Антоний и Клеопатра
Тарс, расположенный у реки Кидн, около двадцати миль в глубь материка, появился перед ними неожиданно. Как и Афины, Эфес, Пергам и Антиохия, этот город запомнился большинству римской знати даже после кратковременного визита. Настоящая жемчужина, очень богатый город. Но не теперь. Кассий наложил на Тарс такой огромный штраф, что, даже расплавив все произведения искусства из золота или серебра независимо от их ценности, жители Тарса были вынуждены постепенно продавать простой народ в рабство, начав с людей самого низкого происхождения. К тому времени как Кассий, устав ждать всю требуемую сумму, уплыл с пятьюстами талантов золота, которые Тарс едва смог наскрести, в городе с полумиллионным населением осталось всего несколько тысяч свободных людей. Но их богатство было уже не вернуть.
– Клянусь всеми богами, я ненавижу Кассия! – воскликнул Антоний, оказавшийся намного дальше от богатств, которых он ожидал. – Если он так поступил с Тарсом, что же тогда он сделал с Сирией?
– Выше нос, Антоний, – сказал Деллий. – Не все потеряно.
К этому времени он уже заменил Попликолу как главный источник информации для Антония, чего он и добивался. Пусть Попликола радуется тому, что остается близким другом Антония! Он, Квинт Деллий, согласен быть человеком, чьи советы Антоний ценит. И как раз в этот тяжелый момент у него нашелся полезный совет.
– Тарс большой город, центр торговли киликийцев, но, когда Кассий показался на горизонте, вся Киликия Педия постаралась держаться подальше от Тарса. Киликия Педия богата и плодородна, но ни одному римскому губернатору не удавалось обложить ее налогом. Регионом управляют разбойники и изменники арабы, которые забирают значительно больше, чем когда-либо брал Кассий. Почему бы тебе не послать войска в Киликию Педию, чтобы посмотреть, что удастся найти? Ты можешь оставаться здесь. Пусть командует Барбатий.
Антоний знал, что совет хороший. Намного лучше, чтобы за снабжение его войска продовольствием платили киликийцы, чем бедный Тарс, особенно если предстоит грабить крепости разбойников.
– Разумный совет, и я намерен ему последовать, – сказал Антоний, – но этого будет недостаточно. Теперь я понимаю, почему Цезарь хотел завоевать парфян: по эту сторону Месопотамии никаких богатств не получить. О, будь проклят Октавиан! Он украл военную казну Цезаря, этот маленький червяк! Пока я был в Вифинии, во всех письмах из Италии говорилось, что он умирает в Брундизии, что он не проедет и десяти миль по Аппиевой дороге. А что я узнаю здесь, в Тарсе? Да, он кашлял и задыхался весь путь до Рима, а теперь он занят тем, что подлизывается к представителям легионов. Реквизирует все общественные земли во всех местах, поддерживавших Брута и Кассия, а в перерывах между этим подставляет задницу этой обезьяне Агриппе.
«Надо сделать так, чтобы он перестал говорить об Октавиане, – подумал Деллий, – иначе он забудет о трезвости и потребует неразбавленного вина. Эта змеиная сучка Глафира не помогает – слишком старается для сыночков». Пощелкав языком в знак сочувствия, он вернул Антония к вопросу о том, где достать деньги на обанкротившемся Востоке.
– Антоний, есть альтернатива парфянам.
– Антиохия? Тир, Сидон? Кассий их уже обобрал.
– Да, но он не дошел до Египта. – Последнее слово Деллий произнес медовым голосом. – Египет может купить и продать Рим. Все, кто когда-либо слышал рассказы Марка Красса, знают об этом. Кассий направлялся в Египет, когда Брут вызвал его в Сарды. Да, он взял четыре египетских легиона, но, увы, в Сирии. Царицу Клеопатру нельзя в этом обвинять, но ведь она и тебе с Октавианом не послала помощи. Я думаю, ее бездействие можно оценить в десять тысяч талантов штрафа.
Антоний усмехнулся.
– Хм! Мечты, Деллий.
– Нет, определенно нет. Египет сказочно богат.
Слушая вполуха, Антоний внимательно читал письмо своей жены Фульвии. В письме она жаловалась на вероломства Октавиана и описывала в откровенных выражениях шаткость его положения. Сейчас самое время, царапала она собственной рукой, поднять против него Италию и Рим! Луций такого же мнения: он начинает набирать легионы. Чушь, подумал Антоний, который слишком хорошо знал своего брата Луция и не считал его способным даже отложить десять костяшек на счетах. Луций возглавит революцию? Нет, он лишь набирает людей для своего большого брата Марка. Правда, в этом году Луций стал консулом, но вместе с Ватией, который и будет выполнять всю работу. О женщины! Почему Фульвия не захотела посвятить себя воспитанию детей? Дети от Клодия уже выросли и стали самостоятельными, но у нее еще остался сын от Куриона и два сына от Антония.
Конечно, к этому времени Антоний уже знал, что ему придется отложить поход на парфян по меньшей мере еще на один год. Не только из-за нехватки финансов, но и из-за необходимости следить за Октавианом. Его наиболее опытные маршалы Поллион, Кален и надежный старый Вентидий вынуждены были оставаться на Западе с большей частью своих легионов, чтобы не спускать глаз с Октавиана. В письмах они умоляли Антония употребить влияние и отозвать Секста Помпея, который бороздил водные просторы и, как настоящий пират, забирал себе пшеницу, предназначенную для Рима. Терпеть Секста Помпея не входило в их соглашение, вторил Октавиан. Разве Марк Антоний не помнит, как они двое сели вместе после Филипп и разделили обязанности между тремя триумвирами?
«Да, я помню, – мрачно подумал Антоний. – После победы у Филипп я ясно, как в магическом хрустальном шаре, увидел, что на Западе нет такого места, где я мог бы прославиться и затмить Цезаря. Чтобы превзойти Цезаря, мне надо сломить парфян».
Свиток Фульвии упал на столешницу и свернулся.
– Ты действительно считаешь, что Египет может дать столько денег? – подняв голову, спросил Антоний.
– Конечно! – горячо ответил Деллий. – Подумай об этом, Антоний! Золото из Нубии, океанский жемчуг с острова Тапробана, драгоценные камни с Аравийского полуострова, слоновая кость с мыса Горн в Африке, специи из Индии и Эфиопии, монополия на производство бумаги, а пшеницы больше, чем народ может съесть. Государственный доход Египта шесть тысяч талантов золота в год, а личный доход правителя – еще шесть тысяч!
– Ты хорошо поработал над домашним заданием, – усмехнулся Антоний.
– С большим удовольствием, чем в бытность мою школьником.
Антоний встал и прошел к окну, выходящему на площадь, где между деревьями виднелись мачты кораблей, устремленные в безоблачное небо. Но он не видел всего этого. Взгляд его был обращен внутрь. Он вспомнил худенькое маленькое существо, которое Цезарь поместил в мраморную виллу по ту сторону Тибра. «Как возмущалась Клеопатра, когда ей не позволили поселиться в Риме! Не перед Цезарем – он не потерпел бы истерики, – а за его спиной. Все друзья Цезаря по очереди пытались объяснить ей, что она, помазанная царица, не может войти в Рим по религиозным соображениям. Но это ее не останавливало. Она продолжала жаловаться. Она была худая как палка и вряд ли пополнела с тех пор, как вернулась домой после смерти Цезаря. О, как радовался Цицерон, когда пошли слухи, что ее корабль затонул в Нашем море! И как он расстроился, узнав, что слухи оказались ложными. Оказалось, это было самое меньшее, что должно было его волновать. Напрасно он выступил в сенате против меня! Это было равносильно самоубийству! После того как его казнили, Фульвия проткнула пером его язык, прежде чем я выставил его голову на ростре. Фульвия! Вот женщина! Меня никогда не интересовала Клеопатра, я ни разу не посещал ни ее приемы, ни ее знаменитые обеды – слишком заумные, слишком много ученых, поэтов и историков. И все эти божества с головами зверей в комнате, где она молилась! Признаться, я никогда не понимал Цезаря, его любовь к Клеопатре – самая большая загадка».
– Очень хорошо, Квинт Деллий, – громко сказал Антоний. – Я прикажу царице Египта предстать передо мной в Тарсе и ответить на вопрос, почему она помогала Кассию. Ты сам доставишь ей требование явиться.