Драмы. Стихотворения
Часть 4 из 9 Информация о книге
Из домашней жизни
В дому было тихо, на улице – мгла,Курил я сигару понуро,Вдруг шумной толпой детвора вошлаИ стала носиться вокруг столаУ светлого абажура.Их свежие лица румянцем цвели,Как будто после купанья,Они хоровод крылатый вели,И мне открывались в чудесной далиВолшебных стран очертанья.Уж верил я сам в золотые края,Взирая на игры эти.Но в зеркало глянул – и вдруг, друзья,Почтенного гостя увидел я,В туфлях и ватном жилете.И что же? Увидев чужого – вмигСмутилась крылатая стая.Все как-то притихли, и лица ихПогасли: ведь хмурых людей чужихПугаются дети, я знаю!Сила воспоминаний
Вы знаете ли, как вожатыйплясать медведя научил?В котел он Мишку засадил,подбросил дров, – пляши, лохматый! —а сам на скрипке трепака.На раскаленном дне постой-ка?!И семенит ногами бойкоМишук под скрипку вожака.С тех пор, заслышав те же звуки,медведь взревет и, сам не свой,начнет притопывать ногой, —жива в нем боль от прежней муки. —И я сидел в котле на дне,и надо мною скрипка пела…Но корчилось не только тело, —душа – на медленном огне.Глубокий след оставлен теми днями;малейший отзвук их палитогнем мне сердце и велитмне стихотворными плясать стопами.Основа веры
Страну я будил набатным стихом —Никто не дрогнул в краю родном.Я выполнил долг мой, и вот пароходМеня из Норвегии милой везет.Но нас в Каттегате туман задержал,Никто в эту первую ночь не спал —Военный совет пассажиров шумел,Решая великое множество дел:О Дюббёле павшем, о днях предстоящих,О юношах, в армию уходящих…«Племянник сбежал! Восемнадцати лет!» —«Конторщик сбежал! Просто сладу нет!»Но слышалось в жалобах и одобренье:Ведь с ними и мы словно шли в сраженье.Была среди нас, как будто родная,Спокойная женщина пожилая;С ней каждый старался заговорить,Утешить ее, приласкать, ободрить,И многие дамы печально и чинноВздыхали: «Она проводила сына!»Она улыбалась, кивая всем:«О, я не боюсь за него совсем!»Мне эта старуха казалась прекрасной,Счастливая верою твердой и ясной;Мне стало легко и спокойно вдруг:Она укрепила мой слабый дух!Не умер народ мой, коль женщина этаЧудесною верой своей согрета!Не мудростью книжной была она,А жизненной правдой смела и сильна.Откуда же веру она черпала?Она вдохновенно и гордо знала,Что сын ее – милый, единственный сын —Солдат, но солдат норвежских дружин!В альбом композитора [6]
Орфей зверей игрою усмирялИ высекал огонь из хладных скал.Камней у нас в Норвегии немало,А диких тварей слишком много стало.Играй! Яви могущество свое:Исторгни искры, истреби зверье.Монолог Бранда из пятого действия драматической поэмы «Бранд»
На горной вершине. Ветер усиливается, гоня тяжелые облака над заснеженными равнинами. Черные зубцы и гребни проступают то тут, то там, потом опять окутываются туманом. На уступе, избитый, в крови, появляется Бранд. Он oстанавливается, смотрит назад.
Сотни душ пошли за мной,а теперь вот ни одной…Я один пришел к вершине.Все мечтают в серых дняхо великих временах —многих взбудоражил нынедолгожданный клич борьбы…Вот лишь в чем они слабы:жертвы, жертвы все страшатся!Впрочем, совестно ль бояться?Пострадал один за всех —в страхе жить с тех пор не грех!(Опускается на камень, смотрит по сторонам.)
Часто в страхе, сам не свой,как дитя на лай собак,шел я сквозь кромешный мрак.Но в какое-то мгновеньея смирял сердцебиенье,прозревая свет живойвпереди перед собой.Ставни застят мне стекло,но за ставнями светло!Думал я, в глухом оконцескоро заиграет солнцеи в обитель привиденийхлынет яркий луч весенний!…Убедись теперь воочью:ты в угаре заблуждений,ты забит, раздавлен ночью!Эти люди на холмах,на равнине, у залива —все они живут впотьмах,охраняя терпеливоканувший в былое быт,дух легенд, воспоминаний…Так король Харальд хранилверу, что жива Снефрид:что ни день зарею раннейвозле милой сторожил,ждал, чтоб роза оживилась,чтобы сердце вновь забилось,слушал жадно, верил глупо,что блеснет слеза у трупа.И один ли только он?Многих мы еще почтилиугождающих могиле,между тем как есть закон:от земли – и взят землей…Ради колоса зерноумереть в земле должно!Всюду сумрак ночи длинной —над младенцем, над мужчиной,над старухой, над женой!Господи, какой ценойвразумить их до конца,чтоб не чтили мертвеца?