Сборник "Круг Земель"
На этой площади по зову глашатаев собрались все, кроме конюхов, оруженосцев, обозных рабов и дозорных, что коротали ночь в небольших “гнездах” вдали от лагеря. Они имели право покинуть свои посты, лишь когда лагерь будет свернут и мимо них пройдут авангарды войска.
Элиен обвел взором восемьсот отборных панцирных конников Кавессара, полторы тысячи пехотных ветеранов-браслетоносцев, двенадцать тысяч рядовых латников, вспомогательные отряды таркитов с круглыми кожаными щитами и даллагских пращников. Особняком стояли грютские конные лучники, которых по Нелеотскому договору исправно присылала Асхар-Бергенна.
– Воины Харрены и союзники! Сегодня ночью Фратан послал мне сон. Огромная стая перепелов поднялась из леса и затмила солнце. Свет померк, побледнели травы, увял клевер. Но вот налетели огромные серебристые птицы и истребили перепелов своими стальными когтями, огнем и оглушительным криком. Достойный Кавессар поведал мне, что видел этих перепелов наяву, – и вправду, они были обожжены и растерзаны неведомой силой. Мой сон был вещим. Перепела, птицы лесные – гервериты. Серебристые птицы – мы. Смерть пришла к Урайну в моем сне, смерть явилась к нему в образе перепелов, смерть постигнет его под Солнцем Предвечным наяву! Энно!
– Энно! – взревела панцирная конница.
– Энно! – вскричали ветераны.
– Энно! – пели тысячи глоток копьеносцев.
– Энно! – орали даллаги и таркиты за компанию, ибо это такие народы, что их хлебом не корми, гортело не подноси, а дай только изойтись в любом воинском крике. Гесир Элин изволил сказать что-то приятное своим железнобоким, а нам отчего не радоваться? Платят исправно, кормят по-доброму, а в Варнаге, глядишь, найдем себе милых герверитских дев. Будь здрав, гесир Элин! Не разделявший всеобщего восторга грютский уллар Фарамма, поглаживая коня по умной морде, прошептал:
– Будьте милостивы ко мне, чужие земли. Внемлите чужим заклинаниям. Энно.
Дождавшись, когда шум утихнет, Элиен продолжил:
– Нам осталось идти меньше, чем мы уже прошли, а год поворачивается к лету. Сейчас мы вступаем в земли ивлов, к которым призываю отнестись как к друзьям и союзникам харренского народа, ибо к ивлам нет у нас ни вражды, ни притязаний. В деревнях платить за все звонкой монетой, о женщинах даже и не думать! У ивлов полно дурных болезней, от которых ваши черены распухнут и будут смердеть, словно падаль. У кого лекарь такую болезнь найдет – тому сто плетей и вечный позор. Через десять переходов мы встретим герверитов, и вот тогда каждому найдется дело по душе. В их землях вам будет позволено все. И да будет наш путь легок, как бег косули, а мечи тяжелы, как небесная твердь!
Войско опять взревело.
Элиен прохаживался взад-вперед, и ничего, кроме спокойствия, уверенности и боевого азарта не смог прочесть Кавессар на его лице.
“Видел ли Элиен сон? И если видел, толкует ли его верно, или лжет ему Фратан?”
Ответам на вопросы Кавессара суждено было прийти совсем скоро. Быстрее, чем искушенному игроку в Хаместир построить первую пробную Тиару.
* * *Этой ночью Элиену действительно был сон. Сон в объятиях прекрасной черноволосой девы по имени Гаэт. Ее губы были полны, словно перезревшие сливы, ее груди были белы и мягки, словно бока новорожденного ягненка. Лицом и грацией она походила на олененка – такая же неуловимая, трогательная и верткая.
Ее звали Гаэт, но Элиен узнал ее имя отнюдь не сразу. Поначалу ему было вовсе не интересно знать имя простолюдинки, истошно кричащей “Отпустите!” на окраине лагеря.
– Это герверитская девка, гесир, – объяснил подошедшему на крик полководцу косматый даллаг, лучше других изъясняющийся на харренском. – Она подглядывает за нами из кустов. Я по глазу ее вижу, гесир, что она злая или гадалка. Посмотрите сами!
Элиена мучила бессонница, которая нередко донимает людей перед неотвратимыми и судьбоносными событиями, а чаще всего перед сражениями, и потому он снизошел до того, чтобы взглянуть на шпионку герверитов.
– Вот, посмотри, гесир, – сказал второй даллаг и весьма грубо подтащил упиравшуюся деву поближе к пламени костра. – Герверитская морда!
К величайшему изумлению Элиена, девушка была приятна лицом, изящна станом и вовсе не напоминала привыкшую к лесным просторам дикарку. Волосы ее были острижены сравнительно коротко, как это принято у просвещенных народов, и лишь некоторые пряди заплетены косицами.
Ее платье было хотя и бедным, но вовсе не грязным, пальцы – длинны, а на одном из тонких запястий Элиен смог разглядеть искусной работы браслет из черных камней, нанизанных на кольцо из тусклой металлической проволоки. Такие браслеты носили, насколько он знал, жительницы утонченного Ита.
Итак, пойманная дева представляла собой в прошлом ухоженное существо, волей немилосердной судьбы занесенное сюда, в лагерь харренских рубак, жадных до женской ласки не менее, чем до кровавого дела. Одно оставалось неясным. Что этот милый молоденький олененок делает в ореховых зарослях, окружающих лагерь, в полночный час?
– Ты и впрямь шпионишь за нами? – в шутку поинтересовался Элиен.
Он был уверен в том, что останется непонятым. В этих землях немногим ведом язык просвещенной Харрены. Он задал вопрос лишь затем, чтобы услышать голос девушки.
– Нет, гиазир.
Ответ был чересчур лаконичен для лжи. И прозвучал на неплохом харренском языке южной границы. Так говорят в Таргоне.
– Да врет она, гесир Элин; она тут лазила по кустам, что твой еж, с самого ужина, пока мы ее не поймали, – перебил девушку косматый даллаг.
Элиен не слушал его. Любуясь живописными формами пойманной красавицы, он думал о том, сколь мало на свете женщин, обладающих столь же ослепительным совершенством форм.
Он думал о том, что среди харренских красавиц, которых ему суждено было узнать близко и не слишком близко, едва ли сыщется хотя бы одна, способная во всем блеске топазов и речного жемчуга, во всей пленительности колыханий атласа и парчи затмить пойманную в стылых кустах близ спящего военного лагеря девушку, на которой лишь грубое льняное платье и плащ на собачьем подбое. Да еще – Элиен снова прикипел взглядом к браслету из черных камней – незатейливая поделка сельского ювелира.
– Пойдем со мной. Разберемся, что к чему, – неожиданно для самого себя сказал Элиен.
Даллаги проводили своего полководца и его покорную пленницу завистливыми взглядами. Каждый из них страстно мечтал в этот момент превратиться в невесомый ветерок и прокрасться за ними вслед – туда, где изукрашенный знаками победы шатер полководца.
* * *Элиен зажег масляные лампы и усадил пленницу на толстые аспадские ковры. Налил ей теплого вина и, стараясь быть настолько дружелюбным, насколько позволяло его положение первого среди равных, начал расспросы.
Девушка уверяла, что родилась в Ите, в семье торговца театральными куклами. Месяц назад в Ите случилось землетрясение. “Вполне похоже на правду”, – подумал Элиен, вспоминая “Земли и народы”.
Вместе с землетрясением поднялась вода в озере Сигелло. Когда вода ушла, она обнаружила среди руин своего дома вот это (девушка доверчиво вытянула руку с браслетом, словно бы раньше Элиен его не замечал). Она надела браслет.
С этого момента девушка ничего толком объяснить не могла. Чувствовалось лишь, что события последнего месяца сильно надломили ее жизнерадостный нрав. Тем не менее, осушив до дна два кубка нежного аютского, она заметно повеселела.
При свете ламп Элиен нашел гостью еще более привлекательной, чем у костра на окраине лагеря. Ее щеки были смуглы, руки длинны и тонки. В чертах^ее лица было что-то детское и шаловливое. Элиен не без оснований считал себя знатоком женских прелестей, но и он не мог найти в гостье ни малейшего изъяна. Даже ее речь – речь девушки, принадлежащей к сословию ремесленников, – отличалась завидной правильностью и была певучей, завораживающей.
Он налил гостье аютского и накинул ей на плечи палантин из медвежьих шкур, служивший ему покрывалом. Разговор иссяк так же быстро, как и начался. Однако гостья, похоже, не чувствовала себя смущенной. Девушка облизнула свои соблазнительные губы и, встретив взгляд приютившего ее Элиена, сказала: