Ия, или Вторник для романтики
Асад появлялся несколько раз. И всякий раз Ии казалось, что она сидит на пороховой бочке. Впрочем, "пороховая бочка" - это литературный штамп, Ия никогда не имела дела с порохом, скорее, ей представлялось, что она сидит на бочке с бензином с зажженной сигаретой в руках. Чирк - и пламя кинется с воем ей в лицо. Асад загорался внезапно и стремительно, то и дело норовил сгрести ее в объятия. Надо было вовремя заметить блеск в глазах и вызвать из кухни тетю Грушу.
Забава эта кончилась худо... вульгарно. Гость надавал хозяйке пощечин, крича истерически: "Зачем играешь, зачем издеваешься? Я мужчина, да? Ты женщина, да? Хочешь замуж, иди замуж, предлагал, как человеку. Не хочешь замуж, зачем в дом привела? Я мужчина, да?"
К счастью, тетя Груша была рядом за дверью и надежно вооружена половой щеткой. С помощью щетки она выставила воинственного мужчину.
- Ты у меня доиграешься, девочка, - говорил в тот вечер отец, прикладывая примочку к ее подбитому глазу. - Разве можно приводить в дом кого попало?
Ия отшучивалась:
- Наука требует жертв, папка, ты сам говорил это не раз. Я занимаюсь типологией, исследую типы людей. Такого экспоната еще не было в моей коллекции. Но, к сожалению, люди раскрываются как следует только в тесном общении, с глазу на глаз.
"С глазу на глаз"... - ворчал отец. - Еще чуть, и оставил бы тебя без глаза.
Пристыженная и даже немножко напуганная, Ия просидела в тот вечер дома, прилежно чинила отцовский халат. Но к утру приключение забылось. Утром она опять проснулась в радостном ожидании: что-то ждет ее светлое, что-то необыкновенно хорошее.
2
Видимо не очень доверяя благоразумию дочери, старый доктор решил сам пополнить круг ее знакомых.
- Ивушка, - сказал он однажды, - тут у меня сидит один любопытный экземпляр для твоей коллекции. Молодой инженер, талантище, как я понимаю. Пришел консультироваться. Я его вышлю из кабинета на полчасика, попрошу подождать в столовой. Ты возьми интервью, может, пригодится.
"Талантище" был громоздок и велик ростом, даже немножко сутулился вероятно, привык пригибаться к собеседнику. Черты лица у него были крупные: крупный нос, крупный подбородок, лоб тоже крупный, но его прикрывала неаккуратная светлая челка. А из-под челки глядели светло-серые, широко раскрытые, как будто раз и навсегда удивленные глаза - у пятилетних бывают такие. А толстые выпяченные губы выглядели обиженными, по-ребячьи обиженными, словно парень получил выговор и надулся, не всерьез, напоказ, чтобы взрослые видели обиду.
"Теленок", - оценила Ия.
- Ходоров Алексей, - представился "теленок".
- Вы инженер? - спросила Ия. - А зачем пришли консультироваться к отцу?
Она уже научилась брать "интервью". Знала, что людей стоит спрашивать о работе. Если работа их интересует, и о себе расскажут интересное.
Гость не стал ни отмалчиваться, ни отшучиваться.
- Есть инженерное правило, - сказал он. - Машину лучше всех знает тот, кто ее чинит. Крутить баранку несложно, водить вы научитесь за две недели, а хорошим механиком не станешь и за два года. Психику лучше всех знают психиатры, специалисты по ремонту мозгов.
- А для чего же все-таки вам, инженеру, знание психики?
Гость помолчал, как бы подыскивая формулировку или же переводя свои мысли на общепонятный язык.
- Природа едина и слитна, это мы разрезали ее на науки. Разрезали и расставили знания по полкам: тут тебе математика, тут биология, а техника - в соседнем зале. Но когда берешься за мало-мальски крупную задачу, никак не ограничишься сведениями с одной полки. Вот мне пришлось проектировать машину для работы на океанском дне. Материал - металловедение и химия, конструкция - машиноведение, прочность - сопротивление материалов, работа на поверхности - метеорология, среда - океанология, физика моря, на дне подводная геология, тема исследования - гидрология, ихтиология, биология... Не вылезаешь из библиотеки, листаешь-листаешь рефераты до одурения, все равно в душе опаска: вдруг упустил? Вот и идешь к знатоку, к знатоку психологии в данном случае.
- Необъятное объять нельзя, - поддакнула Ия.
- Да, я знаю, это Козьма Прутков сказал: "Плюнь в глаза тому, кто хочет объять необъятное". Но иной раз нужно объять, просто необходимо. Ну вот и стараешься. Если не объять, понять хотя бы.
- Самонадеянный человек вы все-таки. Все объять, все понять. А умные люди знают, что ничего не знают.
Она смягчила одно из любимых изречений Рыжего: "Самый умный тот, кто признает себя дураком".
- Правильно, - согласился Ходоров. - Мир бесконечен, я - ничтожная пылинка. Но из этой истины можно сделать два вывода: первый: испугаться, смириться, смиренно сложить руки, признать свое бессилие и не делать ничего. И второй: знать, что до неба башню не выстроишь, но все-таки строить, свой кирпич добавлять, чтобы за тобой идущие взобрались чуть выше, чтобы их кругозор был чуть шире.
Привычный и натренированный читатель фантастики, вероятно, не увидит ничего примечательного в речах молодого инженера, но Ию они заинтересовали, может быть, потому, что в ее маленьком окружении не было таких верхолазов-монтажников, башни до неба строящих. Сверстники ее еще не приступили к делу, только примеривались, выбирали по вкусу, Сергей же, самый авторитетный в их компании, "искал себя", уверяя при этом, что верхолазы от науки ничего не могут, пыль в глаза пускают, перетряхивая старый хлам. Ия подумала: "Может, и этот новый знакомый пыль в глаза пускает? Надо бы расспросить подробнее".
И когда инженер уходил, закончив беседу с отцом, Ия "совершенно случайно" оказалась в передней с хозяйственной сумкой. И "случайно" ей нужно было пойти в "Дары природы", по направлению к метро. Да, инженер мог ее проводить. А на пути оказалось кино "Горизонт". Ия, как ни странно, еще не смотрела новый фильм с Инной Чуриковой. Инженер самоотверженно составил ей компанию. По дороге и в фойе шел разговор об атомах и бесконечности, расщеплении наук и их синтезе, о технике и жизни. Ходоров легко переходил из одной области в другую, пояснял технические идеи литературными примерами, а литературу - законами математики.
Ия была подавлена эрудицией нового знакомого, даже его невежество в делах сценических не утешало. Правда, он был старше лет на десять, успел накопить знания. Ия, однако, сомневалась, что и через десять лет она будет так свободно обращаться с точными науками.
- Мне цифры всегда казались такими невыразительными, скучными-прескучными, - призналась она. - У вас они так осмысленно выглядят, выпуклые и красочные.
- Скучно ненужное, - сказал инженер. - А если нужно, берешься за скучное, и оно сразу приобретает интерес, потому что небезразлично, голосует "за" или "против". Раньше я терпеть не мог медицины. Болезни, уродства, стоны, что может быть противнее? И вот, видите, консультируюсь у врача, расспрашиваю о психопатах. Понадобилось, стало существенным. И поглощен и увлечен.
Часов в десять вечера двое оказались у подъезда, откуда вышли в половине шестого. Крупные снежинки, как конфетти, кружились в лучах фонаря и бесшумно таяли во тьме. Ия сняла с руки варежку, украшенную белыми звездочками, и, подавая руку, подумала, что разговор надо бы продолжить. Главное она все-таки не выяснила. Как Алексей нашел себя? Искал долго и упорно, сидя по ночам над мудрыми книгами, как Сережа, или же случайно встал на рельсы (был поставлен на рельсы?) и покатился? Что понадобилось, то и увлекло?
- Мне было интересно с вами, - сказала она. И помедлила, ожидая, что спутник догадается назначить свидание. А когда она свободна? Еще сообразить надо.
Ходоров молчал между тем. Ия подняла глаза... и в качающемся свете фонаря увидела знакомое выражение нерешительной решимости. Инженер терзался, гадая, рассердится ли девушка, если он поцелует ее, или рассердится, не дождавшись поцелуя. Гадал, как мальчишка, как Валерка или Виталька. Ия все это прочла на его лице, и так ей стало скучно, так скучно!