Гордость Павлина
— О Боже, — молилась я, — пусть кто-нибудь полюбит меня.
А затем я смеялась над собой, ведь я так же, как мама, говорила Ему, что нужно сделать. Когда пришло время посетить могилы, я взяла корзинку с нарциссами и пошла с Мириам и мамой на кладбище. На участке Клэверингов был насос, мы наполняли водой кувшины, а затем ставили цветы на могилы дедушки, который начал растрачивать семейное достояние, бабушки, прадедушек и прабабушек, а также брата и сестры отца. Я любила бродить среди могил и кустов, читая надписи на надгробиях. Среди них была эпитафия Джону Клэверингу, погибшему за короля в 1648 году в битве при Престоне. Затем Джеймсу, который умер в Испании. Гарольд был убит в Трафальгарском сражении. Мы были воинственной семьей.
— Пойдем же, Джессика, — говорила мама. — Должна заметить, у тебя странные наклонности.
Оторванная от пушек Трафальгара, я торжественно прошествовала в Дауэр Хауз и только к вечеру пробралась через сад на берег ручья. Я все чаще думала о давно умерших Клэверингах, погибших за свою страну; как Джон сражался с Круглоголовыми, безуспешно пытаясь удержать трон своего короля, что стоило королю не только трона, но и головы. Джеймс сражался рядом с Мальборо, а Гарольд с Нельсоном. Мы, Клэверинги, создавали историю, гордо говорила я себе. Вдоль по ручью я вышла к дальнему концу сада Дауэр Хауз. Там была небольшая лужайка, заросшая густой травой. У изгороди росла крапива, покрытая белыми соцветиями. Редко кто приходил сюда, на так называемую Пустошь.
Я шла по лужайке, и вдруг заметила пучок диких фиалок, стебли которых были перевиты белой лентой. Я остановилась, чтобы подобрать их, и, раздвинув траву, увидела на том месте, где они лежали, бугорок земли. Он был около шести футов в длину. Как могила, мелькнула мысль. Но откуда здесь могла появиться могила? Я подумала об этом, потому что ходила сегодня с пасхальными цветами на церковный двор. Я опустилась на колени и ощупала землю. Да, это насыпь. Вероятно, это могила и кто-то сегодня положил на нее букет фиалок. Кого же могли похоронить на этой Пустоши? Я села у ручья, спрашивая себя, что бы это значило.
Первой, кого я встретила по возвращении домой, была Мадди, которая теперь стала моей горничной. Она стояла у шкафа с бельем и перекладывала простыни.
— Мадди, — сказала я ей, — сегодня я видела могилу.
— Естественно, ведь сегодня пасхальное воскресенье, — ответила она.
— Не в церковном дворе, а на Пустоши. Я уверена, что это могила.
Она отвернулась, но я успела разглядеть выражение ужаса на ее лице. Она знала, что на Пустоши есть могила.
— Чья она? — настаивала я.
— Почему вы спрашиваете меня?
— Потому что ты знаешь.
— Мисс Джессика, пора покончить с допросами. Вы слишком любопытны.
— Это только естественная жажда знания.
— Это то, что я называю «совать нос не в свое дело». Есть и другое название — назойливость.
— Непонятно, почему нельзя узнать, кто там похоронен.
— Похоронен… — передразнила она меня. Но она выдала себя, ей было неловко передо мной.
— Там лежал маленький букетик фиалок, как будто кто-то навестил эту могилу в пасхальное воскресенье.
— О, — воскликнула она беспомощно.
— Я подумала, что кто-нибудь мог похоронить там любимую собаку.
— Скорее всего, это так и есть, — ответила она с облегчением.
— Но могила слишком велика для собаки. Нет, я думаю, что там человек, кого-то давно похоронили, но все еще помнят.
— Мисс Джессика, перестаньте путаться у меня под ногами.
Она торопливо вышла из комнаты с кипой белья, но вспыхнувшие щеки выдали ее. Она знала, кто похоронен на Пустоши, — но увы! — не сказала мне. В течение нескольких дней я пыталась что-нибудь выпытать у нее, но так ничего и не смогла узнать.
— Перестаньте, пожалуйста, — наконец воскликнула она в изнеможении. — Когда-нибудь вы узнаете что-то такое, о чем лучше было бы и не догадываться, — это таинственное замечание удивило меня, но не удовлетворило моего любопытства.
* * *Весь год мне не давала покоя эта таинственная могила, а потом на другой стороне ручья началась активная деятельность. Я была уверена, что там что-то происходит. Внезапно все изменилось: в доме часто появлялись торговцы, со своего места у ручья я слышала голоса слуг, которые выносили и выбивали ковры. Звонкие голоса женщин перемежались полными достоинства приказами дворецкого. Я несколько раз видела его, он всегда держался так, как если бы он и был владельцем имения. Я была уверена, что его не преследовали воспоминания о лучших днях. Затем наступил день, когда я заметила приближающийся экипаж. Я выскользнула из дома, чтобы посмотреть, как он въедет в Оукланд Холл. Затем поспешила назад, перешла через ручей, ближе к дому, и, скрывшись в кустах, видела, как какого-то человека вынесли из кареты и усадили в кресло на колесах. У него было очень красное лицо, он кричал на людей, окружавших его, таким громким голосом, к которому, я уверена, не были приучены слуги Оукланд Холла в прежние, лучшие дни.
— Внесите меня, — кричал он. — Вильмонт, иди сюда и помоги Банкеру.
Мне хотелось бы лучше разглядеть его, но приходилось быть осторожной. Интересно, что бы сказал этот краснолицый человек, если бы увидел меня! Было ясно, что это очень сильная личность.
— Поднимите меня по ступеням, — сказал он, — а дальше я сам поеду. Покажи им, Банкер.
Наконец маленькая процессия вошла в дом, и я осторожно перешла по мостику на другой берег. Мне казалось, что меня преследуют. Я чувствовала себя виновной в том, что находилась на чужой территории. Не оглядываясь, я бежала изо всех сил и остановилась, только когда мостик остался позади. Я была уверена, что заметила какое-то движение среди деревьев, но кто это, мужчина или женщина, не знала, хотя чувствовала, что за мной наблюдают. Я беспокоилась, что кто-то видел меня и пожалуется маме. И у меня, конечно, будут неприятности. То, что я ступила на запретную землю, было вполне достаточно, чтобы обрушить бурю презрения на мою голову.
По дороге в свою комнату я встретила Мириам.
— Владелец Оукланд Холла вернулся, — сказала я ей.
— Боже, сохрани нас! — воскликнула она. — Теперь, я думаю, начнутся увеселения, пирушки, попойки и тому подобные греховные дела.
Я весело засмеялась.
— Вот будет интересно!
— Будет отвратительно, — возразила она.
— Мне кажется, он попал в катастрофу, — отважилась я сказать.
— Кто?
— Тот, кто отобрал у нас Оукланд.
— Без сомнения, он заслужил это, — сказала она с удовлетворением и отвернулась. Даже мысль о них была ей неприятна, но я была чрезвычайно заинтересована. Я спросила о них Мадди. У меня было такое впечатление, что она могла рассказать мне о многом, если бы я заставила ее отказаться от клятвы молчать. Часто мне казалось, что она сама хочет мне что-то поведать.
Я сказала:
— Мадди, вчера в Оукланд Холл привезли человека в кресле.
Она кивнула.
— Это он.
— Тот, кто купил у нас имение?
— Он сам нажил себе состояние, но никогда раньше не бывал в таком месте. Он из тех, кого называют «новые богачи».
— Нувориши, — сказала я.
— Называйте, как хотите, — ответила она, — но это так.
— Он инвалид?
— Несчастный случай. С такими людьми это всегда происходит.
— С такими людьми? С какими?
— Наживает огромное состояние и покупает Оукланд Холл, а те, кто жил там из поколения в поколение, должны отдать ему все.
— Клэверинги играли в карты, пока он трудился, — возразил я. — Все это напоминает муравья и кузнечика. Что пользы проклинать его? Все получили по заслугам.
— Причем здесь насекомые? Вы сами, мисс Джессика, попрыгунчик. Перескакиваете с одного на другое.
— Это части одного целого, — запротестовала я. — Я хотела бы побывать там. Он собирается здесь жить?
— Нелегко передвигаться, если у тебя нет одной ноги. Но он очень богат, хотя богатство стоило ему здоровья. — Мадди покачала головой. — Это только доказывает, что деньги еще не все… хотя в этом доме иногда думают иначе. Миссис Бакет считает, что он здесь останется.