Том 14. М-р Моллой и другие

— Не видела его три года. Он тогда жил у матери. Любопытство Салли все распалялось. Значит, Джо ушел к матери. Интересно! Салли слышала о том, что с женами это случается повсеместно, а с мужьями — несколько реже. Созданный ею образ начал неумолимо комкаться. Тот, первоначальный Джо просто обязан был взять винтовку и уйти в Скалистые горы отстреливать свирепых гризли.
— А мать-то какова! — неожиданно вскричала мисс Йорк. — Змеи!
— Змеи? — удивленно переспросила Салли. Она почувствовала, что само по себе упоминание беспозвоночных едва ли бросает свет на истину, и ей захотелось, чтобы тема получила некоторое развитие. Что это не просто восклицание, сомнений у нее не возникло. Испытывая известный подъем чувств, женщина способна возопить и «Змея!», и «Гадюка!», и даже «Кобра!», но не во множественном числе.
— Они у нее жили, — пояснила мисс Йорк. — Она играла в пьеске «Герпина, королева змей» и выносила их с собой на сцену. В тех исключительных случаях, — с горчинкой добавила она, — когда эту сцену получала… Я вам когда-нибудь рассказывала, Салли, о своем браке?
— Нет-нет, никогда. То есть, мне, конечно, известно, что вы были замужем.
— А вам бы понравился Джо. Он всем нравился. Я его любила. Беда его в том, что он очень, очень слаб… Чистой воды кролик, который и на гуся топнуть побоится.
Отметив про себя, что кроликов, способных в наше время топнуть лапой на гуся, остались считанные единицы, Салли не поделилась своим наблюдением с патронессой. Она вообще браковала негодные плоды воображения.
— И вот, когда его мать в очередной раз отдыхала, она вдруг заявила, что не прочь переехать к нам, а у него язык не повернулся сказать, что это не вполне уместно, а точнее — кое-кого просто кондратий хватит, как только она переступит ногой порог. Отличная мысль, ответил он. А поскольку мне во всем признаться он тоже не решился, для меня началась новая жизнь. Я вернулась домой, вся разбитая после кошмарного рабочего дня — я тогда марала в вечерних газетенках разную слюнявую галиматью, — и вдруг увидела ее в своем дорогом, любимом кресле. Прихлебывает чаек и треплет своих змей по загривку. Недурная встреча в родных пенатах, говорю я Джо, когда отвела его в сторонку. И тут у него совести хватило сказать мне: «Понимаешь, я вечно на своих гастролях, и ей будет приятно, что рядом живой человек».
— Он — актер?
— Ну, что-то в этом духе. В Вест-Энде он так ничего и не добился, но в провинции дела шли неплохо, он постоянно получал главные роли в разных постановках для юношества. Так вот, когда дома у меня окопалась его мать со своими змеями, я и принялась вовсю раскручиваться, — загадочно промолвила мисс Йорк.
Салли сморгнула.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что вы слышали. Если человек пишет для периодики, он обязательно хочет состряпать роман, и ждет, когда у него выдастся свободное время. А я уже давно подумывала, как бы чего-нибудь сварганить, потому что, если вы пишете слюнявые заметки, у вас скапливаются горы бесценного материала. Тогда я и поняла, что настал мой час. Вместо того чтобы вечера напролет слушать рассказы об оглушительных успехах и о зависти бездарных знаменитостей, которые помешали ангажементу в Лондоне, я заперлась у себя комнате и написала первый роман. Он назывался «Вереск на холмах». Читали?
— Да, конечно.
— Муть несусветная, но ее взяли «Попгуд и Грули», она неплохо разошлась, и тогда они отослали гранки в Нью-Йорк для «Братьев Синглтон», а уж те книжки лепят, словно сосиски. Им дела нет, из чего лепить, набралось бы восемьдесят тысяч слов. Засыпали они все это в сосисочный автомат, повернули рычажок, и мой благоухающий жмых ходил у них потом в фаворитах сезона. Что называется, бестселлер. Пригласили меня в Нью-Йорк, чтобы помочь, — реклама, автографы, и прочее в этом духе. А Джо как раз был на своих гастролях, ему оставалось объехать еще с полдюжины мест. Мне казалось, что я уеду на две-три недели. Ну, а там выяснилось, что по этой чертовой книжонке захотели ставить фильм, и пришлось перебираться в Голливуд и работать над сценарием. Через два месяца высылаю Джо пять тысяч долларов и пишу, что мероприятие грозит затянуться, а потому надо взять и приехать ко мне. И что ж вы думаете?
— Что?
— Пишет мне в ответ, что очень благодарен за пять тысяч, но приехать он не может, мамаше трудно жить одной! У нее сердцебиение, то да се. Тут я вошла в раж, да и наломала сгоряча дров. Сегодня считаю свой поступок неправильным, а тогда я сказала себе: «Ладно-ладно, Джо! Тебе, значит, и без меня неплохо, ну а мне без тебя — и подавно!» Провела в Америке безвылазно четыре года. К тому времени мы оба уже принимали как должное, что супружеству нашему — каюк.
— Но вы же не получали развода?
— Да мне и в голову не приходило. Я создана для одного-единственного мужчины. После Джо замуж я уже не соберусь. Я просто пустила все на самотек. Три года назад я встретила его случайно на улице, мы с ним немножко поболтали. Спросила, как у него с деньгами, он говорит — все в порядке. Написал пьесу, ее возят по городам. Я ему пожелала успехов, он мне пожелал успехов, потом я спросила насчет матери, и он мне рассказывает, что живут они все так же вместе, и змеи тоже там, никуда не делись. Здорово, говорю, — а потом убежала домой и проревела всю ночь.
С огромным усилием Салли отважилась нарушить наступившее молчание:
— И сегодня вы снова с ним повстречались?..
— Ну да, — сказала Лейла Йорк. — Он был официантом на этом утреннике.
Салли ахнула.
— Официантом?!
— Да-да, официантом. Они по такому случаю всегда набирают официантов со стороны, и он был одним из них.
— Но ведь это же, наверное, означает…
— Что он разорился до нитки? Разумеется, и мне надо будет срочно его разыскать. Ну а как, трам-та-ра-рам, его искать?! Бегать, высунув язык, по всему Лондону?
Пока они ломали голову над этой задачей, в доме зазвонил телефон.
— Сделайте одолжение, Салли, пойдите, поднимите трубку, — теряя силы, произнесла Лейла Йорк. — Если это опять Корнелиус, скажите, что меня больше нет, я умерла.
— Это кто-то из «Тайм», — сказала, возвратившись, Салли. — Хотят получить у вас интервью по поводу новой книжки.
— Скажите им, пусть берут интервью у… Ладно, не стоит. Мужчина или женщина?
— Женщина.
— Хрен с ней. Скажите этой пиявке, чтобы была здесь завтра в пять, — сказала Лейла Йорк. — Все-таки, целые сутки! Может, к тому времени ее переедет грузовик или автобус.
13
Для кузена Джорджа четверг складывался удачно. Свесившись через ограду, проходящую по линии «Бухта» — «Мирная гавань», он не только уговорил мистера Корнелиуса приобрести пару пятишиллинговых билетов на грядущий концерт, но и завладел с помощью соседа важной информацией. В «Приусадебном мирке» поселилась знаменитая писательница. Услыхав такую весть, он встряхнулся и приосанился, словно то был звук полицейского свистка. Ведь ни для кого не секрет, что даже самые ошеломляющие грезы не в силах дать точного представления о том, насколько богатой может быть женщина, если она — знаменитая писательница, и потому, полагал он, если найти верный подход к этой даме, да еще постараться вытянуть бархатную ноту, успех предприятию обеспечен. Вследствие этого до начала обхода он несколько раз прошелся щеткой по своему мундиру, легонько обронил «Э-хе-хе…» и загромыхал в своих казенных ботинках по направлению к «Мирку».
Увидав в дверях Салли, он замер, не в силах совладать с восхищением. Сам он был помолвлен с очаровательной девушкой, делопроизводящей в конторе одного пароходства, некоей мисс Дженнифер Тиббегг, и внешность особ одного с нею пола, коль скоро они ему изредка встречались, вызывала у него любопытство сугубо академического свойства, однако, умея смотреть в глаза правде, он отдавал себе отчет в том, что дверь ему отворила дивная фея. Разве можно было не прийти в восторг при виде прелестной точеной фигурки, чуть вздернутого носика, отливающих бронзой волос, голубых глаз, смотревших прямо на него? Если уж речь зашла о глазах, ему показалось, будто они переливаются (такое сравнение!), как две яркие звездочки, й он оказался прав. Салли, которая в то время готовила для мисс Йорк завтрак, мыслями унеслась к Фредди и предалась созерцанию своих чувств. От этого всегда появляется особый блеск во взоре.