Коллекционный экземпляр

XXX 
И тем не менее, в конце 50-х годов Советский Союз предпринимает нечто поразительное, нечто, заставляющее предположить, что со смертью Сталина (1953) советская внешняя политика оживает. После Суэцкого провала (осень 1956) Советский Союз предпринимает необычайно продуманный и весьма последовательный рывок в направлении восточного Средиземноморья и Северной Африки. Инициатива эта столь же внезапна, сколь и успешна. Как теперь, задним числом, очевидно, целью ее было установление контроля над Ближним Востоком, а если конкретнее, над его нефтеносными районами. Логика этого маневра -- простая и вполне марксистская: тот, кто контролирует энергетические ресурсы, контролирует и производство. Другими словами, замысел сводится к тому, чтобы поставить западные демократии на колени. Как это осуществить, непосредственно ли -- за счет посылки войск в этот район, или же чужими руками (за счет поддержки местных арабских режимов и превращения их в просоветские), это вопрос обстоятельств и организации; ясно, что чужие руки -- предпочтительнее. И поначалу этот план срабатывает: несколько арабских стран становятся на просоветские позиции, и столь стремительно, что можно подумать, будто эти страны созрели для коммунистической идеологии или, по крайней мере, привыкли к подобной проблематике. Это было не так. Считанные коммунистические ячейки, возникшие в Египте при короле Фаруке, были, например, начисто уничтожены Насером, а их члены оказались в тюрьмах или на виселице. В прочих мусульманских стра нах к востоку и к западу от Каира имел (и имеет) место еще больший дефицит марксизма: культура Священной Книги не терпит других книг, в особенности сочиненных евреем. Тем не менее, первые советские шаги в этом районе оказались успешными, что объяснить можно только тем, что наш новоприбывший воспользовался какой-то агентурной сетью внутри этих стран, обеспечившей ему доступ в них практически во все слои общества. Сеть эта не могла быть германского происхождения (даже в Египте), потому что Рейнхард Гелен, послевоенный глава западногерманской разведки, в конце 40-х годов запродал на корню свои сейфы с их содержимым Соединенным Штатам. Не могла она быть и французской -- французское присутствие в этом районе всегда было незначительным, и агентура отличалась фанатичной преданностью Франции. Остается местный пробританский элемент, видимо, получавший инструкции -- в вакууме, оставшемся после ухода высшей расы, -- от какого-нибудь местного резидента, обретавшегося, скажем, в Бейруте. Ностальгия, если угодно; надежда на возврат Империи. Так или иначе, отнюдь не новизна русского варианта неверных была причиной того, что в 1950-х гг. этот район чуть было не достался Советскому Союзу. Причиной была созданная возможность. 
XXXI 
Представьте себе этот проект на чертежной доске в Москве тридцать пять или сорок лет назад. В нем написано: на Ближнем Востоке с уходом англичан образовался вакуум. Заполните его. Оказывайте поддержку новым арабским лидерам -- либо поодиночке, либо сведя их в какую-нибудь конфедерацию -например, в Объединенную Арабскую Республику или Лигу. Дайте им оружие, дайте им все, что они захотят. Загоните их в долги. Скажите им, что они смогут с вами расплатиться, вздув цены на нефть. Скажите, что они могут действовать без оглядки, что вы всегда их поддержите и что у вас -боеголовки. В кратчайший срок Запад кричит караул, арабы богатеют, а вы контролируете арабов. Вы командуете парадом, как и подобает первой в мире стране социализма. Что же касается самого первого шага, здесь все уже на мази. Вы чудно найдете общий язык с этими ребятами -- они тоже не любят евреев. 
XXXII 
И представьте себе, что проект этот придуман не вами. Ибо это просто исключено. Чтобы это придумать, нужно знать этот мир до мельчайших подробностей. Нужно знать, кто там -- кто, к чему клонит тот или этот шейх или полковник, его родословную и подноготную. В Москве и ее окрестностях обладающих подобного рода данными нет. Кроме того, нужно разбираться в таких вещах, как государственные доходы от добычи нефти, колебания рынка, курс акций, ежегодная потребность той или иной индустриальной демократии в неочищенной нефти, тоннаж танкеров, тарифы на перевозки и все прочее. У вас нет штатной единицы, знакомой с подобными вещами, да и внештатной нет тоже. И даже если представить себе, что такой человек существует -марксист-начетчик и книжный червь с допуском в спецхран для чтения западной периодики, -- даже если бы такой человек существовал и составил бы подобный проект, ему потребовался бы минимум крестный в составе Политбюро, чтоб проект этот оказался на вашей чертежной доске. Что обеспечило бы крестному этому значительное преимущество, чего остальные члены Политбюро не потерпели бы ни секунды. И, наконец, этот проект не мог бы прийти в голову русскому человеку хотя бы уже потому, что у России и у самой есть нефть -- и в избытке. А то, что разбазариваешь, не рассматриваешь как источник энергии. Возникни этот проект в России, белого света он бы не увидел. Слишком уж близко к воображаемой возможности. Но основная причина того, что проект оказался у вас на рабочем столе, как раз в том, что он не имеет ничего общего с отечественным воображением. Одного этого достаточно, чтобы характеризовать его как возможность созданную. Ибо он пришел извне, и его главная притягательная сила -- в заграничности. Для членов Политбюро в 1950-х гг. проект этот был, как джинсы для ихних отпрысков. Он им очень понравился. Тем не менее, они решили проверить ярлычок. И у них был способ. 
XXXIII 
А пока они там проверяют ярлычок, дорогой читатель, вот тебе чистые -без авторского вмешательства -- факты. Гарольд Адриан Расселл Филби, которого приятели в Англии и особенно в России звали "Ким" (в России это прозвище ассоциаций с Киплингом не вызывало, будучи популярным -- особенно в 1930-х годах -- нововведением в советских святцах в качестве акронима "Коммунистического Интернационала Молодежи"), родился в Амбале, в Индии, в -- как справедливо утверждает та самая марка -- 1912 году. Его отец -- Гарри Сент-Джон Филби, выдающийся английский арабист и путешественник, обратившийся впоследствии в мусульманство, был советником короля Ибн Сауда (угадайте, какой страны!). Малыш поступил в Вестминстер, а потом в Тринити-колледж в Кембридже, где изучал историю и экономику и был членом студенческого братства "Апостолы". После Кембриджа он работал внештатным сотрудником нескольких лондонских газет, в этом качестве в 1937 году отправился в Испанию освещать гражданскую войну и через некоторое время был взят в "Таймс", став ее военным корреспондентом. Вот, вкратце, что было известно об этом 26-летнем молодом человеке к 1940 году, когда его взяли на службу в "М-16" -- отдел контрразведки легендарной британской Интеллидженс Сервис, где ему поручили вести дела, связанные с антикоммунистическим контршпионажем. По-видимому, по его собственной просьбе. За годы войны он быстро продвигается по службе, получает назначение в Стамбул и в 1946 году становится во главе отделения контрразведки по Советскому Союзу. Это высокая должность, но уже через три года он ее оставляет, поскольку его назначают первым секретарем в посольство Великобритании в Вашингтоне -- то есть он становится главным связующим звеном между Интеллидженс Сервис и ЦРУ; в этом последнем, среди прочего, он становится близким другом Джеймса Энглтона -главы отдела контрразведки ЦРУ. В целом -- великолепная карьера. За заслуги во время войны он произведен в Кавалеры Ордена Британской Империи, пользуется глубоким уважением в британском министерстве иностранных дел и в журналистской среде; предполагается, что он вскоре станет во главе Интеллидженс Сервис. Вот, вкратце, что было известно коллегам и начальству об этом 39-летнем мужчине в 1951 году, когда происходит нечто непредвиденное. Двое его старых приятелей еще по кембриджским временам -Гай Берджесс и Дональд Маклейн -- оказываются советскими шпионами и сбегают в Советский Союз. Хуже то, что в головах осведомленных лиц по обе стороны Атлантики мелькает подозрение, что предупредил их об опасности Филби. Начинается расследование, доказательств нет, сомнения остаются, и его просят уйти в отставку. Жизнь несправедлива, и самые лучшие друзья могут подвести человека под монастырь. Так решили многие, в том числе в министерстве иностранных дел. Филби возвращается к журналистской деятельности -- в конце концов, ему чуть больше сорока, -- расследование, однако, продолжается. Есть же люди, которые никогда не унимаются! Но в 1955 году Гарольд Макмиллан, тогдашний министр иностранных дел Великобритании, в заявлении, зачитанном в Палате Общин, полностью освобождает Филби от подозрений в каких-либо неблаговидных поступках. Обеленный таким образом Филби, с подернутого легкой дымкой грусти благословения министерства иностранных дел, становится корреспондентом "Экономиста" и "Обзервера" в Бейруте, куда и отплывает в 1956-м, чтобы уже никогда больше не увидеть белых скал Сассекса.