Магический круг
— Расскажи мне попросту все, что ты видел. Не спеши.
— Это случилось в конце дня, после ужина, — сказал египтянин Таммуз. — Никто не спал; многие пассажиры разговаривали на палубе и попивали вино после ужина. Мы как раз проходили мимо берегов Римской Греции вблизи Эхинадских островов. Ветер стих, и корабль наш тихо дрейфовал по течению вдоль темных, поросших лесом берегов острова Пакси, похожего на двугорбого верблюда. Вот тогда-то и донесся до нас тот звучный голос прямо с Пакси. Он произнес мое имя.
— Имя Таммуз, — тихо сказал император, словно вспоминая какой-то полузабытый напев.
— Да, мой повелитель, — ответил Таммуз. — Сначала я не обратил внимания, поскольку управлял кораблем и не сразу понял, что звучит именно мое имя. Но после второго призыва я удивился: ни единая живая душа на этом греческом острове не знала меня, и даже наши пассажиры не знали моего имени.
Когда оно прозвучало в третий раз, пассажиры начали заинтересованно переглядываться, ведь наш корабль был единственным во всем этом черном море. Поэтому после третьего раза, собравшись с духом, я ответил таинственному голосу, взывавшему ко мне из темноты.
— И что же случилось, когда ты ответил? — спросил Тиберий и отвернулся от первых рассветных лучей, чтобы стоявшие перед ним матросы и стражники не смогли прочитать его мыслей, когда он услышит ответ египтянина.
Таммуз сказал:
— Этот призывный голос крикнул: «Таммуз, когда ты пройдешь мимо Палодеса на материке, возвести, что великий Пан умер!»
Тиберий вскочил на ноги и со своего возвышения пристально посмотрел в глаза Таммуза.
— Пан? — отрывисто бросил он. — О каком Пане ты говоришь?
— Мой повелитель, среди наших египетских божеств, в которых я привык верить, нет такого бога. И хотя сейчас, живя в вашей великой Римской империи, я познакомился с другими языческими верованиями, но, боюсь, мне пока еще недостает знаний. Насколько я понимаю, великий Пан является наполовину божественным сыном бога по имени Гермес, которого у нас в Египте называют Тот. И возможно, что из-за своей небожественной половины этот великий Пан подвержен смерти. Я надеюсь, что мои уста не произнесли ничего кощунственного.
«Величайший бог древности подвержен смерти? — подумал Тиберий. — Что за смехотворная история?» С непроницаемым лицом он потер подбородок, словно не услышал ничего странного, опустился обратно на трон и, кивнув головой, велел Там музу продолжать, хотя в его душе уже зародилось неприятное предчувствие, что произойдет что-то очень, очень плохое.
— Пассажиры и матросы также испытывали потрясение и смущение, — продолжил Таммуз. — Мы спорили, стоит ли мне выполнять просьбу этого странного голоса или лучше не стоит. Наконец я решил вопрос так: если, когда мы будем проходить мимо Палодеса, начнет дуть ветер и мы пойдем под парусами, то я ничего не скажу. Но если море будет тихим и безветренным, я крикну то, что меня просили. Когда мы оказались напротив Палодеса, на море был полный штиль. Поэтому я выкрикнул: «Великий Пан умер!»
— И что дальше? — спросил Тиберий, вновь выныривая из тени и заглядывая кормчему в глаза.
— На берегу сразу же поднялся страшный гвалт, — сказал Таммуз. — Множество сливающихся в общий хор голосов: плач, причитания, стенания, исполненные изумления и потрясения. О повелитель, казалось, будто весь берег и портовый город оплакивает какую-то таинственную родовую трагедию. Оттуда доносились крики о конце света, вызванном смертью священного козла.
«Невозможно!» — едва не заорал Тиберий, мысленно услышав эти вылетающие из темноты крики. Полнейшее безумие! Великий прорицатель предсказал великую судьбу Рима еще во времена Ромула и Рема, вскормленных волчицей также согласно предсказанию. С той поры до нынешнего дня никакое мрачное событие, подобное этому, не омрачало триумфального владычества Рима. Несмотря на ласкающее тепло утреннего солнца, Тиберий почувствовал противную дрожь.
Неужели эта эпоха закончится с возникновением Римской империи, которая ведь совсем недавно провозглашена Августом? Всем известно, что «умирающий бог» — бог лишь по названию, поскольку на самом деле боги не умирают. Происходит подмена: новый «бог» является для оживления или возрождения старого мифа. На сей раз это должен быть бедный пастух, пахарь или рыбак — кто-то с повозкой или плугом — вместо одного из древнейших и могущественнейших богов Фригии, Греции и Рима. Нет, великая римская цивилизация, вскормленная сосками волчицы, не может быть разрушена в правление старого и бездетного царя-отшельника, доживающего свои дни в добровольном изгнании на острове, носящем имя козла. Все это ложь, хитроумно запущенная в народ кем-то из его многочисленных врагов. Даже имя самого этого кормчего — Таммуз — отдает мифами, ведь именно так еще до появления Орфея, Адониса или Осириса называли того древнейшего бога, который умирал и воскресал.
Император взял себя в руки, жестом велел стражнику выдать кормчему немного серебра за беспокойство и отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. Но когда Таммузу вручили вознаграждение, Тиберий вдруг спросил:
— Кормчий, раз у тебя на борту было так много пассажиров, то, должно быть, имеются и другие свидетели, способные подтвердить столь странную историю?
— Верно, мой повелитель, — согласился Таммуз. — Многие стали свидетелями того, что я услышал и сделал.
Тиберию показалось, что в глубине непроницаемых черных глаз кормчего загорелся странный огонек.
— Однако, — продолжил Таммуз, — только один свидетель может сказать нам, был ли Великий Пан смертным или бессмертным и жив он или мертв. И этот единственный свидетель — всего лишь голос, голос, взывавший ко мне над водами…
Тиберий раздраженно махнул ему рукой и удалился к уединенному парапету, ограничивающему его свободу. Но, наблюдая за кормчим, спускавшимся в сопровождении стражи к гавани, император вдруг подозвал раба и, вручив ему золотую монету, велел догнать египтянина. Раб сбежал по склону и передал эту монету кормчему, который взглянул вверх, на балкон, где стоял Тиберий.
Император просто повернулся и ушел в свои пустынные дворцовые покои. Оказавшись там, он налил ароматического масла в алтарный светильник и зажег его, призывая милость богов.
Он понял, что должен найти этот голос… голос, вопиющий в пустыне. Должен найти его, пока жив. Иначе сам Рим будет разрушен.
СВИДЕТЕЛЬ
Я спасен, лишь дабы поведать тебе
Мысли мои,
Неспокойные, как море под ветром…
Неужели вечно
Придется кому-то сообщать их?..
Лишь избранному дается дар видения,
Дар случайного прозрения
На пути заблуждений и обольщений,
На пути неведения, беспечности
И пустых надежд… и случай дарует прозрение…
Ему открывается незримое, и он видит…
Мне явилось оно. Только мне. Одному. И тот миг
Соединил нас с зияющей усмешкой
Ужасного неверия.
Только мне, мне одному дано поведать тебе…
Именно мне, ничего не постигшему, не знающему
И не дождавшемуся ответа.
Бог всегда побеждает.
Река Снейк, Айдахо. Ранняя весна 1989 годаСнег все валил и валил. Он шел уже много дней. Казалось, снегопаду не будет конца.
Я вела машину в этом снежном аду, и до рассвета было еще далеко. В непроглядной тьме возвращаясь из Калифорнии к месту моей работы в Ядерном центре Айдахо, я проехала больше сотни миль по Невадской трассе, проложенной по каменистой пустыне, и затормозила наконец перед «Джек-потом» — единственной неоновой вывеской, прорывающей небесный мрак сияющими розовыми лучами. В «Джек-поте», забравшись в джунгли игровых автоматов, я устроилась возле стойки бара, сжевала полусырой стейк с жареной картошкой, заглотнула стакан виски и запила его чашкой горячего черного кофе — такую комплексную панацею рекомендовал обычно мой дядюшка Эрнест для снятия нервного напряжения и головной боли. Потом я вновь вышла в холодную черную ночь и продолжила свой крутой маршрут.