Мир приключений 1974 г.

— Это я звонил, я приходил! — торопливо вставил Астахов.
Митин укоризненно на него посмотрел и спросил у Симуковой:
— Вы знаете этого гражданина?
— Нет, в первый раз вижу. Ну, поговорил там Степан с кем-то, может, и с этим гражданином — не знаю, и вернулся вскоре. Я молчу, и он молчит. Взял куртку, смотрю. Ты куда? А он только дверью хлопнул. Вот и все, как на духу! Где был, с кем, что целую ночь делал — ничего не знаю. Спала, как убитая.
— В котором часу он вчера ушел?
— Часов в десять, может, в начале одиннадцатого.
— В начале одиннадцатого! — опять вставил Астахов.
Пока все совпадало с тем, что таксист говорил у себя дома, и Митин порадовался за него. Затем неожиданно и быстро спросил у женщины:
— У вас часы золотые? Воронов вам подарил или сами купили? Когда?
— Эти? — Симукова взглянула на свою руку, несколько секунд помедлила с ответом, словно не зная, что сказать, потом проговорила неохотно: — Его подарок. На Восьмое марта расщедрился.
— Разрешите посмотреть?
Она открыла на запястье запор тонкой металлической браслетки, подала ему часы.
— «Заря», — сказал Сергей Петрович Бабину и подумал, что если второпях их сдергивать с чужой руки, то от металлической браслетки может остаться ссадина.
— Так, говорите, на Восьмое марта подарил? Хороший подарок. Точно, на Восьмое?
Женщина вспыхнула, будто ее уличили во лжи.
— Говорю, на Восьмое, значит, на Восьмое! — грубо сказала она. — Мне ведь дарили, а не вам.
— Это верно, — согласился следователь. — Просто я подумал, что, может, не в женский праздник вы их получили, а позднее. Например, сегодня. Ведь сегодня, признайтесь! И учтите, что нам все известно. Иначе бы мы не пришли к вам…
Он не сводил с нее глаз. Она тоже не опускала ресницы. Словно в коротком молчаливом поединке каждый пытался прочитать в глазах другого его тайные мысли.
Прошло несколько секунд. У женщины чуть дрогнули полные губы, дрогнули даже не от усмешки, а скорее от легкого намека на нее. Вероятно, она догадалась, что на самом деле он ничего не знает о часах и лишь делает вид, что ему будто бы что-то известно. Сергей Петрович так и истолковал для себя это мимолетное изменение в ее лице.
Она откинулась на стуле, свободным движением положила ногу на ногу.
— Еще чего! — Теперь она усмехалась открыто. — Сегодня! Да я уже три месяца ношу их не снимая. А вы говорите — сегодня!
Сергей Петрович рассмеялся.
— Что я смешного сказала? — насторожилась она.
— Считайте: апрель, май, июнь, июль, август — получается пять месяцев, так? И это еще без марта. А вы часы три месяца носите не снимая. Куда же еще два месяца делись? Арифметика!
Дворники, сидевшие у двери, переглянулись.
— Ну и что с того? Считайте как хотите. Сказала, не подумавши, — без тени смущения заявила Симукова.
— Не подумавши? Что ж, бывает. В котором часу Воронов вернулся утром?
— Не посмотрела на часы. Солнце уже взошло, но рано еще было. Спать хотелось…
— И вы не встали, не приготовили ему завтрак?
— Это после вчерашнего-то? Как бы не так! Ему слово, а он тебе десять. Такого тут наговорил! Завтраки еще ему готовить… — Глаза ее опять стали гневными. — Уйду я от него к чертям собачьим! Отдам ключ старой ведьме — только тут меня и видели! Вон, вещи свои сложила, уходить собралась.
— И часто у вас с ним такие ссоры? — сочувственно спросил Сергей Петрович и подумал, что старой ведьмой она, вероятно, называет старушку в темном платке.
— Они каждый день ругаются, — сказала от двери одна из женщин.
— А ты помалкивай!
— Тише, товарищи! Значит, Воронов уехал в Крым? В какой санаторий?
— Куда-то возле Алупки. «Восход» называется.
— На поезде или самолетом? Проводили вы его?
— Больно надо! Перевернулась на другой бок, и все. Слышу, чемодан берет. Даже «прощай» не сказал.
— Ну, а все-таки, на поезде или самолетом?
— Вроде вечерним поездом хотел.
— А ушел утром?
— Получается так…
— Понятно. А скажите, вот вернулся он откуда-то, не спросили вы, где пропадал, что делал? Не видели, ничего он не принес с собой? Вещи какие-нибудь…
— Говорю, перевернулась на другой бок, будто сплю. Может, и принес. Не смотрела. А что Степан опять натворил?
— Да уж натворил… По следам хороших дел мы не ходим.
Бабин тяжко вздохнул и сказал:
— А может, начнем, Сергей Петрович?
Ему уже давно хотелось приступить к обыску. Человек с практическим складом ума, он больше надеялся на предметные, вещественные улики и доказательства, чем на словесный поединок, в котором подозреваемого припирают к стене хитро поставленными вопросами. Подозрение, что часы Симукова получила от своего сожителя, у него тоже все время укреплялось — женщина явно что-то утаивала, не хотела говорить правду. Поэтому весьма возможно, что, кроме золотых часов, в этой комнате могли быть и другие вещи, принадлежавшие Укладовой.
— Да-да. Сейчас начнем. Только пригласи сначала сюда ту старушку, что в коридоре была.
Сергею Петровичу не хотелось производить обыск в присутствии Астахова. Оперативник вышел и сразу же, буквально через несколько секунд, вернулся в сопровождении старушки. «Не иначе, у дверей подслушивала», — подумал о ней Сергей Петрович.
— Извините, гражданка, что побеспокоили вас, по нам нужна ваша помощь. Вот посмотрите на этого товарища, — показал он на Астахова, — знаете вы его? Посмотрите внимательно: знаком он вам?
Глаза у соседки и без того горели жадным любопытством. Она впилась ими в таксиста. Тот замер. «Как кролик перед удавом…» — подумал Сергей Петрович, наблюдая за ними, и сжал губы, чтобы не улыбнуться: сухонькую, похожую на стебелек старушку при всем желании нельзя было сравнить с грозным пресмыкающимся.
— Нет, не знаю.
Она покачала головой и отвернулась от Астахова. Тот вскочил:
— Мамаша, да как же?! Я же вчера приходил! Вы вспомните, вспомните! Дверь вы мне открывали. Я к Воронову приходил.
Сергей Петрович удивился. Он ждал, что соседка в темном платке узнает таксиста, подтвердит, что тот приходил. Ее отрицательный ответ сразу менял всю картину…
Лицо у Астахова стало несчастным, растерянным, руки бессильно опустились. Старушка пожала худенькими плечами и пропела:
— И вспоминать нечего. Склероза у меня еще нет. И дверь вам, гражданин хороший, открывала, и впустила вас, а вот знать вас — не знаю. Не имела чести… не знакомы мы.
Она с достоинством светской дамы поджала тонкие губы. «Вот вредная бабка», — подумал о пей Митин и сказал:
— Значит, видели его? Подтверждаете, что он вчера приходил к Воронову? Вот и хорошо. Больше нам от вас пока ничего не нужно. Вы свободны, можете идти. И вы, Семей Афанасьич, тоже идите домой. Я вас еще вызову для показаний. И не беспокойтесь, сами видите, все у вас будет хорошо.
Вещей в комнате было не много: простая кровать, видавший виды платяной шкаф, стол с ящиками, в углу фанерный ящик, наполненный всяким хламом. На видном месте хороший телевизор. Несколько книг, разбросанных где попало. Митин пересмотрел их: все, как одна, про шпионов. Обстановка в комнате была типичной для человека, семейная жизнь которого еще не была хорошо налажена. Видимо, Симукова говорила правду, что она не жена Воронову — присутствие женщины в комнате сказывалось мало: пудреница, несколько флаконов духов, одно—два платья и белье, сложенное в стопку на столе, вот и все, чем обходилась она, посещая своего «условного» мужа.
Методично передвигаясь от одного края комнаты к другому, следователь и оперативник перебирали каждую вещь, заглядывали во все сокровенные уголки. Но — увы! — ни одного предмета из тех, что берут с собой женщины, когда едут на курорт, обнаружено не было. Значит, вещи Укладовой преступник спрятал в другом месте. Митин теперь понимал, почему в другом: вряд ли Воронов стал бы посвящать в свои темные дела Симукову. Кто она ему? Жена не жена, так, случайная подруга, с которой к тому же, видимо, часто бывают ссоры.