Репортаж о черном «мерседесе»
Автослесарь.
«Победа», «Волга».
Иностранец.
Шалава.
Суриков. Яп-гравюра. Реставрация
Талант, авантюрист, гипноз, таможня
Картины, популярность
Талант конфисковать нельзя.
Баловень.
Институт Граны Интернет.
Работа, трояк, ассемблер.
Да, пожалуй, домработницы этих людей не объединяют. Сантехники у них тоже наверняка разные. И все-таки что-то в них было общее… Наверное, талант. Про «шалав» не знаю, но и про слесаря, и про художника, и про программиста говорили почти с одинаковым восхищением. Может, за гений и уничтожали? Какие-нибудь зеленые человечки, стремящиеся остановить человечество в развитии…
Бред. Есть меньше надо, а то кровь уж очень сильно от головы к желудку отливает. Итак, где могут столкнуться столько разных людей, собравшихся уезжать; как засветиться перед неизвестным убийцей? Напрашивался ОВИР, но против этого имелось сразу три аргумента: во-первых, это слишком просто; во-вторых, у меня нет на ОВИР выхода; и в-третьих – государственная контора никак не вязалась с чистотой исполнения преступления. Должно быть нечто иное, неожиданное.
Слесарь, художник, программист, проститутки. Какая между ними связь? Как они попали в общую могилу? Может, как раз проститутки? Нет, на «крайцлеры» и «лексусы», помянутые юной следопытшей, никто из жертв не тянул, к «шалавам» явно не ездил. Тогда что?
Пельмени приятно согревали изнутри желудок, глаза начинали предательски слипаться, мысли ворочались еле-еле.
Такие разные люди. Какой же факт един для всех? Они покидали родину. А что вообще нужно человеку, уезжающему за рубеж? Документы – визы-вызовы-паспорта. Деньги. Билеты. Вроде все…
Я почти засыпал, и в полудреме садился в розовый пузатый «Боинг», занимал место у окна, покровительственно улыбался непонятно лопочущим японцам и французам.
Ах, да – еще нужен переводчик.
Прошло не меньше минуты, прежде чем сквозь дрему к сознанию пробилась вся важность последней мысли, и уж тут сон мгновенно исчез:
– Есть!!! – подпрыгнул я на диване и дрожащими руками схватился за блокнот. – Есть! Нашел!
Никто из них не знал языка! Художник пытался выучить его под гипнозом, программист ограничивался Ассемблером. Готов поклясться, автослесарь тоже предпочитал калибровочные таблицы англо-русскому словарю. Сестричкам импортные слова ни к чему, иностранцы у нас ездят на такси, а «крайцлерами» пользуются свои, питерские.
Всем погибшим требовались курсы языка! Мало того, если это и есть их точка соприкосновения, то раз Копелевич учился под гипнозом, то остальные, получается, тоже. Им вполне могли внушить принести деньги, а потом покончить собой! Все мгновенно встает на свои места.
Я потянулся к телефону.
– Алло, Вика? Это Сергей из «Часа Пик», мы с вами сегодня разговаривали.
– Да, да, конечно.
– Вы не помните, Олег Костенко успел выучить английский язык до того, как все случилось?
– Не знаю даже. Он собирался куда-то, хотел за один раз все получить, под гипнозом. А успел или нет – не знаю.
– Спасибо вам большое, вы мне очень помогли.
Вот и первое подтверждение. Теперь нужно разобраться с гипнозом.
Есть в газетном деле такое правило: слово всегда нужно давать обеим конфликтующим сторонам. На практике это выглядит примерно так:
Узнаю я, что некий джентльмен является сволочью и сукой. Есть скажем, такие фактики – ксерокопия родословной, например, слова очевидцев, согласных увидеть свои фамилии на первой полосе. После этого я, как честный человек, звоню этому джентльмену, и говорю: «Имеется информация, что вы, сэр, сука. Не хотите опровергнуть или прокомментировать данное сообщение?» Джентльмен долго и изощренно матерится, обещает повесить, на березе, вверх ногами, за одно яйцо, а за другое дернуть. После этого в последних строках статьи можно смело приписывать: «Мы обращались к уважаемому сэру, но он не стал опровергать изложенных фактов». Может быть, такие повадки кому-то и кажутся утонченным садизмом, но на самом деле сие – морально-этические принципы.
Исходя из морально-этических принципов журналистики, я никак не мог приговорить гипноз как убийцу, не предоставив ему права на оправдание. Или, по крайней мере, не уточнив такую возможность у специалистов. И вот хоть здесь я имел возможность получить консультацию высочайшего уровня!
В свое время его мэрство Анатолий Собчак объявил немалую часть Карельского перешейка курортной зоной и ввел городской тариф на автобусный проезд. Но вот что странно – маршрут, ведущий к Институту Онкологии, почему-то остался пригородным. Больные, которые ежедневно отправлялись туда на уколы, выкладывали за проезд примерно пенсию в месяц. А куда денешься? Жить-то хочется. Два укола «таксама» [8] стоят столько же, сколько новенькая «Ока» – в ближайшей аптеке не купишь, по знакомству в поликлинике не сделаешь. Так что бесплатное амбулаторное лечение вылетает в изрядную копеечку.
Как ни странно, но жалоба пришла не от больных, автобусников обругали из института. Вот так я и познакомился с одной из ярчайших личностей нашего города, да и всей страны – Михаилом Лазаревичем Гершановичем. Не слыхали? А в Соединенных Штатах его один раз даже таможенник без досмотра пропустил. Сказал: «Не могу рыться в багаже почетного гостя нашей страны». Так оно и бывает – живет человек здесь, а знают его в большинстве там, и нам завидуют.
Михаил Лазаревич Гершанович, член-корреспондент РАЕН, профессор, доктор медицинских наук, руководитель отдела химиотерапии в НИИ имени профессора Н. Н. Петрова, ведущий онколог города, в прошлом личный врач Анатолия Карпова, разработчик целого ряда уникальных лекарств и универсальной аптечки, ученик знаменитого Качугина. Тоже не имеете понятия? Если меня когда-нибудь выгонят из газеты, я сяду и напишу серию книг «Жизнь неизвестных знаменитостей». Первый кандидат – Гершанович. Второй – Качугин, талантливый советский химик, изобретатель «коктейля Молотова», теоретически предсказавший лечебный эффект гидрозинсульфата. Третий – академик Филов, Владимир Александрович. Мало кто знает, что этот медик мирового уровня учился на физика-атомщика, и одна лишь история о том, как он, получив образование стратегического значения, в сталинские времена пробивался в медицину, достойна целого романа. Для тех, кого «физик» поставил на ноги, открою страшную тайну: Владимир Александрович коллекционирует заварные чайники. Только, чур, я этого не говорил.
Мне доставило истинное удовольствие зарабатывать на истории о том, как американцы пытались реализовать Качугинскую идею, да не смогли. А вот в нашем НИИ Онкологии, что в поселке Песочный, довели до клинических испытаний и лечат им людей. И даже получили в США патент на «Методику лечения опухолей головного мозга гидрозинсульфатом». В приличных странах памятники таким людям ставят – ведь «сегидрин», как назвали новый препарат, это первое неядовитое противораковое лекарство. Все прочие восходят корнями к незабвенному «иприту» и основаны на том жутковатом факте, что если больному давать дозы отравы, близкие к смертельным, то опухолевые клетки умирают чуть быстрее здоровых. Гидрозинсульфат же действует иначе и совершенно безопасен [9].
Увы, не удалось рассказать о том, как авторам мешали – для того, чтобы обойти наших чиновников, пришлось организовать целый «карманный» институт, от имени которого дать ФРГэшникам лицензию на производство и уже оттуда возить лекарство сюда. Сегодня [10] Россия – единственная страна в мире, где можно купить «сегидрин». Несчастным иностранцам приходится ездить на лечение сюда или нелегально [11] вывозить лекарство на родину. Конкуренция в фармакологии – жуткая и кровавая вещь, особенно когда собственный минздрав на стороне противника.