Трижды на заре
Извини, сударик мой.
Ничего.
За словечки.
Ничего.
Они ничего не могут мне сделать.
Правда?
Еще четыре дня, и конец. Возвращаю удостоверение и ухожу на пенсию. Они ничего не могут сделать мне. Вероятно, ты — мое последнее задание, я хочу его выполнить хорошо, как я это понимаю.
Полицейские тоже уходят на пенсию?
Если их не замочат раньше.
Замочат?
Убьют.
А.
Вот что мы сделаем: нажми-ка на клавишу, крайнюю слева, и выключи рацию. Чтобы нас больше не прерывали.
На эту?
Да. Молодец.
У тебя и сирена есть?
Да, но она сломалась. Есть синяя мигалка, если хочешь.
Синий огонек, который вертится на крыше?
Да. Он, наверное, где-то под сиденьем. Вместе с банками.
Вот бы посмотреть.
Давай доставай.
Этот?
Опусти окошко и поставь его на крышу.
Он не свалится?
Надеюсь, нет. Там, кажется, магнит. Но я давненько им не пользовалась.
Поставил.
Подними окошко, холод собачий. О’кей, включаем. Voilá [1]. Классно, да?
Настоящая полицейская мигалка.
Тебе нравится?
Сам не знаю.
Что-то не так?
Столько синих огней мигало, там, перед домом.
Если что-то не так, давай уберем.
Сам не знаю.
Тебе он не нравится, сударик мой, давай уберем.
Там был огонь, яркий-яркий, а потом замигали огоньки.
Давай снимай его.
Извини.
За что? Ты прав, это жуткие огоньки.
Куда его девать?
Брось где-нибудь там, только подними окошко.
Там было столько лиц, я их никогда раньше не видел, и по ним пробегал этот синий проблеск. И еще запах.
Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Нет.
Когда приедем, поговорим об этом, если хочешь.
Нет, сейчас.
Не уверена, что это очень удачная мысль.
Кто-то поджег его?
Мы не знаем.
Дом не загорается сам по себе.
И такое может случиться. Короткое замыкание, невыключенный обогреватель.
Кто-то его поджег. Отцовские дружки?
Не знаю. Но мы выясним.
Ты выяснишь?
Я ухожу на пенсию, Малколм. Обо всем позаботится Стонер, этот кусок дерьма. Он кусок дерьма, но работать умеет.
Ты должна сказать ему, что наш дом не загорелся сам по себе.
Ладно.
Они подожгли его.
Ладно.
Огонь вспыхнул сразу везде. Я сам видел.
Ладно.
Родители ругались. Когда они ругаются, я ухожу.
Да, это хороший способ, я сама так делала.
Я прыгал на велике с парапета, перед домом. Потом вспыхнул огонь. Я бросил велосипед и подошел близко-близко. Заглянул через большое окно…
...
...
...
Странно, что они не бежали.
Кто?
Отец и мать. Они и не думали бежать. Отец сидел за столом, перед бутылкой вина, а рядом лежал пистолет, как обычно. Мать вышла из кухни и стояла напротив. Они орали. Но не…
О’кей, Малколм, давай поговорим о чем-нибудь другом.
Нет.
Малколм…
Они орали друг на дружку. Скандалили. А все вокруг полыхало огнем.
О’кей.
Они бы не погибли, если бы, вместо того чтобы орать друг на дружку, убежали из дому. Почему они не убежали?
Не знаю, Малколм.
Поэтому я и не мог двинуться с места. Все смотрел на них. И не мог двинуться с места. Стало жарко, и я начал отступать. Останавливался там, где было не так жарко. И не мог не смотреть.
Достань мне баночку, Малколм.
Сейчас. Меня будут спрашивать, почему я не вошел внутрь, чтобы спасти их?
Нет, тебя не будут об этом спрашивать.
Скажи им: потому что я все это видел.
Ладно.
Отец — нет, а мать вспыхнула как факел, в одно мгновение, но даже и тогда не бросилась бежать, стояла и горела, как факел.
Тогда женщина сняла одну руку с руля и стиснула ладошку мальчика. Стиснула сильно. Она сбавила скорость, потому что редко водила машину и не была уверена в себе, не нравилось ей править одной рукой. В темноте, на этой дороге в никуда. Но она крепко сжимала руку мальчика, следя за тем, чтобы не потерять управление: хотела этим сказать, чтобы он прекратил, но, если хочет продолжать, она его поддержит. Он еще сказал, что в конце не осталось ничего от дома, и спросил, как это может быть, чтобы от дома не осталось ничего, после того как он занялся огнем в ночной темноте. Женщина знала — верный ответ был бы такой: уйма вещей из этого дома останется навсегда, и мальчику жизни не хватит, чтобы выбросить его из головы, но все-таки ответила — да, мол, такое бывает, если дом деревянный, он может превратиться в груду пепла, хоть это и странно на первый взгляд, если однажды ночью огонь возьмет и пожрет его, растопит камин в зале ночи. Все дымилось, сказал он. Еще долго будет дымиться, подумала она. И спросила себя, есть ли вероятность, одна-единственная, вновь научиться вглядываться в даль, когда у нас у всех впереди дымится какая-нибудь руина, а у этого мальчонки в особенности. Я паршиво правлю одной рукой, сказала. Мальчишка взял ее руку и положил на руль. Как-нибудь справлюсь, сказал. Потом оба долго молчали. Дорога вела на восток, почти не сворачивая, разве чуть-чуть, чтобы обогнуть какую-нибудь рощицу. Под светом фар шоссе приоткрывалось мало-помалу, будто секрет, не особо и важный. Изредка появлялась встречная машина, но они на это не обращали внимания. Мальчик вытащил баночку, открыл ее, протянул женщине, потом вспомнил, что трудно править одной рукой, и поднес баночку ей ко рту, и тогда она расхохоталась и сказала — нет, она так не умеет, она много чего не умеет в таком роде. Ты умеешь водить машину ночью, сказал мальчишка. В этот раз да, сказала женщина.
Но только ради тебя, добавила.
Спасибо.
Мне это в охотку. Давно уже я ничего не делала в охотку.
Правда?
Настолько в охотку, я хочу сказать.
Ты странная, ты не похожа на полицейского.
Почему?
Ты толстая.
В мире полно толстых полицейских.
Ты одета не как полицейский.
Да.
И машина отвратная.
Эй, сударик мой, ты говоришь о «хонде-сивик», принадлежащей полиции Бирмингема.
Внутри. Она внутри отвратная.
Ах это.
Да, это.
Машины моют в гараже управления каждое утро, но эту — нет, я не разрешаю.
Тебе нравится так.
Именно.
Тут повсюду попкорн.
Я обожаю попкорн. Не так-то просто есть попкорн и одновременно править.
Еще бы.
И потом, это я сейчас такая, как видишь, а раньше была красоткой, знаешь?
Я не сказал, что ты уродина.
В самом деле. Я — красавица. А раньше была еще красивее. К слову сказать, мои сиськи славились во всех полицейских участках Мидленда.
Ну ты даешь.
Шучу.
А.
Но это правда: я была красивой женщиной; сперва очень красивой девушкой, а потом — весьма привлекательной дамой. Теперь — другое дело.
То есть?
Теперь мне все равно.
Не верю.
Конечно не веришь, пока не испытаешь на себе. Как уйму прочих вещей.
У тебя есть муж?
Нет.
Дети?
Был сын, но я его не видела много лет. Я была плохой матерью. Так уж вышло.
Ты была хорошим полицейским.
Да, какое-то время была.
Потом растолстела.
Можно и так сказать.
Понял.
Не уверена, что понял, но можно оставить и так.
Нет, я правда понял.
Что ты понял?
Ты как мои родители: вспыхнул огонь, а они не сбежали. Почему с вами случается такое?
Эй, эй, ты о чем говоришь?
Сам не знаю.
Хрена лысого я бы стояла и жарилась в этом твоем доме, уж поверь мне.
...
Извини, я не это хотела сказать.
Ничего.
Я хотела сказать, что всегда убегала из горящего дома, клянусь тебе, убегала много раз; только и делала, что убегала. Не в этом дело.
А в чем тогда?
Эй, эй, слишком много вопросов.
Я просто хотел знать.
Лучше поищи мне попкорн, он должен быть где-то за сиденьем.
Здесь?
Да, где-то там. Большой семейный пакет, открытый.