Под кровью — грязь

А тут еще пальцы совсем застыли. Приклад поплотнее вжался в плечо. Сейчас… Черт, Агеев чуть не выругался в голос. Мушка совсем не видна на темном фоне силуэта.
Один из караульных все-таки поскользнулся, но не упал. Идущего впереди разводящего обдало водой из лужи. Оборачивается. Медленно, как будто движется в чем-то вязком. Сейчас он будет объяснять молодому, что нужно смотреть под ноги, что он ему покажет в казарме почем фунт лиха, слов не слышно – шумит холодильник, только штыки в бисеринках дождя подрагивают в свете фонаря.
А у меня штык темный, подумал Агеев. Это от крови. От крови Шустова, который лежит сейчас возле колючей проволоки, как куча дерьма. И вообще, хрен с ней, с мушкой. Тут всего метров десять.
Агеев набрал в грудь воздух и нажал на спуск. Автомат вздрогнул, и в плечо ударила отдача. Разводящего словно в спину толкнуло. Он резко качнулся вперед, караульный не успел его подхватить, тело младшего сержанта ударилось о подставленную руку и упало на землю.
Караульные выстрелов не услышали. Тот, который стоял впереди, решил, что разводящий поскользнулся и наклонился, чтобы помочь ему подняться. Второй караульный ничего подумать не успел. Он вдруг увидел, как впереди полыхнуло и почувствовал, как огонь ввинчивается ему в грудь.
Агеев увидел, как караульный, которого он решил убить первым, наклонился, но на спуск все – равно нажал. Пули попали в заднего и опрокинули его на спину.
Мысль о том, что караульный пригнулся, чтобы уклониться от пули мелькнула и исчезла. Агеев шагнул вперед и длинной очередью прошил темные силуэты. Внезапно нога потеряла опору, Агеев потерял равновесие и с размаху, не успев даже выставить руки, упал лицом вниз.
Боли не было, был только ужас, охвативший Агеева в тот момент, когда грязь мгновенно ослепила его. Он чуть не захлебнулся ледяной жижей, закашлялся, попытался вскочить, снова упал, забил ногами по грязи и перевернулся на спину.
Сейчас его убьют, мелькнула паническая мысль. Сейчас оставшийся в живых караульный расстреляет его в упор. А он ничего не видит, грязь залепила глаза, он даже не услышит выстрела, шум от холодильника перекрывал все звуки. Агеев опрокинулся на бок, лихорадочно оттирая лицо, перекатился в луже уже не ощущая того, что вода холодная. В тень, за дерево, быстрее.
Выстрела не было. Не было. Агеев, наконец смог открыть глаза. Никто не шевелился и не целился в него. В темных кучах грязи человеческие силуэты угадывались с трудом. Лежат.
Агеев встал. Где-то здесь должен быть его автомат. Не видно. Чертова лужа. Блин, что теперь делать? Агеев даже наклонился, чтобы поискать автомат.
Твою мать, чего это он? Совсем голова отказала. Вон же три автомата лежат, дожидаются. Агеев подошел к лежащим. Фонарь освещал неплохо, но увиденное не произвело на Агеева особого впечатления. Крови не было видно. Темное на темном. Один караульный лежит на спине, глаза открыты, а на лице даже нет удивления. Только в уголке рта появилась темная струйка, но падающие капли дождя уже размывали ее.
Второй караульный лежал лицом вниз, на брезентовом плаще было видно несколько темных пятен вокруг аккуратных отверстий. Повезло.
Повезло мне, подумал Агеев, случайно его достал. А ведь все могло быть иначе. Все вообще могло быть иначе, если бы он смог удержать себя в руках и не трогать ту малолетку.
Потом обо всем подумаю, потом. Сейчас нужно в караулку. Нужно, чтобы времени не прошло больше чем обычно нужно для смены двух часовых.
Агеев стащил автомат с плеча убитого, сдвинул флажок предохранителя в среднее положение, на автоматический огонь. Оттянул затвор, отпустил. Автомат лязгнул. Агеев еще раз наклонился над убитыми, чтобы забрать магазины с патронами. Потом мельком взглянул на часы. Четыре ноль пять. Успеваю, подумал Агеев и, не торопясь, пошел к караульному помещению.
  
Палач
 
Палач был спокоен. Все мероприятие, которое он несколько раз проговаривал с этим мальчишкой, вызывало в нем легкую брезгливость, как, собственно, и сам мальчишка.
Типичный представитель человечества – мелкий, скользкий и с жаждой делать пакости. Он даже не пытался выкручиваться, когда Палач изложил ему краткое описание того, что этот солдат вытворял, вырвавшись за пределы части. Андрюша сразу сник, побледнел, и на висках его выступили капельки пота.
Только когда Палач сказал, что может предложить выход из тупика, Агеев оживился и уже не сводил преданных глаз с Палача. Он даже не поинтересовался, зачем все это нужно делать.
Мальчишка подробно и с пристрастием выспросил все, касающееся свой дальнейшей судьбы, поинтересовался очень по-деловому некоторыми техническими деталями и даже внес свои предложения. Он очень вдумчиво относился к вопросам своей безопасности, юный гаденыш.
А чего, собственно, ожидать? Люди… Ничего, просто некоторое время Палачу придется потерпеть вынужденное близкое общение с людьми, даже самому придется притворяться человеком. Потерпит.
Палач посмотрел на часы – четыре ноль пять. Осталось совсем немного ждать. Наверное, если сопляк не передумал в последнюю минуту, все уже началось и минут через пятнадцать Агеев вынырнет из темноты под свет уличного фонаря на повороте. Палач усмехнулся.
Это хорошая мысль – заставить солдатика постоять в круге света, после того, как он все это сделает. Пусть почувствует себя мишенью, осознает свою беззащитность. По своему опыту общения с людьми, Палач знал, что именно испуганные и затравленные люди способны на все что угодно, выпускают наружу свою сущность, перестают даже пытаться контролировать себя.
Палач закрыл глаза. Ему совершенно не хотелось спать, он великолепно контролировал себя, просто за последние два часа полутемный проезд перед ним, с фонарем в конце и пошарпаным жигуленком впереди несколько поднадоел. Интересно, кстати, как там, в жигуленке Жук. Вот уж кому хочется поспать, наверняка. Четыре часа утра – самое трудное время.
Если уснет… Палач открыл глаза. Если уснет Жук, у Палача будет хороший повод провести перед группой показательную акцию. Они еще не до конца поверили в то, что он им говорил. Осознали, Палач видел это по их глазам, но не поверили. И кстати, если Жук не заснет, то в любом случае придется подобрать кандидатуру.
Все вокруг виделось расплывчатым и туманным, стекла были залиты водой, но Палач «дворников» не включал. Успеет, он и так прекрасно чувствует все происходящее, это пусть наружное наблюдение беспокоится о хорошем обзоре.
Палач уже давно не пытался определить, следят за ним или нет. Наверняка следят. Они хотят контролировать его – пусть потешатся. Они смогут смотреть, а вот смогут ли они увидеть… А, увидев – смогут ли понять?
Ничего, очень скоро он им все объяснит. Очень подробно и доходчиво. Даже для людей.
Им кажется, что они могут в любой момент ему приказать? Могут. Приказать могут. Вот сейчас он выполняет их приказ, только вот как им понравятся способ его выполнения? А если даже не понравится, что с того? Они проглотят эту пилюлю и сделают вид, что так все и должно было происходить.
Палач попытался себе представить, как кто-то сейчас сидит в ожидании сообщения обо всем происходящем и боится, что все может сорваться. И сам даже не представляет, что должно произойти. Ну что ж, это будет для него сюрпризом. Это будет сюрпризом для них всех.
Дождь усилился, по лобовому стеклу стекали уже не капли, а потоки. По крыше стучало. И еще ветер. Великолепная безумная погода. Палач включил, наконец, «дворники». Скрип – скрип, скрип – скрип, скрип – скрип. Напоминает замедленные удары сердца.
В салоне машины Жука мигнул свет. Не спит, закурил. Он тоже толком не знает что происходит. Сидит, наверняка, весь напряженный, крутит головой, волнуется. Или нет, Жуку уже довелось повидать и самому наворотить. Нет, все равно волнуется. Вот Наташка, та сидела бы совершенно спокойно, жевала свою неизбежную жвачку и напевала что-то беззвучно. И это не от бесстрашия. Ей просто на все наплевать, она и в группу попала только потому, что ей действительно было на все наплевать и это позволило ей вытворять такое, что даже Палач на долю секунды не поверил в это.