Больше чем счастье

— И потому такая задумчивая, а циничный Чарльз Ревингтон, конечно же, растоптал твои святые чувства своими стопудовыми башмаками.
Снова ощущая укол совести оттого, что сказала неправду, Мелли ответила:
— Не стоит извиняться. К тому же я бы назвала тебя кем угодно, но только не циником. Я просто немного задумалась, вот и все.
Осторожным движением он вынул из ее рук обертку, затем, поднеся их к своим губам, поцеловал самые кончики пальцев.
— Friste, как сказали бы французы. Ты успела посмотреть места высадки?
— Еще нет. — Пожалуй, не стоило говорить ему, что она приехала только сегодня утром.
— Ты обязательно должна выбрать время. Это надо увидеть. И еще американское кладбище в Сен-Лоране. Там просто нельзя не расплакаться. Кресты, кресты, не счесть погибших.
— Съезжу обязательно. — Застенчиво улыбнувшись официанту, она решилась произнести «merci» и, с облегчением приняв из его рук чашку кофе, принялась сосредоточенно размешивать сахар. Она буквально рвалась увидеть Чарльза, поговорить с ним, а теперь, когда он сидел с ней совсем рядом, Мелли казалась себе нескладной, застенчивой, неинтересной.
— Ты приехала одна?
— Да.
— Ну, тогда я должен хотя бы пригласить тебя пообедать.
— Нет, нет! — воскликнула она, неожиданно пугаясь. — Ты вовсе не должен этого делать.
— Я понимаю, что не должен, — ответил он, рассмеявшись, — но мне хочется. Ты расскажешь мне, что делается дома. Ты ведь осталась в Бекфорде? Этом старом заслуженном рассаднике сплетен?
Чувствуя себя неловкой провинциалкой, она смущенно кивнула.
— Все еще дома? — не унимался Чарльз.
Она была бы рада рассказать ему, что ведет иной, более свободный образ жизни, хотела бы показаться ему бойкой и увлекательной собеседницей, но она лишь еще раз согласно кивнула.
— Наверное, я недостаточно энергична, но мне там хорошо.
— Не стоит оправдываться, — мягко сказал он, — не всем суждено быть искателями приключений.
Он поднес ко рту чашку, сделал глоток и, улыбнувшись так, как умел улыбаться он один, спросил:
— А меня по-прежнему считают отпетым негодяем?
— Боюсь, что да. Ждут, когда же наконец с тобой что-нибудь стрясется, чтобы сказать друг другу «мы давно этого ждали».
Вглядываясь в него в то время, как его мысли явно были где-то далеко, Мелли размышляла о том, важно ли для него знать, что о нем говорят. Похоже, ему на всех наплевать, впрочем, с виду он всегда всем доволен. Он уехал из их города лет пятнадцать назад, не меньше, но время от времени она с ним встречалась, — он приезжал на похороны ее брата, заскакивал ненадолго, чтобы повидать старых друзей. Правда, с тех пор как она видела его последний раз, и то мимолетно, издали, миновал год и, возможно, потому и ощутила столь остро потребность увидеть его.
— Ты теперь больше не приезжаешь?
Она и сама знала, что он перестал бывать в Бекфорде, знала, что его друзья разъехались кто куда, но предпочла спросить, опасаясь, что он догадается о ее навязчивой идее, слишком пристальном интересе к его делам.
Он уже снова слушал ее внимательно и в ответ отрицательно покачал головой.
— А ты, как и прежде, сочиняешь детские книжки?
— Да.
— И больше не хочешь стать медицинской сестрой.
— Не хочу, — подтвердила она, с улыбкой вспоминая о своих юношеских порывах и о том, как тогда дразнил ее Чарльз.
— Ну что ж, если верность призванию достойна награды, ты получишь самую крупную. Все еще не печатаешься?
— Ну почему же. Конечно, утверждать, что я разбогатела и прославилась, было бы преувеличением, но мои книги покупают, — не без гордости сказала Мелли.
Явно обрадовавшись за нее, он воскликнул:
— Поздравляю! И под какой же фамилией ты издаешь свои книжки? Может, я о тебе слышал?
Польщенная, она покачала головой:
— Не думаю.
— Пожалуйста, скажи, — настаивал Чарльз, похоже, действительно заинтересовавшись. Неподдельная доброжелательность делала его еще более привлекательным.
Зная, что ему не надо лишних объяснений, Мелли не без усилия произнесла:
— Донни.
— А, — он понимающе кивнул, — в память о брате.
— Да.
— Как родители, немного пришли в себя?
— Внешне как будто, но вообще-то — нет, на самом деле — нет. — В голосе ее прозвучала печаль, которую она не смогла скрыть.
— И поэтому ты остаешься дома? — участливо спросил он.
— Отчасти, да. Каждый раз, когда заговариваю о том, что хочу от них отделиться, поискать квартиру, они ничего мне не говорят, но вид у них делается такой обиженный, что у меня не хватает духу настоять на своем.
— Великодушная Мелисса.
Слегка поежившись от его слов, она допила кофе. Нет, она не уверена, что по-настоящему добра к родителям. Возможно, она просто трусит. У нее не было повода чувствовать себя виноватой, и все же стоило ей заикнуться о том, чтобы покинуть дом, как ее начинала мучить совесть. Интересно, а если бы она все же решилась, и жизнь ее сложилась иначе, ощущала бы она, как сейчас, что не может обойтись без Чарльза? Вообще-то, говоря начистоту, у нее не было потребности испытать себя на ином поприще, просто, время от времени, чувство долга по отношению к родителям тяготило ее. Не последнюю роль тут играли деньги. Когда погиб Донни, отец начисто утратил интерес к делу, его доход стал совсем скромным, и без ее помощи им было бы не легко прожить. Отчасти причиной была память о брате. И это была добрая память, не вносившая смуты в душу. Сейчас она могла думать о Донни спокойно, с любовью, без той сердечной боли, которую более десяти лет назад принесла с собой его смерть. Такая нелепая, такая бессмысленная смерть. Человек просто споткнулся, неловко упал и захлебнулся водой буквально из лужи глубиной по щиколотку, через которую можно было перейти, не промочив ног.
Стараясь отбросить грустные воспоминания, она обратилась к Чарльзу, желая, чтобы ее слова звучали как можно беззаботнее:
— Так все-таки кто же ты теперь? Ну, кроме того, что авантюрист, а?
— О, дел у меня хоть отбавляй, — не захотел объяснять он, — я преуспеваю.
Мелли отметила про себя, что это заметно даже по его спортивной куртке. Одевался он, судя по всему, не в «Вулвортсе».  [9]Дальнейшие попытки выведать о нем побольше были неожиданно прерваны появлением женщины, показавшейся Мелли знакомой. Женщина была высокая, светловолосая и немыслимо привлекательная. Пока она разглядывала Мелли, стоя за спиной у Чарльза, лицо ее так и светилось веселостью и живейшим любопытством.
Приложив к губам палец, что, вероятно, откачало призыв к молчанию, она проскользнула в дверь, подкралась на цыпочках к их столику и обеими руками прикрыла глаза Чарльзу.
Схватив своими сильными руками ее запястья, он высвободился, откинул назад голову, посмотрел вверх и произнес:
— Bonjour,  [10]madame.
— Вот я тебе покажу «bonjour»! Ты бессовестный тип, Чарльз! Где ты пропадал? Почему не явился ко мне на ужин?
— Некогда было, — отрезал он, и Мелли заметила, что взгляд его сузившихся серых глаз стал настороженным. Быть может, хотел дать понять незнакомке, чтоб не заходила слишком далеко? Таким Мелли его еще не знала и вдруг испугалась своего безрассудства, продиктованного желанием во что бы то ни стало его найти. Перед ней был не мальчик, а опытный, видавший виды мужчина, уверенный в себе, богатый.
Он создал свою жизнь собственными руками и больше не был похож на ее школьного приятеля.
— Ну понятно. И я даже знаю почему! — Женщина рассмеялась, и ее смех вернул Мелли к действительности.
— Не сомневаюсь, что знаешь.
Состроив ему гримасу и улыбнувшись Мелли, она поторопилась снова примкнуть к ожидавшей ее снаружи компании.
Интересно, о чем это они? — подумала Мелли, провожая глазами элегантную блондинку. Был с женщиной? Или на яхте? — Спросить она не решалась.