Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)
Бинго задрожал от носков до галстука. Он бы не выбрал слова «хорошо». От жены не укрылось, что он похож на труп, оставленный под дождем дня на два.
– Что с тобой? – вскрикнула она.
– Со мной? – удивился он. – Ничего. Что ты имеешь в виду?
– Ты… ты не играл!
– Ну, что ты! – отвечал правдивый Бинго, резонно полагая, что это игрой не назовешь. Точнее будет сказать, что он просто дарит деньги, вроде филантропа.
– Ах, я так рада! Кстати, я нашла в номере письмо от Доры. Она пишет, что послала сюда брошку. Наверное, к вечеру придет.
Галантный дух Бинго рухнул. Оставалось одно – признание. Лихорадочно думая о том, как бы начать получше, он вдруг увидел краем глаза, что на черном лежит неплохая кучка фишек, тысячи на три, или, иначе говоря, фунтов на сорок. Глядя, кому же так повезло, он увидел приветливую улыбку крупье, надеявшегося, как у них принято, что и ему кое-что перепадет.
Понимаете, он забыл, что когда выпадает зеро, те, кто ставил на всякие цифры или там числа, оказываются как бы в тюрьме, то есть на время уходят в тень, ожидая следующих результатов.
Бинго поставил сто франков на черное, и зеро их запер. Потом, судя по всему, вышло черное, но он этого не заметил, и деньги на черном остались. Пока он болтал с женой о брошках, рулетка превратилась из скаредного Пуффи в истинного Деда Мороза.
Черное выпало семь раз, оправдав систему Бинго. Так и получилось, что перед ним лежало вдвое больше денег, чем требовали долг и честность.
От полноты чувств он чуть не упал, и упал бы, если бы не понял подвоха. Если он возьмет деньги, все откроется. Жена узнает о его кознях, и в семье, если та не рухнет, будет ненамного приятней, чем в раскаленной картошке.
С другой стороны, если деньги не взять, они могут уйти. Должно быть, вы слыхали выражение: «…на распутье». Оно было здесь очень уместно.
Бинго показал крупье, что надо на время отложить выигрыш; но тот, поражаясь его смелости, поставил все как есть снова, заметив собрату «Quelle homme!» или, возможно: «Epatant!».
Рулетка, радостно игравшая роль богатого дядюшки, снова не подвела. Миссис Бинго тем временем разглядывала игроков.
– Какие ужасные лица! – заметила она.
Муж не ответил, поскольку его лицо напоминало мерзейшего из бесов. Он смотрел; и рулетка сохранила ему верность. Снова черное.
Двенадцать тысяч восемьсот франков… больше полутораста фунтов! Таких сумм у него не бывало уже три года, с той поры, когда дядя Уилберфорс, расчувствовавшийся от лимонного пунша, не успел опротестовать чек. В зале было душно, но Бинго вдыхал озон, слушая при этом щебетание птичек и сладостную музыку.
Рулетка тем временем не унялась и принесла в общей сложности 15 000.
Тут Бинго услышал, что Рози что-то говорит.
– А? – осведомился он.
– Я спросила, ты не согласен?
– С чем?
– С тем, что здесь делать нечего. Милли права, лорд Питер в жизни сюда не пойдет. Возьмем хотя бы запах… Мой герой – изысканный человек. Что ты сказал?
Бинго не сказал ничего. Он застыл, колесо крутилось.
– Бинго! – вскричала жена.
– Да? Что?
– Я пойду в клуб, заплачу взносы.
Лицо его осветилось. Лоб давно вспотел, волосы, должно быть, побелели, но красоту создают взор и улыбка.
Черное, естественно, выиграло. Крупье отложил в сторону 22 800 франков.
– Иди, – согласился Бинго. – Иди, душенька. Какая мысль! А я еще тут побуду. Лица такие занимательные… А ты иди, иди.
Через двадцать минут ушел и он. Двигался он не очень ловко, поскольку рассовал по телу, включая носки, 48 000 франков. Жену он заметил не сразу. Она сидела у бара перед бутылкой «Виттель».
– Пип-пип! – сказал счастливый муж, но тут же осекся. Жена была печальна, если не хуже. Неужели она догадалась?..
– Ну как ты? – фальшиво спросил он, присаживаясь рядом с ней. – Как делишки? – Она молчала. – Кстати, вот твоя брошь.
– Да?..
– А то как же! Я думал, что ты обрадуешься и… и взял на почте.
– Спасибо, – выговорила Рози. – О, кроличек!
Бинго испуганно схватил ее за руку. А вдруг поможет?
– Кроличек, – продолжала жена, – мы ведь всё говорим друг другу?
– Мы? О чем речь! Конечно.
– Помню, ты мне это обещал во время медового месяца.
– Еще бы! – подтвердил он, удивляясь, чего только не сделают влюбленные.
– Мне было бы очень неприятно, если бы ты что-то скрывал.
– Естественно.
– Значит, если ты захочешь играть, ты мне скажешь?
Бинго вздохнул. От этого он мог бы и треснуть, но что с того? Он задыхался. И вообще, чем быстрее треснешь, тем лучше.
– Понимаешь… – начал он.
Но жена его перебила:
– Когда я туда пришла и направилась к столу, на меня что-то накатило…
– ?!
– …и я потеряла двести фунтов за десять минут. О, Бинго! Прости!
Бинго не выпустил ее руки, да он и не смог бы. Что там, он не выжал бы сока из виноградины.
– Ну-ну… – выговорил он.
– О, Бинго!!!
– Ну-ну-ну…
– Ты меня простишь?
– Конечно. Хр-р… Конечно.
– О, Бинго! – Глаза ее засияли. – Таких, как ты, на свете нет!
– Ты думаешь?
– Вылитый сэр Галахад. Другие мужья…
– Ах, что там! – сказал он. – Я понимаю такие порывы. Не испытываю, но – понимаю. В конце концов, что двести фунтов перед мгновением радости?
От полноты чувств он закричал бы, но это не дозволяется. Нельзя и запеть, воспротивится бармен, а то и посетители. Тут он увидел бутылку.
– Душенька! – сказал он.
– Да, дорогой?
– Вот, смотри. Я ставлю ее так. Теперь, если хранить равновесие…
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Бинго и пекинесы
Один Трутень показывал двум другим укушенную ногу, когда появился четвертый член клуба и, задержавшись у стойки, приблизился к ним.
– Что случилось? – спросил он.
Первый Трутень в третий раз поведал свою историю.
– Этот кретин Бинго зашел ко мне позавчера с бешеной собачкой. Пытался всучить.
– Сказал, что дарит на именины, – прибавил второй Трутень.
– Чушь какая! – подхватил первый. – У меня именины в июле, да и вообще мне не нужны кровожадные твари с острыми зубами. Стал я подгонять ее к дверям, а она – хапц! – и вцепилась. Спасибо, догадался вскочить на стол, но укусить она успела.
Новоприбывший Трутень попросил его опустить штанину. Такие зрелища опасны, если ты недавно завтракал.
– Я понимаю тебя, – сказал он, – но сейчас все объясню. Вчера я видел Бинго. Услышав его повесть, ты поймешь, что надо не судить, а жалеть. Tout comprendre, – прибавил Трутень, изучавший французский в школе, – c'est tout pardonner [1].
Все мы знаем (сказал он), что Бинго – баловень судьбы. Он вкусно ест, крепко спит, состоит в счастливом браке с популярной писательницей – словом, жизнь для него – сладостная песня.
Но нет совершенства в этом мире. Денег у Бинго едва хватает на сигареты. Жене известно, что он ставит на лошадей, которые если приходят к финишу, то в конце процессии; это известно, и ей это не нравится. Прелестная женщина, ничего не скажешь, но спортивного духа в ней нет.
В то утро, с какого начинается повесть, Бинго сидел за столом, угрюмо глядя на яйца и ветчину. Шесть пекинесов резвились у его кресла, но он их не замечал, поскольку думал о том, что в 2.00 – бега, а играть он не может, ибо черствый букмекер отказался принимать вместо денег очарование манер.
Конечно, он мог попросить у жены, но особых надежд не питал. Кто-кто, а Бинго не утопист.
– Душенька, – начал он, – ты мне не дашь деньжат?
– Зачем? – спросила жена из-за кофейника, распечатывая письмо.
– Понимаешь, есть лошадь…
– Ну что ты, заинька! Я не люблю азартных игр.
– Какие игры?! Пришел и забрал деньги. Эта лошадь. Прыщавый Чарли…