Транспортное кольцо
* * *Ничто так не способствует разговору, как мед, сваренный по старинным рецептам.
– Вот… – Книжник показал небольшой металлический цилиндрик, висевший на шее рядом с ладанкой и крестом. – Вот это им нужно. У кого эта штука – у того власть над био.
– И откуда у тебя эта диковина? – спросил Данила, разглядывая необычный предмет.
– Из Бункера, что на Садовом кольце.
Ратники переглянулись. Многие слышали, что этот паренек побывал в тех далеких местах, что именно он привел к стенам Кремля чудом уцелевший народ – вестов. Но даже маленький реальный предмет производит куда более сильное впечатление, чем самые пространные разговоры.
– А говоришь – не боец, – Данила хлопнул его по плечу. – Не каждый ратник до Садового добирается, да и еще такой трофей приносит!
– Да теперь уже сам не рад, что принес.
– И что думаешь делать? Может, отдать им эту хреновину – да и дело с концом?
– Я бы и отдал – если бы знал, что это на благо пойдет. А как не в те руки такая власть попадет? Я-то с опричниками уже познакомился. Выдавят из тебя, что хотят, только жмых на помойку и выкинут. Им ведь этого ключа мало – они хотят «заговорное слово» знать.
– Что за «заговорное слово»?
– Коды управления, они на био без ключа действуют. Как я им в лапы попадусь – они его из меня выжмут: я боли боюсь и пыток не выдержу…
– Хочешь, научу останавливать сердце? – неожиданно предложил Данила.
– Зачем?! – вздрогнул Книжник.
– Чтобы мучений избежать. Скажем, решат тебя муты сожрать заживо или запытать кто задумает…
– Нет уж! – испуганно замотал головой Книжник. – Пусть уж лучше пытают – так хоть шанс выжить. А то решу с собой покончить с перепугу – ну его в баню!
– Правильно, – одобрил Данила. – Держаться всегда нужно до последнего, иначе б нас давно уже смяли. На том и стоим. А вот в лапы ребятам из Тайного приказа тебе и вправду лучше не попадаться… – Он помолчал, вздохнул. – Тяжелое у тебя положение. Обвинение в измене, теперь еще и нападение на опричников припишут… Даже не знаю… Служивые из Тайного приказа не зря свой хлеб жуют. Измену они за версту чуют, за то их и держат. И коли случился у них какой прокол – ни за что не отступят и своей неправоты не признают. Это как йод: он и заразу убивает, но и жжется больно.
– Я и сам понимаю, что нет мне прощения, – поник головой Книжник. – Никакие цели не оправдывают нападения на опричников. И уж тем более не простят Хельгу – хотя бы потому, что она из чужаков.
– Да, дело серьезное, – не стал его утешать Данила. – Где же сейчас твоя подруга?
– У своих, у вестов. Какое-то время будет в безопасности – по договору с Кремлем опричники не могут появляться на территории Форта без согласия Совета Вдов. Но по тому же договору весты не могут укрывать княжьего преступника. То есть преступницу. Все равно будет суд, так что долго скрывать не выйдет.
Семинарист запнулся: Данила крепко треснул кулаком по столу.
– Вот что, – решительно сказал он. – Надо опередить их. Ты заслуживаешь того, чтобы твое дело решалось не в Тайном приказе, когда князю лишь бересту на подпись сунут, а открытым судом, на Вече. Тут уж народ на твоей стороне будет! А князь против народа не пойдет, даже если его убедили, что ты преступник.
– Только я в том уже не уверен, – мрачно отозвался Книжник. – Для всех я преступник. Предатель. Другого и видеть не хотят.
– Темные делишки тьмы любят, – прищурился Данила. – На солнышке ложь плохо смотрится. Правда – она свет любит, а в твоей правоте я уверен.
* * *На Ивановской площади было шумно. Вече – событие в Кремле нечастое, а для обитателей крепости даже суд – праздник. Да и поглазеть на настоящего изменника хотелось каждому. Особенно любопытным мальчишкам, которые шныряли всюду, норовя прошмыгнуть под ногами и даже пролезть сквозь центральное оцепление из караульных ратников. Когда нет особых развлечений, а жизнь трудна и сурова, поневоле начнешь искать праздника в любом народном сборище.
Обладатели права голоса гордо держались в первых рядах. Конечно, решения Вече не имеют обязательной силы. Просто князь с боярами решили-таки послушать, что народ думает. Не всем боярам и княжим советникам нравилось происходящее, да только не пойдешь против князя, коли тот постановил так, а не иначе. У него тоже положение не из простых: можно, конечно, волевым решением приговорить обвиняемого, да и дело с концом. Но раз вступилась за него дружина, да сам отец Филарет – значит, не так все просто. Вече любому решению предаст легитимность, будет считаться справедливым, а это лишь укрепляет княжью власть. Правда, это же подрывает авторитет обвинения, что здорово злит опричников. Да в том и политика – удержать тонкий баланс сил в тесном котле последнего человеческого анклава. Это подсудимому ясно, кто друг, а кто враг. Князь же все видит совсем с другой точки зрения. Под ним, по сути, все равны, так как каждый является носителем драгоценного человеческого генофонда. С этой точки зрения интересы большинства преобладают над интересами отдельной личности. Если даже самый лучший из его советников станет причиной кровавой распри, то правитель просто вынужден будет вынести решение не в его пользу.
Князь взирал на толпу с высоты помоста в тени Грановитой палаты. Там он восседал во главе тесной группы советников, в окружении думских бояр. Среди них должен был находиться и Книжник – как самый молодой советник, так быстро взлетевший и обретший небывалое доверие князя.
Но сейчас его место здесь, внизу, на камнях площади, в окружении недоверчивых и даже враждебных взглядов. Люди знают про него многое. Он принес Кремлю немало добра, расширил границы известных земель, раскрыл глаза на природу явлений, указал путь к ресурсам. Но, как известно, люди склонны помнить услышанное последним. А в последние дни только и кричат, какой он изменник, коварный шпион, наймит поганых мутов. И теперь, глядя в суровые лица кремлевских, парень ощутил сомнение и робость.
Они не поверят. Еще стоят перед глазами жуткие картины последнего штурма, еще несет гарью пожарищ и погребальных костров. И по какой-то нелепой прихоти судьбы во всех бедах склонны обвинить именно его.
Потому что он – не такой, как все.
Князь неторопливо поднялся с простого деревянного кресла, и толпа почтительно стихла.
– По просьбе достойных и уважаемых людей, я обращаюсь к народу Кремля, – заговорил князь, и его сильный голос был отчетливо слышен по всей площади, отражаясь от древних стен. – Перед вами юноша, имя которого известно каждому. Он был приближен ко мне по заслугам, и его же обвиняют в тяжких преступлениях. Не желая принять скоропалительное и неправедное решение, вверяю его судьбу суду народного Вече.
Князь опустился в кресло и принял позу стороннего наблюдателя. Вперед вышел дьяк Судебного приказа, облаченный в черное коренастый мужчина с тяжелым взглядом. Оглядев толпу, он проговорил тяжелым басом, не особо повышая голос:
– Княжим повелением начинаем суд народного Вече! Смотрите, слушайте и не говорите потом, что не слышали. Начнем с обвинения. Кто там из Тайного приказа? Выходи, твое слово!
В центр арены, образованной оцеплением, молча выдвинулся человек невзрачной внешности, и в нем Книжник, пусть и не без труда, угадал своего знакомого дознавателя – опричника, который допрашивал его в казематах Тайного приказа. Семинарист снова поймал себя на мысли, что это порода у них такая, особенная – все на одно лицо, ни из толпы выделить, ни запомнить. Опричник неторопливо направился в сторону обвиняемого. Книжник невольно попятился, его придержали за плечи крепкие руки стражников. Дойдя до ступеней, ведущих к княжеской «ложе», опричник развернулся, словно обращаясь к толпе. Так и положено, раз решение отдано на Вече. Но было ясно: свои слова чиновник обращает в большей степени к князю и боярам, державшимся ближе к Грановитой палате.
– Ну, что тут скажешь? Изменник – он изменник и есть, – заговорил опричник. Поднял над головой сверток берестяных грамот, туго перетянутых бечевой с сургучной печатью. – Вот здесь у меня – протоколы допросов. Подсудимый лжет, сбивает с толку следствие. А все почему? Потому что спутался с чужаками. Все знают – у Кремля друзей нет, есть лишь враги. И таких врагов он привел, да и поселил рядом с нами…