Анатом Да Коста

Отзыв Амейры подтвердил то хорошее впечатление, которое произвела на меня Анетта Жераес.
Жетулиу Амейра допил свой кофе и поднялся с кресла.
– Амелия, – обратился он к жене. – Этот полярный воздух не для бразильцев, он нас доконает! Когда Альвареда хочет вкусно накормить гостей, ему всегда не хватает денег на дрова.
После того как супруги Амейра ушли, Розмари Оливарес все-таки удалось разжечь два полена, лежавших в камине, и она позвала меня погреться. Поговорить с ней для меня всегда было удовольствием. Она знала всех знаменитых людей от Мексики до Патагонии и все события. Естественно, я спросил и у нее про анатома Да Косту.
– Нет, – ответила она, напрягая память. – Я не знаю этого анатома.
Тогда я рассказал ей про идею Амейры – попросить Анетту Жераес поводить меня по Рио-де-Жанейро, пока пароход будет стоять несколько часов в порту.
– Прекрасная мысль! – сказала она. – Но почему я ничего не могу вспомнить об этом Да Косте?… Я знаю всех бразильских ученых.
Две недели спустя я плыл на французском пароходе «Бретань» вдоль изумрудных берегов Бразилии. Целыми днями я писал письма, читал книги о путешествиях или смотрел с палубы на летучих рыб, которые отскакивали от поверхности воды снопами серебряных стрел. Что еще делать на океанском пароходе!.. Но как-то вечером я зашел в танцевальный салон и остался там, чтобы докурить сигарету и посмотреть на танцующих незнакомую мне самбу. Одна из пар – седой пожилой господин и молоденькая девушка – привлекла мое внимание. Пожилой господин слишком крепко прижимал к себе свою партнершу. Пока я с неприятным удивлением смотрел на все это, в соседнее с моим кресло села немолодая тощая аргентинка, и мы заговорили с этой дамой сначала о погоде, а потом о важных преимуществах путешествия на французском, а не на английском пароходе, где скучные правила обязывают пассажиров рано ложиться спать.
– Вы знаете, кто этот пожилой господин, который танцует с молоденькой девушкой? – спросила она.
– Нет, – ответил я.
– Но это знаменитый артист Дюверье из «Комеди Франсез»!
– Ах вот как! – воскликнул я, удивленный тем, что случай свел меня на одном пароходе с артистом Дюверье.
– Да! – продолжала дама. – А девушка, с которой он танцует, – его секретарша. – Внезапно она покраснела и добавила с негодованием: – «Собственная», в полном смысле этого слова.
– Он ничуть этого не стесняется! – произнес я с упреком в тон ей.
Моя собеседница носила замысловатую прическу и была одета в длинное платье из шуршащей лиловей тафты. Она сообщила мне, что она вдова и едет в Рио-де-Жанейро повидаться с замужней дочерью. Голые спины у женщин, особенно у тощих и пожилых, производят на. меня неприятное впечатление. Я подумал, что лучше будет поскорей убраться в свою каюту, но прежде, чем это сделать, спросил:
– Может быть, часто бывая у дочери в Рио-де-Жанейро, вы слышали что-нибудь об анатоме Да Косте?
– Нет!.. – ответила аргентинка с глубоким сожалением. – Я не знаю этого анатома.
Я поклонился и оставил ее на попечение молодых офицеров экипажа. Экипаж французского парохода отличается ни с чем не сравнимой галантностью. Его офицеры приглашают танцевать каждую даму, оставшуюся по той или другой причине без партнера.
Накануне прибытия в Рио-де-Жанейро я отправил телеграмму Анетте Жераес. На другое утро я встал рано и приготовился к выходу в город.
Залив Рио-де-Жанейро так прекрасен, что, любуясь им с палубы, я забыл не только про Анетту Жераес, но даже про анатома Да Косту. Перед входом в залив торчит голый и пустой гранитный утес с почти отвесными стенами, вероятно, это и есть знаменитый Пан-ди-Асукар. Напротив пего амфитеатром вздымаются горы, хаотичные очертания которых тают в легком молочно-голубом тумане. Темно-зеленые тропические леса покрывают их крутые склоны, а у подножия, как огромный венок, лежит город с разноцветными фасадами домов, утопающий в зелени пальм… Небо в то утро было удивительно яркое, цвета синего сапфира, но над горами, полукружием охватившими залив, сгущались тяжелые, серые с серебрОхМ тучи, которые обещали к обеду сильнейшую грозу с ливнем.
Пока я смотрел на все это, наш океанский гигант, влекомый катерами, медленно подходил к причалу. Меня удивило безлюдие в порту. Подъемные краны не работали, на причалах не было ни грузчиков, ни встречающих. Вместо них там патрулировали солдаты в белой форме и в пробковых шлемах. Только тогда я заметил, что на палубе царит возбуждение. Бразильцы, сбившись в кучки, курили и что-то бурно обсуждали, а их жены, одетые для выхода в город, нервно сновали с места на место, распространяя тяжелое благоухание своих духов, и ругали мужей за то, что те не заботятся о детях и багаже.
Рядом со мной, облокотившись на перила, стоял судовой врач, который накануне пригласил меня в бар на стаканчик виски.
– Что происходит? – спросил я удивленно.
– Разве вы не знаете? – ответил врач. – Президент Бразилии покончил самоубийством.
– В самом деле? – спросил я взволнованно. – Когда?
– Два часа тому назад. Докеры бастуют, а правительство объявило военное положение.
Смерть бразильского президента меня не особенно потрясла. Но это событие могло сорвать посещение города.
– Как неприятно! – сказал я с досадой. – Значит, есть опасность не получить пропуск на берег. Так ведь?
– На берег могут сойти только те пассажиры, которые едут в Рио-де-Жанейро.
Судовой врач был отзывчивым человеком и тотчас вошел в мое положение.
– Я постараюсь раздобыть для вас пропуск у полицейского комиссара, – предложил он, – я объясню ему, что вы должны непременно повидаться с анатомом Да Костой.
И хотя врач тоже не знал этого анатома, он пошел за меня хлопотать. Вскоре он вернулся в сопровождении французского комиссара, который нес пропуск.
– С этим пропуском вы можете выйти на причал, – сказал комиссар озабоченно, – но не знаю, пропустят ли вас бразильские власти в город… Вокруг порта полицейские посты… Если вас остановят, в ваших интересах немедля вернуться на судно.
– Благодарю вас, – сказал я вежливо.
Я отдал ему свой паспорт и в обмен получил пропуск.
Тем временем спустили трап и пассажиры, ехавшие до Рио-де-Жанейро, стали выходить. Рядом со мной, с пропусками в руках, шло несколько аргентинцев. Из их разговора я понял, что они собираются развлечься в увеселительных заведениях города. Тогда я поотстал от них, чтобы остальные пассажиры не подумали, будто я вхожу в их компанию.
У нижнего конца трапа стояли бразильские полицейские. Я показал им пропуск. Они посмотрели на него равнодушно и молча пропустили меня. Такое же безразличие к моей особе проявили на причале и патрули в белой форме и пробковых шлемах. Я пошел в том же направлении, что и веселая аргентинская компания. Сделав несколько шагов, я случайно заметил рядом с собой мулата в белом костюме и панаме. Я лично знаю немало мулатов и питаю к ним большую симпатию, но у этого, длинного и поджарого, было не слишком приятное лицо кофейного цвета с черными усиками. Я не обратил на него особого внимания. Заметил только, что рубашка у него под пиджаком – розовая, а галстук – желтый в черную крапинку. Обогнув постройку, тянувшуюся чуть ли не вдоль всего причала, я вышел на широкую площадь. На другой ее стороне стояли трамваи и автомобили, вероятно такси. Никаких полицейских не было видно, и это меня успокоило. Я огляделся вокруг в надежде увидеть Анетту Жераес, но и площадь, и тротуар, на котором я стоял, были пусты. Мне пришло в голову, что, возможно, из-за всей этой суматохи с самоубийством президента и строгостей в порту Анетта ждет меня на трамвайной остановке или возле такси. Пока я высматривал Анетту, мулат в белом костюме остановился закурить. Почему-то теперь его присутствие показалось мне неприятным. Я направился к такси. Мулат последовал за мной.
Шагая по накаленной солнцем мостовой, я стал психологически готовиться к встрече с полицейским, который неожиданно появился перед машинами. Этот полицейский шел прямо на меня, быстро, с сердитым лицом, явно намереваясь вернуть меня назад. Но вдруг неожиданно передумал и не спеша пошел обратно к машинам. У меня создалось впечатление – хотя полной уверенности не было, – что полицейский подчинился мулату, который за моей спиной сделал ему какой-то знак.