Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Неделю спустя Маршалл рекомендовал Эйзенхауэра к присвоению звания генерал-майора (временно). В своей рекомендации президенту Маршалл объяснил, что Эйзенхауэр по существу не штабной офицер, а подчиненный ему командир. Первая реакция приятно удивленного Эйзенхауэра была такова: "Из этого следует, что, когда я наконец попаду в действующую армию, я получу дивизию". Много лет спустя в своих мемуарах он писал, что "часто думал", не оказали ли на Маршалла благоприятное впечатление его вспышка гнева и то, как он с ней справился, закончив все своей широкой ухмылкой *10.
Возможно, но маловероятно. К тому времени Маршалл уже продвигал Эйзенхауэра вверх, постоянно расширяя сферу его ответственности. В январе он взял его с собой в качестве главного помощника на первые военные переговоры с англичанами и поручил ему подготовку американской позиции по стратегии в мировой войне. В середине февраля он назначил Эйзенхауэра начальником ОВП и, следовательно, своим главным офицером по оперативному планированию. 9 марта в рамках общей реорганизации Военного министерства ОВП был переименован в оперативный отдел (ОПО), функции его были расширены, а начальником был назначен Эйзенхауэр. Постоянный рост Эйзенхауэра доказывал, что Маршалл, независимо от того, что Макартур называл "чертовым темпераментом Айка", считал его потенциал неограниченным.
К началу апреля под руководством Эйзенхауэра в ОПО работало сто семь офицеров. Поскольку отдел занимался и перспективным и текущим планированием, он по существу служил для Маршалла командным пунктом и был связан с деятельностью армии по всему миру, что давало Эйзенхауэру широту взгляда, которую ему не мог бы дать никакой другой пост.
Каждодневные контакты с боевыми частями и разработка большой стратегии обеспечивали Эйзенхауэру реалистическое представление о современной войне. В конце февраля он жаловался в своем дневнике на Макартура и адмирала Эрнста Дж. Кинга, начальника штаба военно-морских сил. Он назвал Кинга "несправедливым, упрямым типом, склонным терроризировать своих подчиненных". Этот взрыв эмоций привел его к формулированию принципа, которым Эйзенхауэр руководствовался и как генерал, и как президент. "В такой войне, где высшее командование неизбежно включает в себя президента, премьер-министра, шесть начальников штабов и орду скромных "плановиков", необходимо проявлять бездну терпения — никто не вправе претендовать на роль Цезаря или Наполеона" *11.
Одиннадцать лет спустя он высказал эту мысль живее; уже будучи президентом, он написал в своем дневнике: "Уинстон [Черчилль] пытается оживить время второй мировой войны. В те дни у него было приятное ощущение, будто он и наш президент сидят на... некоем Олимпе... и управляют мировыми делами с этой удобной точки. Но... многие из нас, которые в различных уголках мира вырабатывали решения... проблем, знают, что это не так"*12.
Из всех генералов ближе к роли Наполеона подошел сам Эйзенхауэр, но он никогда не сделал бы такого сравнения. За много лет работы в штабах он научился ценить этот вид работы; таким же образом он понимал значение своих подчиненных, которые выполняли его приказы в боевых условиях. Ложной скромностью он не отличался, свою решающую роль понимал, но как о Наполеоне о себе никогда не думал. Он всегда делал ставку на командную работу. Став президентом, он применял этот принцип даже на более широкой основе. Чуждый самоуничижению, он реально оценивал, что его власть имеет свои пределы, и старался этого не забывать.
Зимой и ранней весной 1942 года авторитет Эйзенхауэра неуклонно рос в глазах Маршалла. Среди прочего на Маршалла произвели впечатление те ровные отношения, которые Эйзенхауэр установил с участниками переговоров в Великобритании и в "Аркадии"— последние проходили в Вашингтоне с конца декабря до середины января. Главная цель переговоров в "Аркадии" состояла в том, чтобы согласовать план наступления на европейском театре военных действий в 1942 году. В том, что Европа будет основным театром военных действий, сомнений не возникало — несмотря на заявление Макартура, что Азия вообще и Филиппины в частности должны рассматриваться как главное направление войны. Сидя за Маршаллом на переговорах и слушая ежедневные споры о глобальной стратегии, Эйзенхауэр расширял свой кругозор.
Сначала он протестовал против посылки американских войск в Северную Ирландию и, следовательно, против концентрации ресурсов на европейском театре военных действий. Ему удалось остановить часть конвоя, направлявшегося в Ирландию, и послать транспорты в Австралию, но это ему показалось недостаточным. "Черт возьми, — писал он в дневнике, — я не все сумел остановить. Мы будем жалеть о каждом судне, которое послали в Ирландию" *13. 17 января он хотел "отказаться от всего остального" и направить все ресурсы на Дальний Восток *14.
Однако 22 января произошло решительное изменение. "Нам надо отправляться в Европу и воевать там, — писал он, — и хватит распылять ресурсы по миру и, что еще хуже, терять время". Переговоры в "Аркадии", Маршаллова способность убеждения, суровые военные факты и новая ответственность изменили его позицию. Он критиковал британский и американский генеральные штабы (а следовательно, и себя), когда писал: "Мы не можем одержать победу, разбросав своих людей по всему миру". Постепенное усиление должно уступить место концентрированным контратакам. Теперь Эйзенхауэр выстутал за сохранение России в войне, консервацию линии обороны на Дальнем Востоке и "воздушный удар в Западной Европе, а затем и скорейшее сухопутное наступление" *15.
К концу марта у Эйзенхауэра и его сотрудников был готов специфический план. Плану было присвоено кодовое название "Раундап" ("Облава"). План требовал пяти тысяч восьмиста боевых самолетов и сорока восьми пехотных и бронетанковых дивизий, половина из которых британские, для высадки на французское побережье между Гавром и Булонью, на северо-востоке от устья Сены; дата начала операции — 1 апреля 1943 года. А пока необходимо было совершать набеги и налеты на побережье, которые не давали бы покоя немцам. В случае необходимости для снятия давления с русских при угрозе их капитуляции предусматривалась реализация в сентябре 1942 года самоубийственного плана "Следжхаммер" ("Кувалда"). Но основная ставка делалась на "Раундап", форсирование Ла-Манша и высадку на французском побережье.
Маршалл показал план Эйзенхауэра Рузвельту, который одобрил его и поручил Маршаллу лететь в Лондон и добиться согласия англичан. 7 апреля Маршалл отправился в Лондон на шестидневные переговоры. Англичане в конце концов согласились на "Раундап", хотя, как по возвращении сказал Маршалл Эйзенхауэру, многие британские офицеры "сомневаются". Эйзенхауэр отметил в своем дневнике: "Надеюсь, что после многих месяцев отчуждения мы все искренне привержены общему представлению о ведении войны. Если мы сможем найти согласие в основных целях и принципах, мы выработаем тогда единую линию и перестанем блуждать в потемках" *16.
Маршалл вернулся в Вашингтон обеспокоенным — его тревожили и отношение англичан к операции "Раундап", и американский командующий в Лондоне, генерал Джеймс Чейни, который, судя по всему, не понимал серьезности положения. Маршалл решил послать в Англию Эйзенхауэра, чтобы тот на месте разобрался в ситуации.
23 мая Эйзенхауэр вылетел в Монреаль, а оттуда — в Гус-Бей на острове Лабрадор. Нелетная погода заставила его провести сутки в Гандере, Ньюфаундленд, где он застрелил гуся, проводя первый за полгода неожиданный выходной.
25 мая он прилетел в Престуик, Шотландия, где его встретила водитель миссис Кей Саммерсби (разведенная), молодая привлекательная ирландка с искрящимися глазами и смелой улыбкой, очень болтливая, но смущенная присутствием генерала. Она повозила его по Шотландии, они посетили родину Роберта Бернса и места, связанные с Робертом Брюсом.