Обольститель

Мэри тотчас вся засветилась. В ней проявилось жизнелюбие, которое шло ей гораздо больше, чем меланхоличное выражение лица.
— Простота этого платья подчеркивает твою ослепительную красоту.
— Это утреннее платье...— пренебрежительно сказала Мэри, и он догадался, что она размышляла о том, не пора ли заказать новое муслиновое платье... способное поразить завсегдатаев «Рейнлафа», «Ротонды», «Пантеона», привыкших к атласу и перьям.
— ... оно очень тебе идет,— закончил он за Мэри.— Но, дорогая, я пришел к тебе не для того, чтобы говорить о платьях. Я беспокоюсь за тебя... серьезно беспокоюсь.
— Почему, Шерри?
— Я думаю о публичной страсти Принца-Само-Очарованье.
— К сожалению, люди, находящиеся в нашем положении, не имеют возможности сохранять свою личную жизнь в тайне.
— Это правда. Именно поэтому ты должна до совершения каких-либо шагов рассмотреть все аспекты ситуации.
— Конечно, ты прав. Именно этим я и занимаюсь.
— Пока что ты не встречалась с принцем... наедине.
— Да, мы не встречались.
— Но как долго, по-твоему, он будет мириться с этим?
— Принц удовлетворен тем, что он любит меня, и я...
— А ты, Утрата, обожаешь его. Ну конечно, все женщины обожают особ королевской крови.
— Я тебя не понимаю.
— Это очевидный факт, моя дорогая.
— Надеюсь, ты не намекаешь на то, что я люблю принца из-за его высокого положения. Ты забыл о том, как преследовал меня его дядя, герцог Камберлендский. Но ты должен помнить, как я пресекла его домогательства.
Стареющий распутный герцог. Молодой очаровательный принц, которого ждет корона. Последний был гораздо более заманчивым призом, чем первый. Более того, всем известен характер герцога. Он уже имел нескольких любовниц и просто предлагал Утрате войти в их компанию. Он не писал сентиментальных любовных писем вроде того, которое она только что читала и сможет перевязать голубой — или розовой — ленточкой, чтобы умиляться над ним в старости... если только она не извлечет из него финансовую выгоду ранее. Тот факт, что Флоризель писал своей возлюбленной, свидетельствовал о его неопытности. Герцог был не слишком образованным человеком; даже при желании он не смог бы составлять безупречные, стилистически отточенные фразы; хотя принц болтал на французском, немецком и итальянском языках, как на родном, хотя он был знаком с сочинениями Горация и Вергилия, интересовался трудами Тацита, он явно не знал света и его обычаев — иначе он не стал бы наивно отдавать в руки актрисы письма, за которые, по убеждению Шеридана, ему не позднее чем через год придется проклинать себя. Тут Утрата проявила мудрость. Она оттолкнула распутника и воодушевила невинного юношу; сколько бы она ни оспаривала это, ее застенчивое нежелание становиться любовницей принца было наилучшим способом еще сильнее завлечь его.
— Я хорошо это помню,— сказал Шеридан.— Ты поступила умно. Связь с герцогом повредила бы твоей репутации.
Утрата театрально вздрогнула.
— А принц...— произнес Шеридан.— О, моя дорогая, дорогая леди, ты должна быть очень осторожной. Чем, по-твоему, все это закончится?
— Чем это закончится? Ну, думаю, мы научимся мириться с нашей судьбой.
Избитое клише! — подумал Шеридан. Неужели она действительно считает, что чувственный молодой человек удовлетворится перепиской?
— Я думаю, Его Высочество будет все сильнее и сильнее настаивать на свидании.
— Я посоветовала ему принять во внимание его положение.
— А я пришел сюда, чтобы посоветовать тебе сделать то же самое.
— Я делаю это.
— Я хорошо тебя знаю. Я никогда не забуду день нашего знакомства. Я оценил твое дарование, как только увидел тебя. Как и Гаррик. Да упокоится его душа.
— Бедный господин Гаррик! Дорогой господин Гаррик! Как многим я ему обязана! Грустно думать о том, что он никогда не сможет обучать молодых актрис.
Последовала короткая пауза — дань уважения к почившему несколько месяцев тому назад Гаррику, сказавшему однажды: «С такой внешностью она привлечет публику. Если мы научим ее немного играть, это тоже принесет пользу».
Как прав он был! Он всегда оказывался прав! Им сильно недоставало Гаррика.
— Но даже сейчас,— продолжил Шеридан,— когда ты заняла свое место в этой профессии, ты можешь легко его потерять.
— Потерять? Как?
— Став любовницей принца.
Она отпрянула — это слово казалось ей грубым. Она не будет считать себя любовницей принца, даже если он приобретет для нее дом и станет открыто навещать ее. Скорее подругой, подумал Шеридан. Дамой, которую он почтил своим доверием. Гражданской женой. Только не любовницей!
Нет, ей не удержать надолго ветреного молодого принца, жаждущего нового опыта, алчущего насыщенной жизни.
— Моя дорогая, посмотрим правде в глаза. Именно это на уме у принца.
— Я ценю твое беспокойство за меня, дорогой Шерри, но, по-моему, ты не знаешь принца.
Знаю немного лучше, чем ты, подумал он, потому что ты, моя дорогая, даже еще не говорила с ним с глазу на глаз.
— Послушай меня,— сказал он.— Ты знаешь, что я забочусь о твоем благе. Став любовницей принца, ты потеряешь свое место на сцене. Ты слишком чувствительна, чтобы становиться любовницей короля или принца. Слишком романтична. Ты должна будешь обдумывать различные предложения, которые покажутся тебе отвратительными.
— Что ты имеешь в виду?
— До вступления в такую связь ты должна обеспечить себя на то время, когда она закончится. Скажи мне, что ты будешь делать, если не сможешь больше играть? Не забывай о том, что у тебя есть ребенок, мать... муж, которых ты содержишь.
Она отвернулась; он вынуждал ее увидеть неприятную правду, портил ее роман. А ей хотелось и дальше жить своей мечтой.
— Мой дорогой Шерри,— сказала она,— я знаю, что ты говоришь так, заботясь обо мне. Но будь уверен — я никогда не совершу ничего такого, что заставило бы тебя стыдиться меня.
— Я бы меньше тревожился за тебя, если бы считал тебя способной на это,— сказал он.
— Как ты любишь играть словами.
Она отбросила неприятную тему одним взмахом руки.— Ну, теперь ты выпьешь чаю или шоколаду?
Он отказался. Сослался на то, что в театре его ждут дела. На самом деле ему не хотелось пить чай или шоколад с любовницей, от которой он устал.
Любовницей? — упрекнул он себя. Нет, подругой... дамой, которую я почтил моим доверием... в прошлом.
Он нежно поцеловал ее руку и на прощание напомнил Мэри о том, что беспокоится о ее благе. Ей следует тщательно все взвесить, прежде чем она решит отказаться от весьма успешной карьеры, начавшейся тем вечером, когда ее Джульетта очаровала аудиторию.
***
Для визита к миссис Робинсон мистер Фокс выбрал такое время, когда хозяйка дома отсутствовала. У него были причины поступить так. Он обратил внимание на служанку актрисы. Он находил ее исключительно красивой женщиной. Фокс питал слабость к красивым женщинам. К тому же в облике миссис Армистед присутствовало нечто, особенно заинтриговавшее его. Она была не только красива, но и умна.
Он считал необходимым находиться в курсе романа Утраты и Флоризеля, поскольку если эта дама действительно станет любовницей принца, и сохранит сей статус в то время, когда молодой Георг обретет независимость, Утрата превратится в весьма важную фигуру.
Мистер Фокс присутствовал при исполнении оратории и был свидетелем странного поведения принца; он читал в газетах намеки на этот роман; до него долетали слухи, гулявшие по «Бруксу» и другим клубам; он слушал внимательно.
Но он хотел познакомиться с ситуацией поближе и считал, что, заведя друга в доме Утраты, сможет быть полностью в курсе дела; тогда ему не придется полагаться на слухи.
Пустяк при всех его заботах? Не совсем. Принцу было суждено занять такое место среди вигов, какое его отец занимал среди тори. Мистер Фокс, будучи ярым сторонником вигов, не рассчитывавшим на поддержку короля или партии тори, хотел вернуть вигов к власти. Нельзя было и желать лучшего помощника в таком деле, чем принц Уэльский.