НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 13
— Но где же? — удивился Липатов.
— Не знаю… Впрочем, есть еще одна возможность. Именно в тот самый момент ваш мозг и мог воспринять эту информацию. Ведь между вами, судя по всему, существовала какая-то «резонансная» связь. И эта информация дремала где-то в тайниках вашего мозга. Дремала до тех пор, пока сильное нервное напряжение не пробудило ее.
— Но если та телепатическая передача, о которой вы говорили, произошла в час гибели Юрки, то я, стало быть, уже в тот первый вечер на корабле располагал полной информацией. Почему же она не «проявилась» сразу во всем объеме?
— Возможно, ваш друг не все успел «передать». К тому же вы сами говорили, что старались заглушить возникшее ощущение.
— Да… — неопределенно протянул Липатов — А между прочим, все это имеет и чисто практическое значение. Ведь проблема до сих пор решена только наполовину.
Тут мне в голову пришла любопытная мысль.
— Послушайте! — воскликнул я. — Уж не отправились ли вы путешествовать в эти края вторично для того, чтобы тем же способом узнать вторую часть решения?
— Если говорить совершенно честно, — отозвался Липатов, — вы угадали. Есть у меня такая тайная надежда.
— И что же?
— Как раз в тот момент, когда вы подошли, мне показалось, что это начинается опять.
— И вы спросили, не слышал ли я… Но как же так? Ведь если все объясняется… ассоциативным мышлением, то я ничего не должен был слышать.
— Совершенно верно. Именно это я и хотел проверить. Впрочем, скорее я задал свой вопрос просто инстинктивно. Вы, разумеется, ничего не могли слышать.
— Да странную историю вы мне рассказали, — заметил я. — Хотелось бы знать, чем все это закончится.
Липатов не ответил. Лицо его вдруг приобрело отрешенное выражение. Потом он взглянул на меня так, словно только что увидел.
— Извините, — пробормотал он, — мне необходимо сейчас остаться одному… Извините.
И он медленно побрел вдоль палубы, то и дело останавливаясь и словно прислушиваясь к самому себе.
Все утро я провел в каюте, заканчивая статью… А по прибытии в порт часа на два по делам сошел на берег и возвратился к самому отходу. Мне захотелось увидеть Липатова, но его нигде не было. Я справился у пассажирского помощника. Он сообщил мне, что Липатов Сергей Александрович из 34-й каюты неожиданно прервал свое путешествие и высадился на берег.
— Он, кажется, получил какое-то важное известие, — добавил помощник, — и должен был срочно возвратиться в Москву.
Важное известие? Может быть, таинственный внутренний голос все-таки сообщил Липатову вторую, главную часть решения? Мне оставалось только гадать.
Из командировки я вернулся лишь спустя несколько месяцев. За это время дела и события как-то отодвинули тот ночной разговор на второй план. Чем больше времени проходило с того вечера, тем менее реальной казалась мне история, рассказанная Липатовым, чем-то похожая на странный сон.
В Москве в одной из редакций я встретил знакомого журналиста.
— Ты слышал? — спросил он, едва увидев меня.
— Что именно?
— Не слышал? Вся Москва говорит об этом.
— Так объясни, наконец, в чем дело.
— Рад бы, да бегу. Девятый номер «Электронной техники». Привет!
И он убежал, волоча за собой свой гигантский портфель. Неясное предчувствие заставило меня немедленно отправиться в библиотеку. Нашел на полке журнал, начал листать страницы. Вот оно: «К вопросу о некоторых возможностях электронных машин». И две подписи: Ю.Кузнецов, С.Липатов.
Я пробежал глазами статью — одни формулы. Заглянул в конец, прочитал резюме. Из него следовало, что задача, над которой так долго трудился Липатов со своим другом, была наконец решена полностью. Я снова взглянул на подписи: Кузнецов, Липатов — две фамилии. И первая из них даже не обведена черной рамкой, как принято. Должно быть, не случайно. Липатов хотел, видимо, подчеркнуть, что его друг, как живой, продолжал участвовать в работе до самого конца.
Я тут же отправился в институт, где работал Липатов. Он сразу узнал меня. Протянул руку. Я достал из портфеля номер журнала.
— Уже видели? — произнес он как-то неопределенно.
Я вопросительно посмотрел на него. Он понял мой взгляд, но промолчал. Мне показалось, что ему не хочется возвращаться к тому ночному разговору.
Я стоял в нерешительности. Уйти? Но Липатов, видимо, уже овладел собой.
— Извините. Не хотелось бы мне говорить об этом, — произнес он с той подкупающей прямотой, на которую я обратил внимание еще во время нашей первой встречи. — Но уж раз сам начал тогда, на пароходе, — расскажу. Хотя, собственно, и рассказывать почти нечего. В ту ночь, когда мы с вами расстались, ко мне пришло, если можно так выразиться, окончательное решение. Вот и все. Остальное вы знаете…
— И что же вы все-таки думаете обо всем этом?
— Ничего определенного… К сожалению, никто до сих пор не может точно сказать, какими путями в нашем мозгу рождаются те или иные идеи, научные открытия. Почему я решил ту или иную задачу именно сегодня, а, скажем, не месяц назад, хотя и тогда я уже знал все то, что мне было известно сегодня? Какие подспудные процессы происходят в нашем сознании, какие шлюзы там открываются, что за плотины рушатся.
Мы расстались.
Да, удивительная история. История, пока оставшаяся без ответа.
Роман Подольный
СОГЛАСЕН БЫТЬ ВТОРЫМ
1
— Ты меня что, за спекулянта принимаешь? — заросшее седой щетиной лицо, только что бесшабашно веселое, стало мрачным. — Дружинник, что ли? Так нечего очки втирать. Сказал бы сразу, и я сразу показал бы. Сам я, сам картиночки свои рисую. Проверить хочешь? Пошли в мастерскую. Товар продан, чего задерживаться.
— Верю, верю. Я не потому… — Я повернулся и пошел от него, быстро пошел, почти побежал, прижимая локтем к боку белую трубку клеенки.
Дома достал кнопки, повесил раскрашенную клеенку на стену над диваном, сел напротив на стул. Стал смотреть.
— Боже мой, что ты принес, что принес? — послышался за моей спиной возмущенный голос мамы. — Какая пош… — слово осталось незаконченным. На маму подействовало. Она разглядела. Минута молчания. Потом мама спросила:
— Как это может быть красиво?
Сюжет был более чем обычен для базарного коврика. Озеро, над ним замок, на озере лебеди, на берегу красавица.
Но красавица, черт возьми, действительно была красавицей. И замок действительно взметнул к небу гордые башни, покорно повторенные водой озера. А лебеди… Это были лебеди из сказок Андерсена.
Читая настоящие стихи, чувствуешь и себя самого поэтом. Понять открытие значит разделить радость того, кто его сделал. А деля с человеком радость, ты до него поднимаешься. Как бы он ни был велик. Или это он поднимает тебя? Наверное, потому что без него ты оказываешься бессилен. Но ведь не всегда же, правда?
И я вытащил из-под дивана чемоданчик, в котором уже два года лежали без применения альбомы с великолепнейшей бумагой, запасы красок, сотни тщательно выбранных мамой карандашей. Мир снова заслуживал воплощения на белом листе!
А потом я сидел на берегу речки с альбомом на коленях. Сидел до тех пор, пока не стало слишком темно, чтобы рисовать. Как будто то, что я делал, можно было назвать этим словом…
Я сломал карандаш. Потом запустил альбом в небо над рекою. Неуклюже развернул альбом свои картонные корочки-крылья, распластал их; казалось, еще секунда, и он птицею рванется вверх… Но крылья поднялись еще выше, встретились друг с другом… Я отвернулся.
В искусстве мне суждено было остаться только гостем. А в жизни? Ну что ж, в конце концов — я студент Всесоюзного государственного института кинематографии, а чтобы попасть в этот институт, надо, говорят, быть талантливым. Я попал. Значит?
Ну что же, так и будем считать, тем более, что кое-кто из профессоров, кажется, держится такого мнения. Кое-кто. А для меня важно, чтобы так думал Василий Васильевич Аннушкин. Великий Художник, точнее говоря, Великий Режиссер.