Понимать фантастику
Георгий Гуревич
Понимать фантастику
Очерк
Все читатели «Мира приключений», конечно, любят фантастику, иначе не читали бы «Мир приключений». Но любить – это еще не означает понимать. К сожалению, однако, этот вид литературы не проходят в школах, даже в институтах изучают редко, а между тем фантастика непроста, многообразна, некоторые ее разделы противостоят друг другу, друг друга опровергают. И сколько же чернил было пролито теоретиками, сколько бумаги исписано, сколько крови испорчено в яростных спорах о том, что такое самая настоящая фантастика, настоящая научная фантастика, и допустима ли ненаучная, или же, наоборот, ненаучная и есть самая высокохудожественная литература, тогда как научная – не литература, жалкое подобие литературы, не искусство вообще.
Дело в том, что людям, писателям и литературоведам в частности, свойственно уважать свой труд, свою личную деятельность считать важной и даже самой важной. Мог бы сослаться на Катюшу Маслову из «Воскресения» Льва Толстого, но лучше ограничиться цитатой из Чехова: «Ты, Каштанка, насекомое существо… Супротив человека ты все равно, что плотник против столяра…» И литературные столяры в фантастике, возможно, даже умелые мастера-краснодеревщики, утверждали, что их труд, их специальность, их любимая тематика и есть настоящая научная фантастика, все же остальное, что в их направление не укладывается, все, что пишут литературные плотники, каменщики, штукатуры, землекопы и прочие строители дворца фантастической литературы, – ненастоящая, нехудожественная, не наша фантастика, следует ее осуждать, не допускать, не издавать вообще.
Как же характеризовали, как определяли научную фантастику различные краснодеревщики (или каменщики, штукатуры, плотники от литературы)? «Это литература крылатой мечты», – говорили одни. «Нет, литература художественного предвидения». «Нет, литература занимательного изложения науки». «Приключения с элементами фантазии». «Разновидность гротеска». «Круг тем, никакой не жанр». «Один из приемов художественного человековедения». «Литература новых идей». «Литература научной романтики». «Изображение человека и общества будущего».
Все было верно, и все неверно, потому что узко. Было правильно для одной группы произведений, неправильно для другой группы.
Где же лежала истина?
Не посредине, не на одном краю и даже не в синтезе. Истина была в сумме. Чтобы удовлетворить требования всяких читателей, нужны все разновидности фантастики и самое широкое ее определение. А именно: фантастика – это вид художественной литературы, в котором важную роль играет необыкновенное, невероятное, небывалое или несуществующее. Так просторно для любого варианта.
Определения в искусстве условны. Их не докажешь вычислениями, не проверишь лабораторными опытами. Доказывать приходится прецедентами: дескать, бывал такой пример в литературе. К сожалению, у научной фантастики, у фантастики всякой много недоброжелателей, некоторые из числа непонимающих или невоспринимающих, другие – из «краснодеревщиков». Напоминаю, краснодеревщиками я назвал мастеров-специалистов, приверженцев одного узкого направления. Поэтому нельзя ссылаться на практику современной фантастики. Недоброжелатели скажут: «Так нельзя писать, так не надо писать, нельзя фантазировать в литературе». Вот и приходится напоминать, что «Мастер и Маргарита» Булгакова – это типичная фантастика («Ах, что вы, это же высокая литература!»). Фантастика «Клоп» и «Баня» Маяковского, «Трест Д. Е.» Эренбурга, не говорю уж об «Аэлите» А. Толстого. Фантастики не гнушались Достоевский, Тургенев, Куприн, Брюсов. «Демон» Лермонтова и «Русалка» Пушкина – тоже фантастика, а также «Нос» и «Шинель» Гоголя. Добавим еще «Шагреневую кожу» Бальзака, «Фауста» Гёте, Сирано де Бержерака, Лесажа, Рабле… Список можно продолжать и дальше, в глубь веков, вплоть до «Истинного путешествия на Луну» Лукиана и «Золотого осла» Апулея…
На подобных примерах и приходится вести рассуждение о свойствах фантастики. Против классиков не поспоришь. Никто не скажет, что так не полагается писать.
Всего удобнее для подробного разбора брать «Путешествия Гулливера» Свифта. Почему именно эту книгу? Потому что это не просто фантастика, а научная и очень характерная именно для научной фантастики.
«Разве научная? Это же высокая литература!» – сомневаются противники научного в литературе.
Теперь приходится заниматься определением научной фантастики. Вот уж где гремели самые яростные теоретические битвы.
Сложность в том, что в искусстве, как в жизни, как в природе вообще, сначала появляются объекты, а потом им дают названия, а после всего, иногда не сразу, выясняется, что название было приблизительным, не слишком точным, но менять уже поздно. Так, например, крайне неудачное слово «атом», по смыслу – «неделимый». Делим атом, состоит из ядра и оболочки, а те, в свою очередь, – из элементарных частиц. И слово «элементарные» неудачно; как выясняется, совсем не элементарны эти частицы, тоже достаточно сложны, но название уже не поменяешь. Так и в литературе. В XIX веке сформировалась, в XX веке выделилась разновидность литературы, которую в России назвали научной фантастикой, а на английском языке – научным вымыслом. Потом выяснилось, что термин этот ведет к кривотолкам. Ведь слово «научный» имеет разные оттенки: основанный на науке, ссылающийся на науку, говорящий о науке, подтвержденный наукой, не противоречащий науке, признанный или общепринятый в науке, правильный, серьезный, доказанный и даже безукоризненно точный. В каком же смысле научна научная фантастика, литература, изображающая необыкновенное, невероятное, небывалое, несуществующее, а иной раз и нежелательное? Как же невозможное или нежелательное может быть безукоризненно точным?
Казалось бы, снова спор об условности. Хочешь – условься определять так, хочешь – условься иначе. Но недаром «определение» происходит от слова «предел». Определив по-своему научность, представители той или иной школы старались вытолкнуть за пределы литературы иначе пишущих, иначе понимающих научность. Ведь противовес научной фантастике – ненаучная, а в наше серьезное время «ненаучная» звучит как ругательство.
Позже представители ненаучной фантастики назвали свой раздел чистой фантастикой, намекая, что научная – нечистая, вся в мазуте и машинном масле, к бумаге ее нельзя допускать. Иначе говоря, впали в противоположную крайность. Поэтому я предложил в свое время и поныне отстаиваю самое широкое определение.
Назовем ненаучной фантастикой или чистой фантазией («фэнтези» – в западном литературоведении) ту литературу, где фантастическое создается сверхъестественными силами.
Научной будем считать ту, где фантастическое создается естественным путем – природой или человеком с помощью техники.
И, примирившись с тем, что сверхъестественное вводится в литературу как заведомая условность, предоставим выбор приема автору, а сами будем разбираться, как у него получилось (или не получилось).
Можно было бы, конечно, разделить и научную фантастику на природную и техническую. Так оно и было исторически: сначала люди верили только в чудеса природы, потом поверили и в чудесные возможности техники. Но ведь в тех же «Путешествиях Гулливера» лилипуты и великаны – чудо природы, а летающий остров Лапута – чудо техники. Нет смысла резать произведение на части во имя жесткой классификации.
Кстати, давно ли вы читали «Путешествие Гулливера»? Перечитайте. Ведь это не детская сказочка, на самом деле – вполне «взрослое», сложное, сатирическое и даже горестное произведение.
Но зачем же Свифт выдумал своих лилипутиков и великанов? Зачем выдумывать вообще? «Надо было и описывать все, как есть», – говорят иные читатели.
А разве литература обходится без вымысла? Разве жил на Псковщине дворянин Евгений Онегин, разве он дрался на дуэли с Ленским, разве в Петербурге, судили сто лет назад студента Раскольникова за убийство старухи-процентщицы?