Падение титана, или Октябрьский конь

— Сойду на берег с моими ликторами. В лодке, которую мне подадут.
— Позволь мне спустить на воду наши лодки и послать с тобой немного солдат.
— Ни в коем случае, — спокойно отмел предложение Цезарь. — Твоя обязанность — держать кучно наши суда, следить, чтобы им не причинили вреда, и придерживать придурков вроде Тиберия Нерона, чтобы они своими же собственными мечами не поотрубали себе ноги.
Вскоре после этого большой полубаркас с шестнадцатью гребцами пристал к борту. Глаза Цезаря пробежали по ликторам, возглавляемым верным Фабием, проверяя их внешний вид. Да, все медные шишечки на широких кожаных поясах просто горят, алые туники чистые, без морщинок, малиновые кожаные калиги правильно зашнурованы. Фасции парни обнимают нежнее, чем кошки котят, кожаные обвязки выглядят безупречно, топорики грозно поблескивают среди тридцати красных прутьев. Удовлетворенный Цезарь легко, как юноша, прыгнул в лодку и устроился на корме.
Полубаркас направился к пирсу, соседствующему с театром Акрон, но вне стен Царского квартала. Там бесновалась толпа. Горожане, размахивая кулаками, на жуткой смеси греческого с македонским грозились убить иноземцев. Когда лодка причалила и ликторы вышли на пирс, толпа попятилась и застыла, очевидно пораженная невероятным спокойствием и нездешним великолепием вновь прибывших. Потом вновь зазвучали угрозы. Когда двадцать четыре ликтора построились в колонну по два человека, Цезарь без чьей-либо помощи вышел из лодки и остановился, поспешно поправляя складки тоги. Вскинув брови, он надменно посмотрел на толпу.
— Кто тут главный?
Оказалось, никто.
— Вперед, Фабий, вперед!
Ликторы вошли в толпу, как нож в масло. Следом шел Цезарь. Это лишь словесные угрозы, думал он, улыбаясь налево и направо. Интересно. Выходит, молва не врет: александрийцы действительно не любят римлян. Но где же Помпей Магн?
В стене Царского квартала замечательные ворота: боковые пилоны сверху соединены прямоугольной перемычкой, позолота на каждой детали, многоцветие красок. На воротах изображены какие-то символы, странные плоские, двухмерные сцены. А вот и стражники! Руфрий был прав, они неплохо смотрятся в греческом снаряжении: полотняные латы с нашитыми серебряными пластинами, яркие пурпурные туники, высокие коричневые сапоги, серебряные шлемы с наносниками и плюмажем из конских крашеных хвостов. Прекрасно, но не для боя, а скорее для уличных потасовок. Заинтригованный Цезарь покачал головой. Наверное, хроники этого царского дома не врут. Всегда есть толпа александрийцев, которая может войти во дворец и заменить одного Птолемея другим — все равно какого пола.
— Стой! — крикнул капитан, держа руку на эфесе меча.
Цезарь прошел по коридору из ликторов и послушно остановился.
— Я хотел бы увидеть царя и царицу, — сказал он.
— Ты не можешь видеть ни царя, ни царицы, римлянин. Разговор окончен. Вернись на свой корабль и уплывай.
— Доложи их царским величествам, что я — Гай Юлий Цезарь.
Капитан громко фыркнул.
— Ха! Если ты Цезарь, тогда я — Таверет, богиня-гиппопотам!
— Ты не должен всуе упоминать имена твоих богов.
Капитан метнул на него сердитый взгляд.
— Я не грязный египтянин. Я — александриец! И мой бог — Серапис. А теперь уходи!
— Но я действительно Цезарь.
— Цезарь сейчас в Малой Азии. Или в Анатолии, или еще где-нибудь.
— Сейчас Цезарь в Александрии и очень вежливо просит аудиенции у их величеств.
— Хм, я не верю тебе.
— Хм, тебе лучше поверить, иначе гнев Рима обрушится на Александрию и у тебя не будет работы. Как и у вашей царицы с царем. Посмотри на моих ликторов, олух! И если умеешь считать, сосчитай их! Двадцать четыре, правильно? А впереди какого римского курульного магистрата идут двадцать четыре ликтора? Только впереди диктатора. Теперь пропусти меня и сопроводи в зал для аудиенций, — весело закончил Цезарь.
Несмотря на свой грозный вид, капитан чувствовал страх. Надо же вляпаться в такую историю! Никто не знал лучше, чем он, что во дворце никого нет: ни царя, ни царицы, ни управляющего двором. Ни души, обладающей достаточными полномочиями, чтобы разобраться с этим заносчивым чужаком, путь которому и впрямь расчищают двадцать четыре ликтора. Вдруг это Цезарь? Конечно нет! Что делать Цезарю в Александрии? Тем не менее перед ним стоял римлянин, завернутый в нелепое белое одеяло с пурпурной каймой, с какими-то листьями на голове, с каким-то жезлом из слоновой кости на голой правой руке, между сжатой в кулак ладонью и согнутым локтем. Без меча, без лат, поблизости ни одного солдата.
Македонские предки и богатый отец помогли купить капитану его должность, но способность быстро соображать в приобретенное не входила. Все же, все же… Он облизнул губы и вздохнул.
— Хорошо, римлянин, я проведу тебя в зал для аудиенций. Только не знаю, что ты будешь там делать. Во дворце сейчас никого нет.
— Правда? — спросил Цезарь, пропуская вперед себя ликторов, что заставило капитана спешно послать человека, чтобы тот показал им дорогу. — А где же все?
— В Пелузии.
— Ясно.
Несмотря на разгар лета, денек выдался отменный. Никакой духоты, легкий бриз отгоняет жару, от цветущих деревьев исходит ласкающий обоняние аромат, какие-то колокольчики беспрестанно кивают головками. А дорога вымощена желтовато-коричневым мрамором, отполированным до зеркального блеска. Наверное, тут скользковато во время дождя. Идут ли, кстати, дожди в Александрии?
— Восхитительный климат, — заметил он.
— Лучший в мире, — откликнулся капитан.
— Значит, я — первый римлянин, которого вы тут видите за последнее время?
— Во всяком случае, первый, который объявляет, что он поважней губернатора. С год назад приезжал Гней Помпей. Требовал у царицы военный флот и пшеницу. — Капитан захихикал. — Очень невежливый молодой человек. Отказался войти в наше положение, хотя царица сказала ему, что в стране голод. О, она надула его! Шестьдесят транспортов набили финиками, и он их увез.
— Финиками?
— Финиками. И он отплыл, думая, что увозит пшеницу.
— О боги, бедный молодой Гней Помпей. Наверняка отец его был недоволен. Зато Лентул Крус, наверное, радовался. Эпикурейцы экзотике всегда рады.
Зал для аудиенций, судя по его размерам, помещался в отдельном строении. Вероятно, при нем имелись приемные для отдыха приезжающих с визитом послов, но определенно не для проживания. Это был тот же зал, в котором принимали Гнея Помпея: огромный, пустой, с отполированным мраморным полом, украшенным сложным многоцветным узором. Стены щедро покрыты позолотой либо разрисованы странными (как на воротах) изображениями плоских людей и растений. Пурпурное мраморное возвышение с двумя тронами. Один, из фигурного эбонита и золота, — наверху, другой такой же, но меньших размеров, — ярусом ниже. Больше никакой мебели.
Оставив Цезаря и его ликторов в пустом зале, капитан поспешно вышел — наверное, поискать кого-нибудь, кто сможет их принять.
Встретившись взглядом с Фабием, Цезарь усмехнулся.
— Ну и ситуация!
— Мы бывали и в худших ситуациях, Цезарь.
— Не искушай Фортуну, Фабий. Интересно, что чувствуешь, когда сидишь на троне?
Цезарь быстро взбежал по ступенькам и осторожно сел на великолепное кресло. Его золотые, инкрустированные драгоценностями детали были удивительны при близком рассмотрении. Вот что-то похожее на глаз, со странно вытянутой треугольной слезой во внешнем углу. Голова кобры, жук-скарабей, лапы леопарда, человеческая нога, странный ключ, какие-то символы.
— Удобно ли тебе, Цезарь?
— Ни один стул со спинкой не может быть удобным для человека в тоге, поэтому мы сидим на курульных креслах, — ответил Цезарь.
Он расслабился и закрыл глаза.
— Устраивайтесь на полу, — сказал он немного погодя. — Кажется, ждать придется долго.
Два молодых ликтора вздохнули с облегчением, но Фабий покачал головой.
— Нельзя, Цезарь. Мы будем выглядеть нелепо, если кто-нибудь вдруг войдет.