Миры Харлана Эллисона. Том 2. На пути к забвению

И город ответил на ее попытки завязать с ним дружбу.
Проводив подружку из Беннингтона в международном аэропорту Кеннеди, Бэт зашла в кафе перекусить. Стойка, напоминавшая крепостной ров, окружала остров, украшенный огромными рекламными кубами, установленными на полированных стойках. Они обещали самые разнообразные радости и удовольствия, которые ждали каждого в Городе Развлечений. «Нью-Йорк — это праздник лета», — объявлял один; «Джозеф Папп представляет вам Шекспира в Центральном парке», — предлагал другой; а еще: «Посетите зоопарк в Бронксе» или «Вы полюбите наших строгих, но совершенно очаровательных водителей такси». Еда появлялась из окошка, расположенного в дальнем конце острова, и медленно передвигалась по конвейеру мимо стада орущих официанток, которые время от времени размазывали по стойке грязь вонючими тряпками. Заведение было таким же милым и уютным, как сталепрокатный завод, и шумели там не меньше. Бэт заказала стакан молока и горячий бутерброд с сыром, который стоил доллар.
Еда оказалась совершенно холодной, сыр не растаял, а мясо больше всего напоминало грязную подметку. Булочка тоже была холодной, и ее явно забыли положить в тостер. Кроме того, Бэт не смогла разыскать под мясом ничего, похожего на листок салата.
Она потратила немало сил на то, чтобы привлечь внимание одной из официанток. Девушка с недовольным видом подошла.
— Пожалуйста, поджарьте булочку и, если можно, принесите мне салат, — попросила Бэт.
— У нас не принято, — ответила официантка, собираясь отойти от Бэт.
— Что у вас не принято?
— Мы тут булки не жарим.
— Ну и что, а я хочу получить поджаренную булочку, — твердо проговорила Бэт.
— А за дополнительный салат надо платить.
— Если бы я просила у вас дополнительный салат, — заявила Бэт, которая уже начала злиться, — я бы за него заплатила, но, поскольку вы мне не принесли никакого салата, я не думаю, что должна за него платить.
— У нас не принято.
Официантка уже отошла в сторону.
— Подождите! — крикнула Бэт, так громко, что посетители кафе, сидевшие на противоположной стороне стойки, подняли головы и уставились на нее. — Вы что же, хотите сказать, что я должна отдать вам доллар с четвертью и при этом даже не получу листок салата и поджаренную булочку?
— Не нравится…
— Заберите это.
— Раз заказали, платите.
— Я сказала, заберите, мне не нужно это дерьмо!
Официантка исправила счет, вычеркнув все, кроме молока, которое стоило двадцать семь центов; у него был вкус, точно оно вот-вот скиснет.
Подойдя к кассиру, Бэт сказала мокрому как мышь человеку, из кармана рубашки которого торчали разноцветные фломастеры:
— Вас интересуют жалобы — это я так, из любопытства, спрашиваю?
— Нет! — рявкнул он.
Он даже не поднял головы, просто швырнул ей семьдесят три цента сдачи, которые покатились по прилавку.
И город ответил на ее попытки завязать с ним дружбу.
Снова пошел дождь. Переходя Вторую авеню, Бэт остановилась, ожидая, когда загорится зеленый свет. Ступила на проезжую часть, но мимо, на красный свет, промчалась машина и окатила ее с головы до ног грязной водой.
— Эй! — крикнула Бэт.
— Иди дерьма поешь, сестренка! — заворачивая за угол, посоветовал ей водитель.
Сапоги, ноги и пальто Бэт — все было забрызгано грязью. Она стояла на тротуаре и дрожала.
И город ответил на ее попытки завязать с ним дружбу.
Бэт вышла из театра, держа в руках чемоданчик со своими бумагами. Пока она надевала на голову капюшон, какой-то хорошо одетый мужчина сзади засунул ручку зонта ей между ног. Она вскрикнула и уронила свой чемоданчик.
И город ответил на ее попытки завязать с ним дружбу.
Бэт уже не так сильно хотела с ним дружить.
Старик пьяница с острыми скулами протянул к ней руку и что-то пробормотал. Она выругалась и пошла дальше, по Бродвею, мимо похожих на ульи кинотеатров.
Перешла улицу, не обращая ни малейшего внимания на светофор и водителей, которые с отчаянной руганью нажимали на тормоза.
Обнаружив, что сидит за стойкой бара для одиночек и пьет с абсолютно незнакомым мужчиной, который недавно уселся рядом, Бэт почувствовала головокружение и поняла, что ей необходимо как можно скорее оказаться дома.
Но Вермонт был так далеко.
Прошло несколько дней. Бэт вернулась домой из Хореографического центра Линкольна и сразу отправилась спать. Задремала и вдруг услышала какой-то посторонний звук. В темноте гостиной что-то происходило. Она тихонько выбралась из кровати и подошла к двери, разделявшей комнаты. Бесшумно нащупала выключатель и нажала.
Чернокожий человек в кожаной автомобильной куртке пытался выбраться из ее квартиры. В первое мгновение, когда свет вспыхнул и наполнил комнату, Бэт увидела, что на полу рядом с ним стоит телевизор, а он открывает дверь, что замок и засов взломаны новым, хитроумным способом, который еще не описывался в большой статье журнала «Нью-Йорк», посвященной квартирным кражам; она заметила, что грабитель запутался в телефонном шнуре, Бэт специально попросила, чтобы шнур удлинили, потому что брала телефон с собой в ванную, боясь пропустить какой-нибудь важный звонок. Она оценила ситуацию сразу, но ее поразило выражение лица грабителя.
В нем было что-то знакомое.
Он почти уже справился с дверью, но теперь снова закрыл ее на засов. Сделал шаг по направлению к Бэт.
И тогда она бросилась обратно, в темную спальню.
И город ответил на ее попытки завязать с ним дружбу.
Она прижалась к стене у изголовья кровати. Попыталась найти в темноте телефон. Грабитель заполнил собой дверной проем и свет, весь свет, падавший из гостиной.
В темноте трудно было сказать определенно, но каким-то образом Бэт догадалась, что он в перчатках и оставит только следы, темно-синие, почти черные, с кровавыми точками там, где будет перекрыт ток крови.
Грабитель бросился к ней, его руки свободно свисали вдоль тела. Бэт попыталась перелезть через кровать, но он поймал ее сзади и разорвал ночную рубашку. А потом схватил за шею и потащил назад. Она упала с кровати прямо к его ногам, и он ее отпустил. Бэт поползла по полу и только теперь испытала ужас. Сейчас она умрет, ей стало страшно.
Грабитель загнал ее в угол между шкафом и секретером и принялся бить ногами. Один из ударов пришелся в бедро, и Бэт сжалась, подобрала под себя ноги, стараясь стать как можно меньше. Ее трясло.
А потом мужчина схватил ее за волосы обеими руками, поставил на ноги и стал методично бить головой о стену. Очертания окружающего мира начали расплываться, у Бэт закружилась голова. Он снова с силой ударил ее, и она почувствовала, что возле правого уха образовалась здоровенная шишка.
Когда грабитель попытался нанести новый удар. Бэт, уже почти ничего не понимая, вцепилась ногтями ему в лицо. Он взвыл от боли, а она бросилась вперед и обхватила его руками за талию. Он пошатнулся, и в переплетении рук и ног они вывалились на маленький балкон.
Бэт оказалась внизу и почувствовала под собой ящики с цветами. Поднимаясь на ноги, она вцепилась руками в рубашку грабителя под курткой и вырвала клок. А потом выпрямилась, и они начали молча драться.
Он развернул ее и толкнул на железную ограду балкона.
Зрители стояли у своих окон и смотрели.
Сквозь сгущающийся туман Бэт видела, что они наблюдают. Сквозь сгущающийся туман она узнала выражения их лиц. Сквозь сгущающийся туман она слышала, как они дышат в унисон, а их души наполнены ожиданием и предвкушением удовольствия. Сквозь сгущающийся туман…
В этот момент чернокожий грабитель ударил ее в горло.
Бэт задохнулась, начала терять сознание, ей никак не удавалось набрать достаточно воздуха в легкие. Он толкал ее все дальше, дальше, и теперь она смотрела наверх, наверх, на девятый этаж и выше, выше…
Там наверху: глаза.
Слова, сказанные Рэем Глисоном в мгновение, наполненное безнадежностью, на которую обрек его город, лишив права выбора, — она вспомнила те слова. Нельзя жить в этом городе, не имея никакой защиты… нельзя жить, словно ты спятившая крыса, и надеяться, что на свет не появится какое-нибудь отвратительное, Богом забытое существо, нельзя рассчитывать, что какое-нибудь ужасное…