Стихи-Сборник]

Опубликовано под псевдонимом «Зейнаб»
* * *
 
 
Лес Булонский и Монмартр,
 
Для меня вы — грустный театр.
 
Синих глазок обещанья
 
Не встречают пониманья.
 
Грациозный поворотик,
 
Приоткрытый влажный ротик
 
Не возьмут меня в полон —
 
Я люблю Ким Зелигзон!
 
Против скрипки — мой смычок.
 
Десять евро — на сантим…
 
Подведи меня толчок —
 
Никого нет ярче Ким!
 
Иронична, комильфотна!
 
Я в иных объятьях плотных
 
Покупной случайной связи
 
Повторю опять в экстазе,
 
Выжимая мой лимон:
 
Я люблю Ким Зелигзон.
 
 
* * *
 
 
Море пурпурной пеной
 
Намечает дорогу,
 
Манит сказка восхода
 
Загулявший челнок.
 
 
 
Парус полнит измена,
 
И насмешливо-строго
 
Просит всё без остатка
 
Глаз дразнящий упрёк.
 
 
 
Прихотливые розы,
 
Стон признаний и клятвы —
 
Вы подарены ночи,
 
Где не видно ни зги.
 
 
 
Виноградные лозы.
 
Хмель полуденный жатвы…
 
Словно лезвие, точен
 
Ножки вкрадчивый сгиб.
 
 
 
Я сражён прямо в сердце
 
Поцелуем Нептуна —
 
Ветроногий кораблик,
 
Тонкой горечи мёд!
 
 
 
Стать навек отщепенцем —
 
Подаянья Фортуны —
 
Я молю ради полдня,
 
Мой полночный восход!
 
 
* * *
 
 
Мяч в аут улетел,
 
Устали спать ресницы.
 
Жгут двух бессонных тел,
 
И невредим и цел,
 
В тщете — когда-то свиться…
 
Записан на скрижаль
 
Волчонка трепет в мае.
 
Сиреневая даль
 
В нём сердца дрожь питает.
 
Жгут разлучённых тел —
 
Неотразимо бел!
 
И тяжело-темны
 
Двух далей злые сны.
 
Мы пишем на скрижаль
 
Избитую печаль…
 
Не казнь таят ресницы
 
Волчицы-чаровницы?
 
 
Надземные струны
Наталье Алтынбаевой
 
 
На каблучке высоком туфелька,
 
Дрожливой ножки нагота.
 
Коснулась вызревшая пуфика —
 
Белее лилии — мечта.
 
 
 
И оттеняет пуфик бархатный
 
Мечты лелеемой атлас.
 
Я — твой всецело и безропотно,
 
Таинственно звучащий саз [2]!
 
 
 
На саза звон восточной грацией
 
Неупиваемо влеком —
 
Я пью в возвышенной прострации
 
Твоей поэзии «Клико»…
 
 
 
Белорояльно утончённое
 
В тебе, как с пряным сыром мёд:
 
Твоя изменчивость кручёная
 
И брови смелые вразлёт.
 
 
 
Мне баловство блеснёт лодыжками,
 
И сладко дастся нам двоим
 
Несхожесть горькая с излишками,
 
Греха неистовый интим.
 
 
 
И, созидая культ космический,
 
Даря свободу злому рту,
 
Я изрумяню еретически
 
Мечты крутую круглоту.
 
 
* * *
Любимой Kim Seligsohn
 
 
Нет страшней, чем надежды ручонка —
 
Нанося на лицо моё грим,
 
Детоокого гладит волчонка,
 
Что издёрганно-тайно любим.
 
 
 
На щеках пламенеют румяна,
 
Жизни часиков ёжится круг.
 
Волчья ягода сделала пьяным
 
И к стреле пламенеющий лук.
 
 
 
Мчи, стрела, к заколдованной дверце,
 
За которой игрушки и луг, —
 
Чтоб волчонок играл моим сердцем
 
И Земля опьянела бы вдруг,
 
 
 
Став, как ты, озорной, детоокой
 
И, любя нашей боли цветок,
 
Без усмешки бесстыже-жестокой
 
Осторожно ушла из-под ног…
 
 
Ода светлых скорбей
 
 
На московской улице Стромынке
 
Я родился жолтым сентябрём,
 
И плясали гости под «Калинку»,
 
И играл шарманщик под окном.
 
Лай собачий счастье мне пророчил,
 
Пьяный дворник жарил трепака,
 
Только вдруг среди разгульной ночи
 
Сорвалася люстра с потолка…
 
Сорвалась, хрустальная, разбилась,
 
В моё детство коршун залетел,
 
Жизнь моя, как рана, загноилась —
 
Будь ты проклят, чёрный передел!
 
Не Москвы родные переулки —
 
А безбрежья тёмно-серый мат.
 
Кукуруза вместо сдобной булки
 
И судьбы экстазной камнепад.
 
Моё тело жалили недуги —
 
Без движенья я лежал, хохмач…
 
Господи, я звал Тебя ворюгой
 
Моей юности, запоев и удач!..
 
Проститутка-счастье, выкобенясь,
 
Видела — мне нечем заплатить:
 
Не умел тогда ещё за ересь
 
Я рублей колоду заломить.
 
С костылём ступил на сцену жизни:
 
Шаток был театр первых драм —
 
Словно падший небоскрёб стриптизный,
 
Он холерным посвящён ветрам.
 
 
 
…Глад микробный! С изглоданной площади —
 
Всюду тление, люди и глушь!
 
Провонявшие потом, как лошади,
 
Тащат хлюпики трупики душ.
 
Позаброшенный глупый ребёнок,
 
Как и все, я за сказкой пошёл…
 
Неподобный, искал самородок
 
И, единственный, может, нашёл.
 
Мне змеиная мудрость досталась,
 
Милолюбых обрёл я врагов.
 
Жизнь моя из кусочков собралась
 
В изумрудную сталь топоров.
 
Се, грядёт он во имя Господне —
 
Свет небесный к темнице земной…
 
По космическим огненным сходням
 
Скоро спустится Боженька мой!
 
Губ коснётся пурпур Иеговы,
 
В жабу грянет луны вещество,
 
Луч сольётся с шумерской коровой:
 
Ну так что же — житьё таково!
 
Ну так что же — нельзя нам без драки
 
И вина златопенной игры —
 
Не вкусны в «Метрополе» раки
 
Без пивца, как первач без икры.
 
Потому призывал я в Сорбонне,
 
Чуя Хроноса вызнанный глас:
 
Вдохновляясь набатным звоном —
 
Бейте ближних дубьём между глаз!
 
 
 
Может, это, а может, иное
 
Мой двойник — сквозь волынки надрыв —
 
Перед скальным вещал аналоем,
 
Пиктов к Чаше Грааля склонив.
 
Может, был он, а может, и не был —
 
Как тот мальчик в пробоине льда…
 
Только тени Бориса и Глеба
 
Мне зачем же являлись тогда?..
 
Есть привязчивость скорбная «надо»
 
И высокопылание «долг» —
 
Уж не в них ли обрящет отраду
 
Души истомлённой волк?..
 
 
 
Небо брагою красною скисло,
 
И сукровицей вытек восход,
 
Песьим черепом солнце повисло,
 
Кровяной источая мёд.
 
Его лижут шакальи капеллы
 
В алых венчиках, с ядом в клыках:
 
Я за светлой приплыл королевой
 
В ту страну на багровых китах.
 
Белокурая спящая мама
 
К моей тройке не выслала слуг —
 
Из вокзального пьяного гама
 
Я повлёкся тропою ворюг.
 
Черноликий Малюта Скуратов
 
Кобелиный свой лижет хвост —
 
Изрубить изготовясь булатом
 
Мою русскую белую кость.
 
Только ангел дыханьем белесым
 
Укрывает мой рысий ход —
 
Как колодник из лунного леса,
 
Я неузнан стою у ворот.
 
Снегопад — кисеёю печали!
 
Фонарей полуночный рассвет!..
 
Лица встречных зелёными стали —
 
Жаль: шарманщиков больше нет.
 
Только есть на окне занавески,
 
Спирт в корчаге на жарком столе,
 
Щи клокочут жирком деревенским,
 
И лебёдушка — на вертеле…
 
Эта тризна шальная — от Бога!
 
Мне удачу пророчит гульба.
 
Видно, снова поманит в дорогу
 
Девой нервной моя борьба.
 
Растревожен той шишкой под носом,
 
Меня встретит алжирский бей —
 
И вопрос обернётся вопросом:
 
Одой каверз и светлых скорбей.