Метро: Башня. Метро. Эпидемия. Трилогия (СИ)
– Дай мне ключи, – с нажимом повторил Гарин. Помолчал и добавил: – Я поведу.
– На… – Ирина послушно протянула ему связку.
Гарин сел за руль. Ирина с Ксюшей устроились на заднем сиденье.
Некоторое время он смотрел на рычаг переключения передач – искал заднюю скорость. Затем повернул ключ в замке зажигания, и двигатель ожил. Гарин развернулся и стал медленно сдавать назад.
Ирина смотрела на него. Она хотела спросить и никак не решалась. Наконец решилась.
– Что ты… ему сказал?
Гарин поморщился. Он отвернулся и включил первую передачу.
Машина дернулась, но не заглохла – покатила вперед, набирая скорость.
Гарин молчал. За него ответила Ксюша.
– Папа сказал, что убьет его, если он хотя бы еще раз подойдет к тебе.
Дочь дернула Ирину за рукав.
– Это твой сказочный принц, да? Смотри, будь осторожнее! Папа его действительно убьет!
Гарин по-прежнему молчал. Это был сегодняшний, настоящий Гарин. И плечи у него были вовсе не понурыми – крутыми и широкими, как всегда. Как и положено им быть.
И такой Гарин нравился Ирине все больше и больше.
Машина еще какое-то время дергалась и виляла из стороны в сторону, но скоро это прекратилось, и она стала уверенно набирать ход.
Двадцать первое сентября. Москва. Полдень.
ЭПИЛОГГарин заглянул в комнату Ксюши. Дочка спала, отставив далеко в сторону правую руку, на которую был наложен гипс.
Он постоял на пороге, прислушиваясь к ее прерывистому дыханию. Девочка вздрагивала во сне: наверное, заново переживала события сегодняшнего дня. Он и сам переживал.
Гарин аккуратно закрыл за собой дверь и вернулся к Ирине. Он сел рядом с ней на диван, обнял и поцеловал в шею – туда, где непослушные волосы завивались тонкими колечками.
Она крепко сжала его руку.
– Андрей, я… – но он прервал ее.
– Не надо. Просто дай шанс. Мне и – себе.
Ирина мелко закивала.
– Да… да…
– Вот и хорошо. – Гарин снова потянулся губами к ее шее, и в это время раздался телефонный звонок.
Он встал с дивана и взял трубку.
– Да?
Звонил Островский. Голос у старика дрожал.
– Андрей Дмитриевич! Голубчик! Господи, как же я рад вас слышать! Скажите честно: с вами все в порядке?
– Более или менее, – ответил Гарин. – Спасибо за беспокойство.
– Ой, ну слава Богу! Простите старика, что не позвонил раньше. Не поверите – ни минуты свободной не было! Вы помните Ремизова?
Который с лихорадкой неустановленной природы?
Гарин насторожился.
– Что с ним?
– Ой, – Островский вздохнул. – Это не телефонный разговор. Я даже боюсь об этом говорить. Знаете, как раньше? Гонцов, приносящих дурные вести, сажали на кол. Вот и я ощущаю некоторый дискомфорт в одном месте. С самого утра.
– Что случилось, Владимир Николаевич?
– Андрей Дмитриевич, – Островский замялся. – Не знаю, как и сказать. Не хочу накликать беду, но мне кажется… – он замолчал.
– Что?
– Мне кажется, у нас начинается… ЭПИДЕМИЯ.
Дмитрий Сафонов
Эпидемия
День поросенка
Сибирь. 287 километров от Красноярска. Спецобъект «Заслон-2». 29 декабря 2004 года. 9 часов 08 минут.
Предновогодний снег кружился мягкими пушистыми хлопьями и медленно оседал, одевая огромные разлапистые ели в свадебный наряд. Между деревьями едва заметная, неширокая дорога вела к въездным воротам.
Высокий забор из толстых бетонных плит ограждал спецобъект. Никакой колючей проволоки — только миниатюрные камеры видеонаблюдения на опорных столбах через каждые сто — сто пятьдесят метров.
В заборе были одни ворота, но зато такие огромные, словно закрывали целый город. Впрочем, это было недалеко от истины — на территории спецобъекта вполне мог бы разместиться мегаполис с миллионным населением.
За воротами дорога уходила ко второму, внутреннему, забору из ажурной сетки-рабицы. Он образовывал в плане почти идеальный круг диаметром три километра. Дорогу прерывал полосатый шлагбаум, открывавшийся, по всей видимости, автоматически: никакой будки рядом с ним не было.
В центре круга стояло невысокое здание, почти до самой крыши занесенное снегом. Его размеры волей-неволей наводили на мысль, что самое главное здесь спрятано под землей.
Маленький колесный трактор, бойко выпуская черный выхлоп, очищал от снега подъезд к спецобъекту. Только радостное тарахтение дизельного двигателя нарушало вязкую, застывшую тишину.
С высоты птичьего полета «Заслон-2» выглядел как огромное безжизненное поле, покрытое идеально ровной и чистой простыней снега. Ни вышек, ни деревьев, ни следов — только прямой луч дороги, ведущей от приземистого здания к воротам в бетонном заборе.
Серое мглистое утро постепенно прояснялось, готовясь уступить права такому же серому и наверняка не менее мглистому дню. Казалось, само время, устав пробираться сквозь трескучий сибирский мороз, осело в глубокий сугроб и замерзло, превратившись в ледяную статую.
Суматоха внутри спецобъекта не шла ни в какое сравнение с безмятежностью, царившей снаружи. Не удивительно: сегодняшний день, 29 декабря, был «днем поросенка».
— Как именинник?
Мужчина, задавший вопрос, сам чем-то неуловимо напоминал поросенка. Невысокий, плотный, на затылке — редкая рыжая щетина, подстриженная «под машинку». Несвежий белый халат был ему немного велик, и мужчина закатал рукава до локтей. Под мышками проступили влажные круги; в широком вырезе виднелся небрежно завязанный галстук очень рискованной расцветки — по крайней мере, ни в один приличный ресторан обладателя такого галстука ни за что бы не пустили.
— Все нормально, Валентин Алексеевич, — отозвался его собеседник — высокий черноволосый красавец, словно сошедший с экрана немого кино. — Прошло уже шесть часов, а он только похрюкивает.
— Похрюкивает, говоришь? — Валентин Алексеевич широко улыбнулся, и его уши, дрогнув, смешно устремились к затылку. — Интересно, что бы он сказал, если б знал, что его ожидает?
— А ничего бы не сказал, — преувеличенно весело отозвался красавец, но эта напускная веселость не могла скрыть напряжения в голосе. — Он, скорее всего, сам бы обмазался сметаной и прыгнул в духовку.
Низенький захихикал и ткнул высокого локтем в бок.
— Хорошо, что «Гринпис» тебя не слышит.
— Ох, Валентин Алексеевич… Еще лучше, что он нас не видит.
Мужчина в цветастом галстуке поднял глаза к потолку и помахал видеокамере.
— Ребята! Вы еще не вступили в общество охраны животных?
Он знал, что на центральном пульте четыре пары глаз круглосуточно наблюдают за всем, что происходит на объекте. Еще он знал, что старший смены охраны наверняка сочтет подобное обращение несколько фамильярным, но для Валентина Алексеевича Ильина, вирусолога с мировым именем, такая вольность была вполне позволительной.
Того же нельзя было сказать о его черноволосом спутнике. С ним охрана режимного объекта вряд ли стала бы церемониться. Ассистент ведущего разработчика — невелика фигура. Он опустил голову и, почти не размыкая губ, тихо проговорил:
— Они охраняют не животных. Они охраняют нас.
Он был неженат, а родители думали, что их сын трудится в «почтовом ящике» где-то под Арзамасом. На спецобъекте — великолепный цех утилизации отработанного биологического материала: птиц, мышей, крыс, морских свинок, кроликов и свиней. Тело ассистента, вздумай он нарушить внутренний распорядок или, не дай Бог, ляпнуть что-то не то, без труда сошло бы за двух поросят.
Мужчины подошли к массивным бронированным дверям, и здесь их веселье как рукой сняло.
Ильин приложил ладонь к сканирующему устройству; через несколько секунд кнопка лифта зажглась зеленым огоньком, показывая, что функция вызова стала активной.