Атомное сердце
– А давай толкнем покойника Живодеру? – предложил кто-то. – Он любит копаться в мертвяках… Глядишь – и вправду оживит!
– Погодите! – возразил Одноглаз. – Ну, а если он действительно его оживит? Что же – скафандр ему отдавать? Зря я, значит, столько в этом дерьме рылся?!
– Ну, мы же не душегубы какие! – воскликнул Сморчок, радуясь перспективе насолить сопернику. – Конечно – отдадим скафандр покойнику…
– А ну, тихо! – оборвал спор старый Ши. – Значит, решим так: Покойника – Живодеру, Одноглазу – скафандр. Это его находка по праву! А с Дока потребуем компенсацию: мы ж ему почти живое тело поставили для опытов…
– Тогда с Живодера – банка дистиллята по справедливости! – заявил Сморчок, подхватывая тело под руки.
– А ну, держи крепче! – пробурчал Одноглаз, недоверчиво косясь на Сморчка. – И смотри – не повреди мой скафандр…
Мах очнулся от нестерпимого холода и страха. Этого просто не передать словами – даже ему, выходцу из Ветви Сильных, не преодолеть этого страха. Запредельный ужас норовил утащить его куда-то «за», в мир, где живым нет места…
Страх вдруг ушел. Остался только холод. Следом медленно, очень медленно стала возвращаться память. Он, стертый уже из списка живых, снова становился самим собой.
Память возвращалась с конца – как в прокрученном в обратную сторону образном фильме.
Сначала была Боль – невыносимая, разрывающая сознание боль в груди.
Затем выстрел – из массивного пистолета, всосавшего пулю в ствол, аккуратно поместившего ее в гильзу и отправившего обратно в обойму.
Затем удивление: откуда у этого человека земное оружие?
Все, на этом память давала сбой.
Над головой был грязный потолок и раздражающе яркие лампы. Мах застонал и попытался подняться. Тело отказывалось слушаться. С ним происходило что-то странное – словно дергали изнутри миллионами тонких нитей. Боль…
– Э, друг мой! Да ты, никак, в себя приходишь? – раздался довольный голос. – Ай, да молодец! Ты думаешь – это ты молодец? Нет, это я молодец!
– Кто… ты? – прохрипел Мах.
Зажужжал привод – и потолок сместился, показав часть стены и незнакомое ухмыляющееся лицо. Человек был в прозрачном, но явно не первой свежести, медицинском облачении, под которым, к тому же, виднелась довольно-таки грязная одежда. Незнакомец продолжал скалиться, хотя лицо его было изрядно заляпано запекшейся кровью. Впрочем – как и руки…
– Можешь считать меня своим новым родителем, – усмехнулся человек. – Хотя большинство негодяев с этой планеты зовут меня Живодером. Это не вполне справедливо, хотя и не лишено основания…
– Что со мной? – спросил Мах чуть более окрепшим голосом. Ему даже удалось немного повернуть голову.
Помещение не походило на медицинский бокс. Скорее – на примитивную мастерскую. Кругом агрегаты непонятного назначения, панели образов с незнакомыми символами. Разве что, вот эта штуковина отдаленно напоминает древний хирургический робот. И везде – жуткая, первобытная грязь, какой он не видел даже на далекой Земле…
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты не нервничал, – сказал Живодер. – Потому я здорово напичкал тебя транквилизаторами. Дело в том, что оно довольно нестабильно…
– Что нестабильно? – не понял Мах.
– Твое новое сердце, – просто сказал Живодер.
Повисла гнетущая пауза. Мах просто не мог понять сказанного. Только боль туманно намекнула на что-то страшное, что случилось с ним.
Живодер оценил реакцию Маха по-своему. Развел руками и сказал:
– Видишь ли, какое дело: сам-то я не врач. Да и откуда на Яме врачам взяться? Так, балуюсь немного с местной живностью, да подлечиваю в меру сил местное население.
– Если вы не врач – то кто? – пробормотал Мах.
– Я-то? – пожал плечами Живодер. – Когда-то уважаемый человек был. Техник высоких энергий, из Темной Линии. Вообще-то, меня на Целину сослали – что-то не то про начальство ляпнул. Жуткое, знаешь ли, место – Целина – мертвый, такой, раскаленный шар. А мы из него, видишь ли, цветущий сад должны сделать. Сначала атмосферу накачать, потом рельеф выровнять, моря залить… Все Миры были когда-то такой Целиной. Только кто о том помнит? Так бы и гнил там до сих пор, если б не Смута. Да… А то, как флот Россыпи на Конгломерат попер – так у нас разом силы безопасности в другую систему перебросили. Ну, мы под шумок и удрали. А на Яме Летуны нас выбросили. Из природной брезгливости, я полагаю…
Живодер мелко рассмеялся, словно вспоминая забавные эпизоды своего бегства.
– Всевидящий Сервер, лучше бы я на Целине остался, – сказал он. – Все ж лучше, чем эта помойка…
– Как же ты, Темный, смог заменить мне сердце? – пробормотал Мах. – Это же умеют только Эстеты-медики… Да и откуда у вас здесь такие возможности?
– Точно! – Живодер поднял грязный указательный палец. – Возможностей практически никаких. Но, поскольку, ты все равно должен был помереть, я решил попробовать на тебе одну забавную вещицу. Если на крысах получалось – отчего ж на Сильном не получится?
Он снова засмеялся. Мах и хотел бы поддержать его беззаботным смехом, но нутро начинало жечь, тело охватила мелкая дрожь…
– О, препараты, похоже, перестают действовать, – озабоченно произнес Живодер, сверяясь с показаниями панели образов. Рядом нервно задергалась клешня робохирурга. – Так ты потерпи, друг, потерпи. Если тебя это успокоит, рад сообщить: ты первый, кому удалось вживить сердце на атомной тяге…
– Что?! – тело Маха свела странная судорога.
– Долго объяснять. Ты же не специалист? – отмахнулся Живодер. – Такой простенький насос – только с ядерной батареей. Ты немного фонишь – это не смертельно – только таблетки глотать не забывай. Ты уж прости: все, что нашлось на этой помойке – это элемент сломанной двигательной установки от орбитального буксира…
Мах замер в оцепенении: в его груди билось сердце мощностью эквивалентное стокилотонной водородной бомбе…
Через три дня Мах впервые встал на ноги. Слабость не оставляла, но Живодер утверждал, что это пройдет – во всяком случае, у крыс проходило.
– Твоим сердцем управляет микросервер – от передатчика дальней связи, – охотно пояснял Живодер. – Штука простая, но надежная. Пока ты под контролем робохирурга: микросервер связан с ним – обучается. Но скоро отключим – и ты, считай, как новенький…
…В конуру Живодера по поводу и без повода то и дело наведывались грязноватые личности самых разных мастей. Похоже, Мах был для них диковинкой, чем-то, вроде экзотического зверька. Живодер ужасно гордился этим и, похоже, брал плату за вход.
Маха, однако, побаивались: даже в болезненном состоянии он оставался Сильным – особой кастой, взращенной для того, чтобы подавлять волю окружающих, а, в случае необходимости – лишать жизни…
Никто ведь не знал, что Мах давно уже вышел из-под контроля собственной Ветви. Он – отрезанный ломоть, брезгливо выброшенный в бездны пространства…
Мах медленно, словно в трансе перемещался по конуре, находящейся, похоже, в корпусе старой прогнившей баржи. Все, чего касался взгляд, вызывало отвращение и тоску.
Помойка есть помойка, как ее ни обживай и не обустраивай…
Еще через пару дней под контролем робохирурга состояние Маха улучшилось. Сознание прояснилось окончательно.
Но это не добавило Маху радости: он вспомнил о своей тайной миссии.
– Вот черт!.. – Мах медленно опустился на грубо сколоченный стул, схватился за голову.
Новое сердце тревожно забилось – и тут же предупреждающе загудел сигнал тревоги. В каморку ворвался взволнованный Живодер. Глянул на образную панель, покачал головой:
– Ты, брат, это… Научился бы держать себя в руках. А то тебе волноваться вредно. Да и не только тебе…
Он опасливо скосился на грудь Маха, где алел свежий рубец.
– Да, ты уж эмоциям волю особо не давай, – продолжил Живодер. – А то машинка-то на коленке собрана – как бы вразнос не пошла. А то чихнешь неудачно – от нас от всех только воронка и останется!