Эйзенхауэр. Солдат и Президент

2-й корпус (состоящий из 1-й и 34-й пехотных и 1-й бронетанковой дивизии) был сильно растянут по фронту. Кроме того, 1-я бронетанковая дивизия была разделена на две части — боевые соединения А и Б (БСА и БСБ). Но хуже всего было то, что Фридендалл уделял преувеличенное внимание своему командному пункту, который он расположил в нескольких милях от линии фронта, в каньоне, где две сотни военных инженеров устроили подземные убежища. "Большинство американских офицеров, увидев впервые этот командный пункт, — писал позднее один из обозревателей, — чувствовали себя неловко и комментировали увиденное язвительно".
Метод Эйзенхауэра состоял в убеждении и намеках, а не в непосредственных действиях. Хотя его волновало то, что Фридендалл зарылся в туннелях, он ограничился тем, что сказал ему: "Меня беспокоит, что некоторые генералы не отходят от своих командных пунктов" — и попросил его "понаблюдать, чтобы эта привычка не развилась среди его подчиненных". Эйзенхауэр напомнил Фриден-даллу преимущества, которые проистекают от личного ознакомления с местностью, и о том, что "генералов в армии можно восполнять, как и любой другой ресурс" *26. Фридендалл проигнорировал все намеки и не оставил своего командного пункта.
11 февраля начальник разведки ШОС, так называемый Джи-2, доложил, что командующий немецкими войсками в Тунисе генерал фон Арним получает подкрепления от Африканского корпуса Роммеля и вскоре начнет мощное наступление на Фондук, самую северную позицию на участке фронта, занимаемом 2-м корпусом. Сведения были получены радиоперехватом.
Эйзенхауэр решил лично отправиться на фронт, чтобы подготовиться к наступлению Арнима. Днем 13 февраля он прибыл в штаб Фридендалла, где провел совещание, а затем всю ночь ездил по передовым позициям. Увиденное его обеспокоило. Американские войска оставались беспечными. Эйзенхауэр отправился в штаб БСА, откуда совершил пешую вылазку в залитую лунным светом пустыню. На востоке среди черного нагромождения гор виднелось ущелье Фаид. С той стороны ущелья собирались силы Африканского корпуса Роммеля, а в самом ущелье все было спокойно.
В полчетвертого утра Эйзенхауэр поехал в штаб Фридендалла, куда и прибыл два часа спустя, там он узнал, что через полчаса после его посещения ущелья Фаид немцы начали наступление на позиции БСА. Все еще считая, что основной удар немцев будет на севере, Эйзенхауэр расценил эту атаку как отвлекающий маневр и решил отправиться в свой передовой штабной пункт в Константину, откуда он мог бы следить за развитием событий на всем фронте.
Прибыв в Константину днем 14 февраля, он узнал, что удар через ущелье Фаид является главным. Танки Роммеля уничтожили американский танковый батальон, обошли артиллерийский батальон и окружили остальные американские войска. Эйзенхауэр в течение дня пытался послать подкрепления в район Фаида, но большие расстояния и плохая дорожная сеть не позволяли оказать помощь окруженному БСА. Роммель продолжал наступление 15 февраля, уничтожив девяносто восемь американских танков, пятьдесят семь бронированных машин и двадцать девять артиллерийских орудий. БСА практически перестало существовать.
16 февраля Африканский корпус продвинулся до следующей гряды гор и подошел к ущелью Кассерин. За ущельем лежало равнинное пространство и там — основная база снабжения союзников Ле-Кеф. Положение становилось нетерпимым. Эйзенхауэр мог попытаться поправить его, сместив Фридендалла или же всех своих заместителей. Вторая возможность едва ли была разумной, да и Фридендалла Эйзенхауэр не хотел менять во время боевых действий. Он сместил Джи-2, поскольку тот "был слишком привержен одному типу информации" — радиоперехвату *27. (Информация была точной, но Роммель просто не подчинился приказу и начал наступление на свой страх и риск.) Но отказался отстранить Фридендалла, как того требовала ситуация.
Эйзенхауэр бросил в сражение новые части. Он послал 9-й артиллерийский дивизион в семьсот тридцатипятимильный путь на фронт, лишил 2-ю бронетанковую и 3-ю пехотную дивизии снаряжения, которое отослал Фридендаллу, и обобрал другие части в Алжире и Марокко, чтобы раздобыть для фронта грузовики, танки, артиллерию и боеприпасы.
Несмотря на чувствительные потери, Эйзенхауэр не впал в уныние. Он понял, что все его увещевания о необходимости избавиться от самоуверенности и укрепить боевую дисциплину в американских войсках пошли прахом, но он также понимал, что шок от столкновения с атакующими частями вермахта выполнил за него требуемое.
"Наши солдаты очень быстро учатся, — сообщал он Маршаллу в разгар битвы, — и, хотя я до сих пор верю, что многие из тех уроков, которые нас заставляют выучить ценой человеческих жизней, могли быть выучены дома, я уверяю вас, что войска, вышедшие из этой кампании, будут обладать боевой выучкой и тактической грамотностью" *28. Самой лучшей новостью явилось то, что американские солдаты, прежде не склонные атаковать под огнем противника, быстро приходили в себя после первоначального шока от Роммелевых атак. Им перестало нравиться, что их гоняют с места на место, и они начали вгрызаться в землю и сражаться.
Тем не менее 21 февраля Роммель прорвался сквозь ущелье Кассерин. Эйзенхауэр смотрел на это не как на угрозу, а скорее как на возможность, поскольку к тому времени он добился подавляющего перевеса над немцами в силе огня, особенно артиллерийского. Роммель имел единственную очень протяженную линию снабжения, проходившую через узкую горловину, что делало ее очень уязвимой.
"У нас достаточно сил, чтобы остановить его", — уверял Эйзенхауэр Маршалла, но в уме он имел в виду большее *29. Он требовал от Фридендалла немедленной контратаки во фланги Роммеля, захвата ущелья, окружения Африканского корпуса и уничтожения его. Но Фридендалл не разделял убеждения Эйзенхауэра, что Роммель дошел до предела своих возможностей; он ожидал от него еще одной атаки и настаивал на обороне, чтобы достойно встретить его. Ром-мель, соглашаясь с неизбежным, той же ночью начал отводить свои войска. Отступление его прошло без потерь, возможность контратаки была потеряна.
Тактически Роммель одержал победу. Малой кровью он сумел вывести из строя пять тысяч американцев, уничтожил сотни танков и другого вооружения. Но стратегических выгод он не добился, чем и оказал Эйзенхауэру услугу. Перед Кассерином Эйзенхауэр неустанно повторял, что война — вещь суровая и что крайне важно убедить в этом войска.
Но более всего в американских неудачах виноват был сам Эйзенхауэр, и именно потому, что не был достаточно суров. Он не отстранил Фридендалла от командования, несмотря на самые серьезные и обоснованные сомнения в нем. Он сохранил весьма запутанную систему командования. Он принимал разведданные, основанные на недостаточной информации. И в критический момент, когда Роммель оказался в уязвимом положении, он не сумел вдохновить своих командиров на контратаку, что позволило Роммелю унести ноги.
Кассерин стал, по существу, первой битвой Эйзенхауэра; оценивая ее в целом, приходится признать, что провел он ее отвратительно. Только американская огневая мощь и недостаток ресурсов у немцев спасли его от унизительного поражения.
Но Эйзенхауэр и американские войска извлекли уроки из этого опыта. Мои люди, докладывал он Маршаллу, "впадают в бешенство и готовы биться". То же самое он мог сказать и о себе. "Все наши люди, — добавлял он, — от самого верха до низа усвоили, что это не детская игра, и готовы приняться за... дело". Он пообещал Маршаллу, что отныне ни одно подразделение под его командованием "не прекратит учебы", включая и те, что находятся на передовой *30. И он выгнал Фридендалла, заменив его Пэттоном.
Прибывшему Пэттону Эйзенхауэр дал совет, который ему лучше было бы обратить к себе: "Вы не должны лишней секунды оставлять на ответственном посту человека, в способностях которого выполнить порученное вы сомневаетесь... Часто для этого требуется больше мужества, чем для чего-либо другого, но я ожидаю, что вы в нужный момент проявите хладнокровие" *31.