Овечья шкура

— Алиса, а ты кем хочешь быть? — вдруг спросил Горчаков, до того сидевший с отсутствующим видом.
На этот раз Алиса не повернулась к задавшему вопрос, и даже не взглянула на Горчакова, так и осталась сидеть с прямой спиной и насупленными бровями.
— Следователем, — ответила она в пространство. — И Катя тоже. Мы с ней вместе хотели.
Под конец разговора Алиса рассказала нам, что они с Катей даже ходили в местное РУВД: пришли в дежурную часть и сказали, что хотят стать следователями. “Мы с Катей тогда не знали, что в прокуратуре тоже следователи есть”, — пролепетала она извиняющимся тоном.
Мы все подивились, что, по словам Алисы, их оттуда не погнали поганой метлой, чтоб не мешали работать, а даже отвели в следственный отдел.
— И что вам там сказали? — поинтересовался Лешка, видимо, пытаясь представить, как бы он построил беседу с двумя серьезными девушками школьного возраста, пришедшими вдруг к нему в кабинет в качестве готовящейся смены.
— Мы спросили, что нам надо делать, как лучше готовиться, что в себе развивать.
— И что вам посоветовали? — уточнила я. Алиса пожала плечами.
— Там следователь такой сидел… Мужчина… Он, наверное, нас не очень серьезно воспринял. Просто сказал, чтобы мы учили русский язык.
Я не стала комментировать совет неизвестного следователя вслух. Конечно, он разочаровал девочек. Но мысленно я сняла перед этим человеком шляпу; по сути, это был самый лучший совет тем, кто желает стать следователями.
А остальному их научат на юридическом факультете.
— А как вам следователь понравился? — это был с моей стороны провокационный вопрос; я предполагала, что следователь девочкам не понравился. Но Алиса снова проявила чудеса рассудительности:
— Мы же с ним мало общались, всего минут пять. Человек за это время не может понравиться или не понравиться. Мне показалось, что у него жизнь очень трудная, и он очень устал. У него глаза такие… — она поискала слово.
— Печальные? — пришел ей на помощь Горчаков.
— Нет, — она покачала головой, — безнадежные.
Мы все замолчали. Я посмотрела на мужчин — они как-то нехорошо призадумались.
— Но у вас глаза не такие, — успокоила нас Алиса, внимательно всех оглядев, — и еще он был старше вас. И одеты вы лучше, — добавила она, адресуясь почему-то к Горчакову. Я себе объяснила это тем, что речь изначально шла про мужчин и, соответственно, женщины в рейтинге не участвовали.
— И на том спасибо, — пробормотал Лешка, а Васильков посмотрел на Алису с возросшим интересом. Улучив момент, когда Алиса отвернулась, я строго погрозила ему пальцем, а он отчетливо изобразил на лице выражение ангела с крыльями, не подозревающего о половом различии.
— Ну что? — я в упор посмотрела на Василькова. — Ищем Александра Петрова?
— Ищем, — легко согласился Васильков и игриво посмотрел на Алису. Я из-под стола показала ему кулак.
Выглянув в окно, я обнаружила, что уже стемнело. И Алиска тоже грустно поглядывала в вечернюю темень. Я попросила Горчакова проводить Алису, но Васильков вскочил быстрее:
— Я провожу!
Мысленно выставив Василькову неприличный диагноз, я в корне пресекла его попытки увязаться за несовершеннолетней девочкой, выпихнула Алису домой в сопровождении надежного отца семейства Горчакова (во-первых, в педофилии он замечен не был, а во-вторых, ему и Зои многовато, на дополнительные амурные телодвижения он уже не способен), а Василькова заняла выработкой плана на завтра. Договорившись с утра поехать в контору Вараксина, Шиманчика и Крас-ноперова, мы стали обсуждать, как нам искать Александра Петрова.
Конечно, нам надо было восстанавливать Катины последние дни буквально по минутам Алиса смотрела в корень. Но в первую очередь надо было искать этого загадочного Петрова, почему-то записанного на букву “В”.
— Может, это с его работой связано? — предположила я.
— Может, — вяло согласился Коленька, — только не забудь, что Кате было пятнадцать лет. Всего пятнадцать. И судя по тому, что ты мне рассказываешь, это была не прожженная телка, а ребенок по сути. Так что если к ней кто-то и клеился, то это наверняка был не взрослый мужик, а пацан какой-нибудь из соседней школы. Поэтому на место работы не рассчитывай.
— А что тогда? “В” — это обозначение места встречи?
— Допустим, — сказал он. — Или просто парень раскрыл первую попавшуюся страницу и свое имечко вписал. И эта буква “В” ничего не значит.
Да, к сожалению, такое, как правило, бывало гораздо чаще: то, что казалось на первый взгляд серьезной зацепкой, на самом деле ничего не значило.
— А может, все-таки он не пацан? Мы ж забыли про вторую девочку, как ее — Коровина? — спохватилась я.
— Маша, это все вилами по воде писано. Мало ли что, может, наш розыскник и вправду колготки перепутал или не те в морге получил.
— А мои таблицы с типичными версиями? По ним получается, что он не пацан. Ему лет двадцать семь — двадцать восемь.
— А что еще говорят твои таблицы?
— Коленька, к сожалению, пока ничего! А вот если мы найдем еще хотя бы один случай, информации будет больше.
— Давай искать, — жизнерадостно подытожил Коленька. — Блин, ну почему как мне искать, так обязательно “Александр Петров”. Нет, чтобы он был Иннокентий Шнипельсон… Причем один такой в Санкт-Петербурге…
— Уж лучше помечтай, чтобы он пришел с повинной, — вздохнула я.
Он довез меня до дома, причем у парадной активно понапрашивался ко мне в гости. Я только посмеялась. Но и Коленька не расстроился, гуднул мне на прощание автомобильным клаксоном, пообещал завтра забрать меня из дома и уехал.
Войдя в квартиру, я поняла, как устала. Засовывая ноги в тапочки, я с грустью подумала, что стала уставать гораздо сильнее, чем десять лет назад. Хотя сегодняшняя усталость была вполне оправданна — еще бы, два таких ударных допроса за один день.
Ребенок играл в “Плейстейшен”. На меня он внимания не обратил.
— Ты ел? — спросила я, пробираясь мимо него через клубки проводов. Гоша издал какой-то сложный звук, который можно было принять и за “да”, и за “нет”, и, что было наиболее правильным, — за вежливую интерпретацию пожелания “мама, отвяжись”.
И верно, чего спрашивать. Сейчас зайду на кухню и с ходу определю, ел ребенок или нет: если есть грязная посуда, значит, ел. Если нету, значит, не ел. Вариант, при котором он поел и помыл за собой посуду, исключается напрочь, этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Моя руки в ванной, я краем глаза заметила кучку грязных ребенкиных трусов и носков. Так. Сегодня еще предстоит стирка. Надо как-то расслабиться; хоть на этот раз я появилась дома не к полуночи, а во вполне приличное время, я была совершенно не готова к домашним работам и сама себя ощущала шкуркой, набитой усталостью.
Как там мне Регина советовала — если у тебя дома пыль лежит, ляг рядом с ней и отдохни, — вспомнила я и из последних сил набрала номер ее мобильного.
— Ты где? — спросила я, как только подруга отозвалась.
— Проезжаю мимо тебя, — отозвалась Регина так кокетливо, как будто разговаривала не со мной, а с заграничным миллионером, перспективным в матримониальном смысле. Вот настоящая женщина, с завистью подумала я. У меня-то самой сейчас вряд ли повернулся бы язык так разговаривать даже с натуральным заграничным миллионером, перспективным в матримониальном смысле.
— Может, заедешь? — вяло спросила я.
— Да без проблем, — заявила Регина, — через пять минут буду. У меня бутылка “Шабли” тут в машине завалялась, из дьюти-фри.
Я отложила телефонную трубку и закрыла глаза. Классно, подумала я, вытягивая ноги. Сейчас мы с ней выпьем, и я расслаблюсь. Хотя на самом деле предвкушала я совсем другое. Естественно, меня распирала история, в которую были замешаны Стеценко и букет. Я ощущала настоятельную потребность с кем-то поделиться, но не с Гошкой же. А друг и коллега Горчаков и так был в курсе.
Приехала душистая и пушистая Регина, с идеальным макияжем и аккуратным маникюром. Мазнув взглядом по ее блестящим, как леденцы, ногтям, я быстро спрятала за спину руку с содранным в интересах следствия лаком. Но Регина все равно углядела этот косметический беспорядок и неодобрительно поджала губы. Я покорно склонила голову — на дворе вечер, а Регина, в отличие от меня, выглядит так, будто визажист-стилист выпустил ее из своего кресла ровно пять минут назад.