Братва: Век свободы не видать

– Все понял... – Фунт старательно высморкался в миниатюрный шелковый платочек, смахивающий на женский, и поднял на меня смущенный взгляд. – Извиняй, Михалыч, за беспокойство. Стар стал, соображалка подводит. Сразу бы мог вкурить, что ты арест мэтра без внимания не оставишь...
– Ладно, Петрович! – Я дружески хлопнул старого рецидивиста по сутулой спине. – Сменим пластинку. Иди-ка лучше официанта поторопи. Уже пять минут прошло, а ужина как не было, так и нет!
– Я мухой! – Фунт поспешно вскочил с кресла, как молодой, и бодренько зашевелил ногами в сторону кухни.
Когда мы с Цыпой уже благополучно перешли к десерту, состоявшему из бисквитов и моих любимых хрустящих пирожных «бизе», соратник вдруг встрепенулся и некультурно указал пальцем куда-то мне за спину:
– Глянь, Евген! Вот тот фраер, что Веронике голову заморочил!
– Евгений Васильевич? – уточнил я, не оборачиваясь и продолжая чревоугодный набег на хрустальную вазу с «бизе».
– Он самый!
– А Вероника в зале?
– Не видать что-то. Шпилится в номерах, по ходу.
– Ладушки. Пригласи-ка тезку за наш столик для профилактической беседы.
Я с глубоким нескрываемым сожалением поглядел прощальным взглядом на оставшиеся в целости-сохранности «снежные» пирожные, но решительно отодвинул их подальше от себя на середину стола. Ничего не попишешь – работа превыше всего. Эффективно-убедительно базарить с набитым ртом совершенно невозможно.
Уже через несколько мгновений я имел сомнительное удовольствие лицезреть местное «яблоко раздора». Евгений Васильевич на новоявленного Дон Жуана, и верно, походил весьма мало. Точнее – был его полной противоположностью. Скромный рост, не превышающий ста семидесяти сантиметров, объемный живот, который не мог скрыть даже пиджак свободного покроя, ничем не примечательное лицо и почти лысая голова с жиденькими кустиками белесых волос. Верно в народе говорят: любовь зла – полюбишь и козла.
– Счастлив познакомиться, Евгений Михайлович, – проблеял этот компьютерный козлик, порываясь пожать мой кулак, неподвижно лежавший на столе.
– Обоюдно, Евгений Васильевич! Присаживайтесь! – строго заявил я, засунув руки в карманы и тем пресекая наглую попытку панибратства со стороны собеседника.
– Какие у вас отношения с Вероникой? – поинтересовался я, закуривая «родопину».
– Это такая молоденькая брюнетка? – уточнил лысеющий ловелас и, получив утвердительный знак Цыпы, продолжил: – Самые замечательные отношения. Мне вообще нравятся все барышни в вашей гостинице. Тот, кто их сюда подбирал, безусловно, имеет отменный вкус. – Евгений Васильевич хитровански заглянул в мои глаза, явно ожидая благодарности за столь неприкрытую грубую лесть. Но не дождался даже поощрительной ухмылки, ясно.
– Ну, раз все нравятся, то вы легче перенесете неприятное известие. – Я мрачно уставился в удивленные глаза собеседника. – Вы здесь завсегдатай, а мы считаем своим святым долгом предупреждать всех постоянных клиентов о некоторых особенностях Вероники, чтобы потом не возникло претензий...
– Да в чем, собственно, дело?! – нетактично прервал мою неспешную речь вдруг разволновавшийся коммерсант.
– А в том, что тот, кто контактирует с Вероникой, имеет большую вероятность подхватить какое-нибудь венерическое заболевание. Как мы недавно узнали, она имеет беспорядочные половые связи на стороне. Винить ее нельзя, можно только пожалеть – ведь девочка страдает бешенством матки, и ей постоянно требуется мужик. Дело доходит до того, что, когда Веронику никто на ночь не снимает, она цепляет любого пьяного ханыгу или бомжа и тащит к себе в постель. Готова бесплатной любовью даже заниматься, лишь бы удовлетворить свою буйствующую плоть. Я узнал, что ее на днях видели в забегаловке на железнодорожном вокзале. А вы, конечно, в курсе, какая там аховая публика трется, – сплошь сифилитики и вичинфицированные...
Евгений Васильевич слушал мою длинную речь разинув рот и явственно бледнея физиономией.
– Мне искренне жаль несчастную девочку, но я вынужден вас предупредить о возможных неприятных последствиях, – печально закончил я. – Как человек честный, поступить иначе я просто не мог.
– Благодарю, Евгений Михайлович, что поставили в известность. Это очень великодушно и благородно с вашей стороны! – немного придя в себя, заявил наивный тезка и снова попытался пожать мне руку.
Как и давеча, я поспешно спрятал ладони в карманы куртки и, якобы слегка смутившись, пояснил:
– Простите, Евгений Васильевич, но руки я вам не подам. Не хочу рисковать. Читал в одной научно-популярной медицинской брошюрке, что через рукопожатие даже сифилис получить можно. Вы ведь с Вероникой уже с месяц контактируете...
Бледная морда компьютерного коммерсанта вдруг покрылась забавными бордовыми пятнами. Наскоро попрощавшись, он покинул наконец наш столик.
– Это ты хитро придумал, – одобрил Цыпа, распечатывая новую бутылку итальянского шампанского. – Но фраер с испугу вполне может не только от Вероники откреститься, но и от всего заведения.
– Да и дьявол с ним! Невелика потеря, – отмахнулся я, придвигая к себе с середины стола вместительную хрустальную вазочку.
Когда «бизе» и полусухое шампанское пришли к своему логическому концу, я поехал домой. Отпуская у подъезда Цыпу на все четыре, велел ему заскочить за мною завтра в час дня.
3
Жара стояла несусветная. Солнце шпарило так, словно восхотело сдуру пятилетний план отдачи тепловой энергии выполнить за два года.
Кстати, читал в одной книженции, что небесное светило всего за секунду вырабатывает столько энергии, сколько на Земле возможно добыть лишь за сто лет. Даже с учетом современных технологий, просто уму непостижимо, в натуре.
Я распахнул все окна в квартире, но желанного облегчения это не принесло. Надо, пожалуй, не жадничать и приобрести наконец-то хотя бы парочку домашних кондиционеров.
Проиграв фрагмент траурного марша Моцарта, старинные настенные часы возвестили, что натикало уже одиннадцать часов. Пора начинать шевелиться, если не желаю опоздать на встречу с господином приставом.
Так как контакты с Назаренко я решил от Цыпы затемнить, то пришлось вместо «мерса» вызвать по телефону банальное такси.
Сегодня днем здание налоговой инспекции выглядело так же нахально-помпезно, как и позавчера под вечер. Поднявшись на второй этаж, обнаружил, что дверь в девятнадцатый кабинет опечатана. Слегка обеспокоившись, разглядывал широкую бумажную ленточку с двумя сургучными печатями и прикидывал, что бы это могло означать. В первую очередь для меня лично.
Туда-сюда сновали по коридору люди, а я все стоял как вкопанный дурак у кабинета, не зная, что конкретно предпринять.
Мне на помощь пришел какой-то худощавый очкарик с красной папкой под мышкой.
– Вас вызывал старший пристав Назаренко? Пройдите, пожалуйста, в пятнадцатый кабинет к приставу Губерману, он его замещает.
– А где господин Назаренко? Мне необходим именно он. По сугубо личному вопросу.
– Сожалею, но Назаренко принять вас уже никогда не сможет. – Очкарик как-то странно вглядывался мне в лицо, словно опасался чего-то. Истерики, по ходу.
– Дело в том, что с господином Назаренко произошел трагический несчастный случай, – уверившись, что я явно не из слабонервных, пояснил он.
– Автомобильная катастрофа? – высказал я первое пришедшее на ум. – Со смертельным исходом, как понял?
– Вы правильно поняли, но это было не дорожно-транспортное происшествие, – очкастый тип замялся чего-то и, обронив: – Рекомендую все же пройти в пятнадцатый кабинет, – засеменил дальше по коридору, быстро затерявшись среди многочисленных посетителей заведения. Учреждения то есть.
Вернулся я домой в самом скверном расположении духа. Вот ведь незадача! Пасьянс складывается явно не в мою пользу. Неизвестно, в чьи руки теперь попадут те листочки с компроматом. Придется к данному делу все свои ментовские связи подключить для страховки. Натуральное разорение – оберут, ясно, как липку. Оно и понятно, кто же в наши дни бесплатно крутиться станет? Да и торговлишку левой водярой придется полностью приостановить на какое-то время, пока все благополучно не утрясется. Сплошные убытки! Вот уж верно говорится: не было печали!..