не нравится. Какой-то наш Базиль Модестович меньшевик получается. 
Да говорят же тебе, Цецилия: не 17-й год. 
Да. Не говоря о том, что тогда большинство о меньшинстве позаботилось. 
Точнее, большевики меньшевиков победили. 
Что значит -- точнее? Что ты этим, Густав, хочешь сказать? 
Что победа большинства над меньшинством и большевиков над меньшевиками -- не одно и тоже. Ровно наоборот, между прочим. В процентном отношении, во всяком случае. По отношению к нации большевики ничтожным меньшинством были. 
Ну, заговорил! Базиль Модестович, слышь, что Густав несет? Да тебе за такие речи... Где мой портфель? 
А, пусть его, Петрович. Пятнадцать минут осталось. 
Ну-с, господа министры, -- голосуем? 
Да как же, Базиль Модестович! Это ж чистая контрреволюция. Его брать надо! 
Нельзя его брать, Петрович: он нам для кворума нужен. 
Трое за, один против -- это победа большинства. Двое против одного -драка в подворотне. Без Густава получается не голосование, а черт те что. Позор в глазах мировой общественности. Сначала, говорю, проголосовать надо. 
А после? После мы его берем, да? 
А после, Петрович, если большинство победит -- Густава брать не за что. Потому что после будет демократия. Что до демократии было контрреволюцией, при демократии -- славное прошлое. 
Тогда я, Базиль Модестович, против демократии! Кого же мне при ней брать? Себя, что ли? 
Потому-то ты и должен голосовать за. То есть примкнуть к большинству. Насчет кого брать при демократии -- не волнуйся: этого добра всегда хватает. Масса людей будет против, в оппозиции. С меня можешь начинать. Хотя я -оппозиция лояльная. 
Да как ты можешь, Базиль Модестович, говорить такое? Да чтоб я... 
Тебе же легче, Петрович, будет: при демократии, я имею в виду. Работы меньше. Сначала тех, кто за демократию, выпустишь. Это тебе на несколько лет хватит. Потом тех, кто против, хватать -- это ж совсем не бей лежачего. Старая гвардия и т. д. -- да ты их и знаешь лучше. 
Все равно против. Потому что выпущенные во Дворец попрут, и нам -кранты. 
Потому-то ты и должен голосовать за. Чего им во Дворец переть, если мы -- за. За то, за что и они. Если во Дворце меньшинство большинству подчиняется? Ведь это их голубая мечта и есть. Да и не выпускай ты их всех сразу. По одному. 
Все равно попрут. Одно слово -- демонстрация. 
Да, от слова "демон". 
Я думала -- "монстр". 
"Демос", Цецилия, "демос". Народ по-нашему. 
Неважно. Их голубая мечта -- демократия повальная. У них насчет демократии -- полное единогласие. 
Темные они, Петрович, -- оттого что слишком долго в оппозиции были. А мы им разъясним. Верно, Цецилия? Доверим это дело министерству культуры? 
Я записываю, Базиль Модестович. 
Да и так записывается, Цецилия. ([Кивает в сторону медведя.]) Не сейчас. Времени нет. Ну, в общем, кинь им эту идею, что единогласие -- мать диктатуры. 
Вернее, дитя. 
Дитя всегда в мать. Главное, чтоб поняли, что за что боролись, на то и напоролись... Что цель достигнута, как говорил кайзер. Больше бороться не с кем. Во всяком случае, не с нами. 
А за торжество справедливости? 
Да, они же -- за торжество справедливости. За идеалы. 
Да, они против нас. Мы же -- правительство. 
Когда проголосуем, они будет за. Торжество справедливости выражается, Густав, в тех же формах, что и торжество несправедливости. То есть кончается тем же правительством. 
Ой, записываю. 
Давай, давай, а то Топтыгин уже вспотел, поди. 
[Входит Матильда, на ней одна комбинация,] 
Господин Президент, там пресса собралась, вас требуют. 
Скажи, обеденный перерыв еще не кончился. Поняла? 
Поняла, господин Президент. Ой, а правда, что у нас демократия будет? 
Там будет видно. Через пятнадцать минут. Зарплата, во всяком случае, у тебя не изменится. Рабочие часы и телефон тоже. Ступай. 
[Матильда выходит, стаскивая с себя на ходу комбинацию.] 
Чего это она? 
В чем дело, Петрович? 
Ну это... одета легко. Не лето ведь. 
Может, у нее с телохранителем что? 
Ревнуешь, Цецилия? 
Да как вы можете, Базиль Модестович? 
Или состояние экономики нашей символизирует. 
Или -- отход от догмы. 
Скорее -- последнее. 
Все-таки -- представляет народ. 
Трудящихся.