Воздержание поручика Ржевского

Ржевский: Господи, за что я так несчастен? 
Георгий Победоносец сплевывает и отворачивается. Ржевский достает из ящика стола пистолет, заряжает его и взводит курок. Подносит ствол пистолета к виску, потом, передумав, вкладывает дуло в рот. Палец Ржевского на спусковом крючке напрягается, кончик его белеет... Георгий Победоносец затыкает себе пальцами уши и зажмуривается, конь Святого Георгия прячет голову под крыло дракона, дракон невозмутимо ковыряет кончиком копья в зубах и косится на Ржевского. 
В комнату строевым шагом входит денщик Ржевского Прохор с подносом в руках. На подносе стакан водки и огурец. 
Денщик Прохор (торжественным голосом): Ваше благородие, сутки истекли! 
Ржевский несколько секунд непонимающе смотрит на Прохора, потом рука его разжимается и падает, но пистолет, зажатый зубами остается торчать изо рта. Георгий Победоносец, не дождавшись выстрела, открывает глаза, дракон, сплюнув, возвращает Святому копье и бьет крылом коня по морде. Прохор пытается вытащить изо рта Ржевского ствол пистолета, но поручик только мычит, не разжимая зубов. 
Денщик Прохор (умоляющим тоном): Ваше благородие, пистолетик-то отдайте. Пить же неудобно, да и стрельнуть, ненароком, может. 
Все тщетно. Прохор обращает вопросительный взгляд к иконе. Георгий Победоносец суфлерским жестом изображает хук справа и поощрительно кивает головой. 
Денщик Прохор (орет в полный голос): Отдай пушку, дурак! 
Прохор бьет Ржевского кулаком в ухо и с хрустом выворачивает пистолет у поручика изо рта. Ржевский хватает стакан с водкой и единым духом выпивает его, целует в засос Прохора, подмигивает Георгию Победоносцу и выходит в соседнюю комнату. Оттуда доносится хлопанье пробок, звон посуды, голоса друзей: "Ржевскому Ура!!!", "Железный человек! Я бы так не смог!", "Господа, он жив и в своем уме! Даже не верится!". Далее слышны только звуки выпивания и закусывания. 
Эпизод 12.
Конногвардейский бульвар. 
Несмотря на поздний час, бульвар полон гуляющими, слышен смех, пение, музыка, звуки выпивания и закусывания. По бульвару, обнявшись, идут отец Павсикахий и доктор Михельсон. У доктора перевязана голова, монах сильно хромает. Оба вдрызг пьяные. 
Михельсон (путая по-пьяному делу русский и немецкий): ... И тогда обер-лейтенант Ржевский берет палька для занавеска и бьет майн копф унд танцен на мои очки! 
Отец Павсикахий (нравоучительным тоном): Десница Божья тебя покарала, а не палька для занавеска! Это ж надо русскому человеку такое страстотерпство учинить: все пьют, а ты не моги! Да еще в буфет привел! С-садист! 
Михельсон: Майн фройнд Поссикахус! Вы не понималь! 
Отец Павсикахий: Да все я понималь! Давай лучше выпьем! 
Михельсон: Майн Гот! Их канн нихт! Я не мочь больше... 
Отец Павсикахий: Ты меня уважаешь? 
Михельсон: Я! Натюрлих! 
Отец Павсикахий: Тогда, пей! 
Оба выпивают и закусывают. 
Отец Павсикахий: Теперь споем! Ой, ты Галю, Галю молодая! Чому ты не вмерла, як была малая? 
Михельсон: О Тананбаум, о Тананбаум, ви грюйн зинд дайне блеттер! 
Отец Павсикахий: Мда! Гармония, где ты? Ау! 
Михельсон: Майн либер Поссикахус! Дас ист унмёглих! Это есть невозможно - языковые трудности... 
Отец Павсикахий: Врешь, курва лютеранская! Для русского человека невозможного нет! А ну, запевай. Ать, два! 
Михельсон и Отец Павсикахий (дуэтом): 
Айне кляйне кто-то рядом 
Вдоль по шрассе проходил. 
Официрен синим задом 
Русишь медхен удивил. 
Палкой в копф, заклепкой в жопу, 
Аллес рихтиг! Ничего! 
Тупо пялится Европа 
В петербургское окно! 
Вильст ду глюк? Тогда скорее 
Что-нибудь себе налей. 
Чтобы был ты здоровее, 
Тринкен шнапс и водку пей! 
Ком цу мир! Ты третьим будешь, 
Однунг, брат, у нас такой. 
Хрен Россию ты забудешь! 
Тринкен, брудер, по второй! 
Вундербар! Нальем по третьей! 
Дизе цайт - как раз бухнуть, 
И не морщись, доннер веттер, 
Про закуску не забудь! 
Кто там лезет за закуской? 
Кукен, кукен унд гезейн: 
Дас ист каце - кот, по-русски. 
Цап-царап, ауфвидерзейн! 
Что ты вялый, как сосиска? 
Готт им химмель! С немцем пью! 
Эй, душа, посторонись-ка, 
А не то, щас оболью! 
Что ж ты шляфен? Эх ты, соня! 
Мы с майн фройнд собрались спеть. 
Поссикахус с Михельсоном 
Русским - здраво, немцу - смерть! 
Из-за сугроба выпадает пьяный Ржевский. Он без головного убора, но зато, при двух саблях. На одной ноге сапог со шпорой, на другой валенок. 
Михельсон: Майн либер обер-лейтенант! Как Ви себя чуйствовайт? 
Ржевский (со слезой в голосе): Оставь меня, коварная! 
Тобой отвергнут я. 
Тебе любовь не надобна, 
Лишь задница моя! 
Поручик падает на грудь отцу Павсикахию и рыдает. Отец Павсикахий ласково гладит Ржевского по голове и успокаивает. 
Отец Павсикахий: Не плачь, сын мой. Третьим будешь. 
Ржевский сразу же успокаивается, все трое выпивают и закусывают. 
Из-за угла, прямо на выпивающих, с громким смехом выбегают молодой чиновник и девица. 
Девица: Мсье, у Вас есть лошадь? 
Молодой чиновник (оттопыривая зад): Да, мадмуазель, серая в яблоках! 
Ржевский: Серая, говоришь? (бьет чиновника в глаз, тот падает) В яблоках? (валит девицу в снег и заворачивает ей юбки на голову. 
Отец Павсикахий: У-у-у, с-соблазн бес-совский! 
Михельсон: Ржевский! Фас! 
Ржевский рычит и впивается зубами девице в ягодицу. Девица визжит. 
Эпизод 13.
Конногвардейский бульвар. 
Несмотря на поздний час, бульвар полон гуляющими, слышен смех, пение, музыка, звуки выпивания и закусывания. В кадре появляется Ржевский. Он сплевывает, вытирает окровавленный рот куском нижней юбки и хищно смотрит на толпу гуляющих. 
Ржевский (рычащим голосом): Серая, говорите? В яблоках? 
Поручик обнажает обе сабли и решительным шагом направляется к толпе петербуржцев. 
По экрану идут титры: 
А в это время, в маленьком уральском городке, отец и сын Черепановы работали над первой моделью отечественного паровоза. 
К О Н Е Ц Ъ
Сочинено сие трагическое повествование петербургским жителем Женькой Красницким в лето 1992 от Рождества Христова, по поводу переименования взад Северной Столицы.