Гуляла смерть в фате венчальной (сборник)
Разочарованно вздохнув, Лев указал на высокий фонарный столб:
– А если бы установили там, то и эстрада вся целиком оказалась бы в поле зрения камеры, и этот закуток. И мы бы уже сейчас знали, кто в момент убийства оказался рядом с покойным. Ладно, идемте к месту преступления. Прикинем, кто и откуда мог туда подходить ночью.
Став у плотной куртины туй, густо сцепившихся своими ветвями, он огляделся по сторонам. Подошедший к нему Стас негромко поинтересовался:
– Лева, а что это за хрень такая – танцпол? Слышал уже не раз, а что это такое, спросить все никак не удосужусь.
Покосившись в сторону Штыряка, нервно дымящего невдалеке сигаретой, столь же негромко Гуров пояснил:
– Так по названию-то яснее ясного, что это по-нынешнему так зовется все та же танцплощадка. Только отгламуренная на теперешний лад.
– Фу ты, блин! – Крячко сердито хохотнул. – Понапридумают всякой дури, всякой хрени, абы на иноземный лад. Тьфу, туды иху!.. Ну, да ладно, хрен с ними, с этими болезными по части извилин. Ты хотя бы скажи, как он тут лежал, этот покойничек?
Лев, не спеша, в подробностях объяснил положение тела убитого. Слушая его, Стас с сосредоточенным видом смотрел на примятую, а кое-где и вытоптанную траву, время от времени окидывая взглядом прилегающую территорию.
– Надо понимать так, что киллер ударил его заточкой на ходу, когда они здесь поравнялись… – прищурившись, констатировал он.
– Да, безусловно, мы и вчера обратили на это внимание. Если бы он стоял и его ударили в этот момент, он бы, скорее, упал на спину или на бок. А раз ударили на ходу, то он по инерции рухнул ничком.
– То есть какой-то встречи у Лещева в этом месте ни с кем не было. Просто он проходил по этому месту, направляясь… Слушай, а не к той ли он беседке направлялся?
Крячко указал пальцем на белеющую среди зелени метрах в двадцати от них мраморную беседку древнеримского типа.
– Не исключено… – согласился Гуров. – Ты полагаешь, что Лещеву кто-то назначил там свидание и тесть Золотилова, дабы не «засветиться», пробирался туда окольными тропами? Интересная мысль… Тогда возникает вопрос: свидание было назначено с умыслом или это было обычное свидание, а киллер лишь воспользовался выпавшей возможностью?
Еще раз обойдя со всех сторон заросли, опера заглянули и в беседку. С первого же взгляда они смогли убедиться, что для любовных свиданий она подходила весьма и весьма – в ней имелись три кожаных дивана наподобие тех, что установлены в поездах дальнего следования, имелась и дверь. Правда, решетчатая, зато с запором.
Неспешно возвращаясь к туям, Лев неожиданно вспомнил о горничной Светлане, о ее неожиданно бурной реакции, вызванной смертью лично ей совершенно чужого человека. И тут его осенило… Он подошел к Штыряку и нейтральным, можно даже сказать, скучающим тоном поинтересовался:
– Андрей Петрович, а горничная Светлана сейчас где может быть?
Тот, как-то даже встрепенувшись, вытянул шею в сторону Гурова и вполголоса ошеломленно спросил:
– Так это – она?!!
– Что – она? – недоуменно переспросил тот.
– Ну, Евгеньича заточкой пырнула! – сделав страшные глаза, доверительным полушепотом пояснил «особист».
– Не-е-ет! Вы что? – Лев укоризненно покачал головой. – Она для нас лишь свидетель, и не более того. Удар Лещеву нанес мужчина – это яснее ясного. Так где она сейчас?
– Ну, насколько я знаю, – с выражением разочарования вздохнул Штыряк, – со своей помощницей убирается на втором этаже дома. На первом обычно убирается одна ее помощница.
– Понятно. Тогда мы идем к ней! – с ироничной торжественностью Гуров огласил всем уже осточертевший телевизионный рекламный слоган.
Шагая рядом со Львом, «особист» отчего-то некоторое время кривился и морщился, после чего заговорщически вполголоса спросил:
– Лев Иванович, а вот о нашем «проколе» с местами установки видеокамер вы Валентину Алексеевичу обязательно будете докладывать?
– Вас это очень тревожит? – догадываясь о подтексте его беспокойства, Гуров ответил вопросом на вопрос.
– Если честно, то очень, – хмуро подтвердил Штыряк. – Валентин Алексеевич за допущенные промахи сорвет голову с плеч. Причем в буквальном смысле.
На его лице отразилась мина досадливой горемычности. Понимающе кивнув, Гуров нейтральным тоном обронил, что приехал не «воздавать и раздавать», а расследовать убийство. И не более того. Облегченно вздохнув, «особист» все так же полушепотом с чувством сказал:
– Спасибо! Лев Иванович, я заверяю, что это и в самом деле была непреднамеренная ошибка, а не сознательный умысел. Что касается расследования, то обещаю оказать вам самое полное содействие. Все, что мне и моим подчиненным будет известно о людях, причастных к убийству Виктора Евгеньевича, немедленно буду сообщать вам.
– Было бы неплохо, – произнес Лев и после некоторого молчания добавил: – Тем более что раскрытие убийства и задержание киллера – в интересах всех, кто здесь сейчас находится. Почему? Видите ли, в том случае, если нам со Станиславом Васильевичем сделать этого не удастся, нашу работу перепоручат другим.
– М-м-м… – неопределенно отреагировал Штыряк.
– А в среде оперов, условно говоря, есть два типа работников, – чуть улыбаясь, продолжил Гуров. – Одни – сначала думают, а потом действуют. Но есть и такие, что действовать предпочитают, вообще не раздумывая. Так вот, те, что думают, как правило, ищут настоящего виновника. А вот привыкшие только действовать – его «организуют». И бог его знает, на кого укажет эдакий «пинкертон».
Его собеседник, озабоченно заморгав глазами, с опаской в голосе уточнил:
– Вы считаете, возможно и такое?
Гуров чуть пожал плечами:
– Андрей Петрович, а у нас где только не встретишь бывших двоечников, которые решение любой задачки привыкли подгонять под готовый ответ. То-то же! Не случайно же, по утверждению статистики, не менее одного-двух процентов осужденных отбывают срок за чужие грехи. Это убийство – сто против одного! – было организовано с прицелом на то, что оно станет громким – как это называют, резонансным. И именно поэтому, с учетом шумихи в СМИ и реакции очень серьезных контор, есть риск подключения к делу «результативщиков». А это, сами понимаете, чревато…
Они вышли из парка и, миновав большой фонтан наподобие знаменитого «Фонтана дружбы народов» на ВВЦ, направились к дому. Проходя мимо служебной «десятки», Лев с удивлением отметил, что в кабине Юрия нет. Он огляделся, но и в отдалении его не было видно.
– Андрей Петрович, – неожиданно подал голос шагавший следом Станислав Крячко. – А что это за юная дива в теннисном костюмчике с ракеткой минут двадцать назад выходила из дома во двор?
– А-а-а, – оглянулся тот, – Это Джулия Валентиновна, дочь Валентина Алексеевича от первого брака. Вы что-то хотели у нее спросить?
– Нет, я просто заметил, что она подходила к нашей служебной машине, а теперь куда-то внезапно исчез наш водитель Юра, – с игриво-ироничным подтекстом ответил Стас.
– Хм… – Штыряк недоуменно развел руками. – Может быть, она позвала его на корт как спарринг-партнера? У нее первый разряд по теннису. Она, кстати, играет очень сильно – уже не раз занимала призовые места на столичных первенствах.
– Да ладно, куда он денется? Пусть помашет ракеткой… – Лев махнул рукой. – Если что – созвонимся, придет.
Они поднялись по мраморным ступенькам и через остекленные двери с венецианскими витражами прошли в просторный, роскошно обставленный холл с высоким сводчатым потолком. Здесь все кричало о многомиллиардном состоянии хозяина – умопомрачительно дорогая мебель, люстры, ковры, подлинники полотен самых известных мастеров, лепнина на стенах и потолке, громадная плита ультрасовременной «плазмы», золоченая каминная решетка…
Следом за Штыряком опера поднялись по лестнице, застеленной ковровой дорожкой, с перилами из узорчатой бронзы и поручнями красного дерева в не менее роскошную гостиную с окнами от пола до потолка. Оглядевшись по сторонам и заскучав от назойливого прессинга этого даже не кричащего, а истошно орущего богатства, Гуров поморщился и сел в необъятное белое кресло, обтянутое натуральной кожей, стоящее перед столиком с японским пейзажем на крышке. Стас сел в соседнее. «Особист» по рации пригласил горничную и тоже сел напротив них.