Я учился жить... (СИ)

- Ну что еще? – недовольно спросил Глеб, поворачиваясь к двери. Она приоткрылась, и Макар засунул голову в ванную комнату.
- Ты еще не спишь! – самодовольно отметил Макар, с любопытством оглядывая его. Глеб закатил глаза и отвернулся от него, отложил щетку и взялся за крем для лица. Макар вошел в ванную. Глеб посмотрел на него в зеркало: стервец был только в плавках, и Глеб мог любоваться его телом сколько угодно. На сон грядущий самое то, для успокоения. Он прикрыл глаза и попытался угомонить внезапно оживившееся либидо.
- Чего тебе? – раздраженно огрызнулся он, злясь на себя за совершенно дурацкую реакцию.
Макар, куда более заинтересовавшийся кремами, мельком посмотрел на него и взял с полки тюбик. Поставив его обратно, он повернулся к Глебу.
- Я чего подумал. Я завтра выходной, делать ничего к понедельнику не хочу, а погода шикарная. Ты не хочешь завтра на озеро съездить? Я знаю одно, далеко, правда, но в такой, глуши, что если и будут люди, то совсем мало. Можно взять бутеров каких, пива, и айда. Давай?
Глеб пристально смотрел на Макара, стоявшего совсем близко к нему.
- Какое озеро? – пытаясь унять бурю эмоций и – чуть точней, реакций, вопросил он.
- Лещанское. – Макар пристально смотрел ему в глаза, натянуто улыбался и часто дышал совсем рядом с ним. – Оно совсем небольшое, нифига не заросшее, но далеко в лесу, - отрывисто говорил он грудным голосом. – Туда от жэ-дэ станции километров семь пехом про просеке, поэтому про него никто не знает. У меня двоюродная бабка недалеко жила, я у нее на каникулах часто околачивался.
Макар говорил, неотрывно глядя в глаза Глебу, и гипнотизировал его, по крайней мере, именно так казалось ему.
- Лещанское. – Голос Глеба вибрировал где-то в груди. – Семь километров.
Макар дернул плечами и подался вперед.
- Лещанское, - охотно подтвердил он.
Их разделяли всего несколько сантиметров.
- Чистое, незаросшее, даже с раками. Можно на весь день поехать, - Макар шептал ему прямо в губы, нагло заглядывая в глаза.
Глеб выдохнул. Не понять, чего от него добиваются – это каким дураком надо быть? И он подался вперед и прошептал прямо Макару в губы, в отчаянном томлении заглядывая в горевшие неровным огнем глаза:
- Можно.
Макар ухмыльнулся и прижался к нему. Глеб мгновенно опустил руку ему на затылок и другую на ягодицы и вжал в себя, с яростью впиваясь в его рот. Макар утробно заурчал в ответ, довольно, радостно, ликующе, и азартно ответил на поцелуй. Опыта у него было не так, чтобы много, отметил отстраненно Глеб, тесня его на кровать, но энтузиазма хватало на пятерых. По пути он потерял полотенце, на кровати стянул с Макара трусы, жадно обцеловывая тело, которое тот охотно выгибал под его губами, убеждаясь, что Макар очень хорошо знал, на что шел, вламываясь около полуночи к нему в ванную, и наслаждаясь почти забытым ощущением горячей кожи под губами, пряного и податливого тела. Он вспоминал и сам, что значило быть податливым самому, послушно выгибаясь под любопытными ласками и вскидывая голову, чтобы еще раз заглянуть в блудливые глаза, которыми Макар алчно сверкал в полутьме спальни.
Ночи летом были короткими, в этом Глеб убедился, на рассвете натягивая на себя и Макара простыню и закрывая глаза. Он чувствовал себя невероятно легким, истомленным и уставшим. Макар уже спал, свернувшись рядом с ним калачиком и прижавшись упрямым лбом к плечу. В полудреме Глеб провел рукой по его волосам и потянулся к ним губами.
Макар бесцеремонно тряс его за плечо.
- Доброе утро! – ликующе провопил он. – Да доброе утро же!
Глеб вскинул голову. Макар улегся на кровати рядом с ним и оперся о его грудь. Заглядывая в лицо Глебу сияющими глазами, он сказал, шевеля губами в опасной близости от его губ:
- Я тебе кофе принес.
Глеб покосился на прикроватный столик. На нем действительно стоял поднос с кофейником и двумя чашками, и блюдца с круассанами. Он улыбнулся и повернул голову к Макару, пристально следившему за ним; Глеб отчетливо видел на самом дне нахальных глаз робость и отчаянную жажду похвалы. Он поднял руку и провел ей по взъерошенным волосам Макара.
- Доброе. Спасибо, - мягко сказал он.
Радостный Макар потянулся к его губам и коротко поцеловал их. Он перелез через Глеба и устроился на кровати рядом с ним.
- Я посмотрел в нете, до ближайшей электрички еще сорок минут, потом через час, - доложил он усаживавшемуся Глебу. Тот потянулся за подносом. Озеро вдали от людей, пиво и бутеры казались не такой уж плохой идеей, особенно с учетом компании.
*Mea culpa. Mea maxima culpa - Моя вина. Моя величайшая вина.
========== Часть 5 ==========
Глеб был благодарен Макару. Парень совершенно не озадачивался поисками глубинных смыслов, сокровенного и прочей лабуды, которой сам Глеб неторопливо, но верно мог начать разъедать свой мозг. Макар вертелся рядом с ним, устраиваясь, тянясь за чашкой и усаживаясь рядом с Глебом, так, чтобы соприкасаться с ним как можно большей поверхностью тела, пусть и через одежду и простыню, заглядывал ему в лицо и счастливо рассказывал о том, что он уже приготовил бутеры, а воды и пива можно будет купить по дороге, что он специально уточнил погоду на пяти сайтах и по телеку, и все говорят, что погода должна быть сухой. Глеб слушал его голос, послушно кивая время от времени, и смотрел на ногу Макара, лежавшую рядом с его ногой. Как бы он ни старался, ни на каком уровне не мог обнаружить в себе отторжения. И как бы Глеб ни старался, он не мог не заметить, как часто Макар заглядывал ему в лицо внимательными, немного встревоженными глазами, в самой глубине которых проблескивал страх; и нотки неуверенности в его голосе тоже не оставались незамеченными. Глеб не мог ничего с собой поделать и улыбался поощряюще, глядя на вызывающе вздернутый нос, эмоциональные глаза и суетливые губы. Он погладил Макара по бедру, удобно расположившемуся рядом с его ногой, и переключил внимание на кофе. Руку он так и оставил на бедре Макара, с удовлетворением отмечая, что тот, ерзая и тянясь за печеньем на подносе, изо всех сил старался не шевелить им. Глеб поднял руку к чашке и продолжил неторопливо пить кофе, держа ее двумя руками и с наслаждением вдыхая аромат напитка; Макар приумолк и робко прижался плечом к нему. Глеб усмехнулся; ему было уютно. Приятно. Хорошо.
Одиночество было для Глеба привычным состоянием; он очень трудно сходился с людьми. Проходило немало времени, прежде чем он находил допустимыми душевные разговоры, да и их он поддерживал, готовый в любой момент замолчать и сменить тему разговора. Глеб давно не рисковал испытывать либо проявлять доверие к людям, ограничиваясь простым расположением, которое пытался выказывать улыбками и более мягкими интонациями. Его считали сухарем, называли железным дровосеком, кто-то даже брякнул в пределах его слышимости что-то про ледяной статуй, и Глеб был в чем-то с ними согласен: ликовать, услышав первые соловьиные трели, или рыдать навзрыд над растоптанным одуванчиком он не был способен и в шестилетнем возрасте. Но благодаря общественному мнению, считавшему его безэмоциональным, окружающие не спешили делиться с ним своими эмоциями. И самые близкие люди, самый близкий человек не решался открываться ему. А Макар особой чуткостью не отличался, за что Глеб был ему бесконечно благодарен. Он улыбнулся и посмотрел на Макара.
Макар, пристально следивший за ним, ловивший малейшие указания на то, как дальше себя вести, просиял и расплылся в счастливой улыбке.
- Тебе еще кофе подлить? – радостно спросил он.
- Сиди уже, егоза, - тепло отозвался Глеб. – Кофейник ко мне ближе.
Макар фыркнул в ответ. Краем глаза Глеб уловил движение: Макар вытянул шею, чтобы заглянуть ему в лицо. Глеб повернул к Макару голову и не удержался, осторожно тянясь к его губам. Он заметил удовлетворенный блеск в шкодливых болотных глазах и услышал довольное сопение, медленно и настойчиво углубляя поцелуй. Макар подался к нему всем телом; у Глеба хватило здравого смысла отставить чашку, прежде чем переместить ладонь на его затылок и привлечь к себе. Мальчишка был до безобразия нетерпеливым, упорно пытаясь избежать прелюдии во имя высшей цели, но Глебу, удовлетворившему свой голод за ночь, хотелось чего-то другого, интригующего, неторопливого. Макар недовольно урчал, пытаясь заставить Глеба быстрей перейти к непосредственным действиям, но тот в явном упоении скользил руками по его телу, ерошил волосы, медленно забирался пальцами в джинсы и обстоятельно, самозабвенно, увлеченно ласкал его рот. Макар поддался ему, а затем и отдался, находя особое удовольствие в неспешном ритме, и томно жмурил глаза, подставляясь под ласки Глеба.