Опрометчивость королевы
Когда он приехал в Брунсвик, его тепло приветствовал герцог со всей своей свитой, дворец покойного герцога Фредерика был тут же предоставлен в его распоряжение. В услужение к нему направили самых расторопных ливрейных лакеев, камердинера и двух солдат, охранявших дворец днем и ночью. Дали карету с лошадьми, одним словом, сделали все, чтобы он жил в комфорте.
Пожалуй, это добрый знак, можно рассчитывать, что миссия будет успешной. Его сразу пригласили во дворец, где представили герцогине и ее дочери, аудиенцию же у герцога он должен был получить через несколько дней, на которой и собирался вручить послание короля.
Герцогиня была женщиной говорливой, он помнил ее еще молодой, когда она жила в Англии и вечно вмешивалась во все дела, сплетничала и слыла весьма глупой особой. Судя по первым впечатлениям, к лучшему она так и не изменилась. Но мать его мало заботила, ее дочь Каролина, будущая принцесса Уэльская, – вот кто занимал воображение искушенного царедворца.
Он увидел девушку, уже не юную, но достаточно красивую, правда, в ней не чувствовалось мягкости, у нее была не очень хорошая фигура с коротковатыми ногами, зато бюст отличался пышностью и прекрасными формами. Умные, лукавые глаза, хотя брови слишком редкие, и, конечно, самое замечательное – ее волосы: светлые, густые и вьющиеся, а вот зубы довольно красивой формы, но гнилые. Ах, если бы она была чуть-чуть повыше и если бы у нее были здоровые зубы…
Но она была такой, какой уродилась, и он сомневался, что она понравится принцу, знатоку и любителю прекрасных женщин. Малмсбери вспомнил об ослепительной красоте Пердиты Робинсон, одной из самых очаровательных женщин, украшавших английскую сцену. Мария Фитцгерберт, возможно, уступала ей в красоте, но была исполнена достоинства и шарма; а леди Джерси – настоящая красавица, хотя и гораздо старше принцессы Каролины, к тому же принц предпочитал бабушек девственницам.
В памяти у него внезапно всплыл фривольный куплет:
Целовал и ласкал пятьдесят гранд-дам,И менял их легко, посмотри,Но из всех бабушек, что танцуют на Штайне,Я пленился вдовою Джерси.Да, он славился своей любовью к опытным дамам, намного старше себя. Как он воспримет этого сорванца, воспитанного в жалком брунсвикском захолустье? Малмсбери попытался представить Каролину в Карлтон-хаузе или в Морском павильоне.
Результат был для нее неутешителен.
Принца придется явно долго утешать в его разочаровании.
* * *За обедом у герцогини эрл Малмсбери сидел по правую руку.
– Несказанное удовольствие, – вздохнула она, – лицезреть кого-нибудь из Англии.
Он прибыл сюда не из Англии, напомнил гость. Он заезжал в Берлин и Ганновер.
– Но вы англичанин, как и я, милорд. И никогда того не забуду. Мой дорогой брат! Ах, я часто думаю о нем. Эта его ужасная… ужасная болезнь. Как все печально! А вот дорогой принц… мой красавец племянник. О нем разное говорят.
Малмсбери забеспокоился, представляя, куда могут завести подобные разговоры.
Герцогиня заторопилась загладить неловкость:
– Он очарователен, я слышала. Законодатель мод. А Карлтон-хауз – просто сокровищница. Говорят, у него безупречный вкус и он крайне умен.
Заводить разговор о предполагаемом браке было еще не время, ведь он не нанес официального визита герцогу и не передал ему волю короля, но герцогиня умудрилась поговорить и об этом, причем не скрывала, как она рада.
На балу, который затем был дан, он танцевал с принцессой. Близость в танце заставила его сделать тревожное открытие. Стало ясно, что ее отношение к чистоплотности небезупречно. Ужасное открытие! Он подумал о принце с его надушенным бельем, его частыми ваннами, его утонченностью. Это грозит большими неприятностями, особенно если учесть, что он, как посол, не в силах их предотвратить. Ведь он обязан следовать наставлениям Его Величества и не давать никаких советов, а лишь вести переговоры.
«Бедная девочка, – думал он. – Она, ясное дело, волнуется, ее беспокоит будущее».
Как и полагалось согласно дворцовому этикету, он передал герцогу предложение английского двора, которое тот принял с большим удовольствием. Теперь можно было все обсуждать в открытую.
* * *Атмосфера крайнего возбуждения царила при брунсвикском дворе. Шли дни, и Малмсбери все больше и больше проникался жалостью к принцессе. С первой встречи он был убежден, что принц отвернется от нее с отвращением, а бедная девочка, очевидно, начинала питать романтические иллюзии по поводу того, что ожидало ее в Англии, ему хотелось развеять эти пустые надежды, не принеся ей вреда. Странно, но она определенно начинала ему нравиться. Ему импонировала ее естественность. Принцессу, видно, здесь ни в чем не ограничивали, он видел это, и Каролине придется многому научиться, но она умна и сумеет овладеть положением, если ей все правильно растолковать. Но кто это сделает? Никто, кроме Малмсбери.
Нет, нет. Это не входило в обязанности посла. Однако маленькие советы могли предотвратить большие неприятности.
Его возмущало влияние на принцессу ее матери, вздорной, ограниченной женщины, находившейся вне себя от возбуждения. Еще бы, ее дочь – будущая королева Англии. К такому титулу стремятся все принцессы, и подумать только, после всех этих лет ожидания именно Каролина получила главную награду.
Герцогиня восторженно лепетала Малмсбери:
– Подумать только, выбрали Каролину, хотя почему бы и нет? Король ведь мне брат. Так почему бы и не Каролину? Мой брат очень любил меня до замужества. Ах, дорогой Георг! Такой добрый, с золотым сердцем, но не мудрый. Увы! И всегда был предан семье, особенно сестрам. Конечно, пока не женился на этой женщине. Я ее никогда не любила. И очень боюсь, что она станет плохо относиться к Каролине.
Герцог принялся уверять, что королева будет Каролине, как мать.
– Ах, милорд, вы забываете, что я знаю эту женщину! – кричала герцогиня. – Я была при дворе, когда она вышла замуж. Я ей никогда ничего не забуду. Я невзлюбила ее с первого взгляда, и она меня тоже ненавидела. Моя дорогая мать, вдовствующая принцесса Уэльская, разделяла мое мнение о ней. Вы знаете, когда она приехала в Англию, она пыталась повелевать Георгом. Моя мать скоро положила конец этому. Шарлотту немедленно поставили на место.
Малмсбери вскинул бровь, этот жест он мог себе позволить, чтобы выразить свое неодобрение. А про себя еще раз подумал, какое дурное влияние могла оказать на дочь такая мать.
Он пытался уйти от разговора о королеве Шарлотте, но герцогиня была одержима этой темой и настаивала на продолжении разговора. Малмсбери оставалось только повторять:
– Я уверен, Ее Величество выполнит то, что считает своим долгом по отношению к принцессе.
Разговор с герцогом был гораздо содержательнее.
– Я несколько обеспокоен будущим моей дочери, – сказал герцог. – Я попытался внушить ей, насколько высокое положение отныне она будет занимать. Мне хотелось заставить Каролину понять, какое бремя ляжет на ее плечи.
– Принцесса поймет это, когда приедет в Англию, – спокойно заметил Малмсбери.
– Я много беседовал с дочерью, пытаясь внушить ей, что она едет в Англию не только танцевать на балах и наслаждаться жизнью при дворе. У нее будут тяжелые обязанности. Может быть, ваше превосходительство ознакомит принцессу с тем, что ожидает ее при английском дворе? Я уверен, вы смогли бы сделать это лучше, чем кто-либо еще.
Малмсбери поклонился и пообещал сделать все, что в его силах.
Разговор с мадам де Гертцфельдт многое прояснил. Эта разумная женщина понимала Каролину. Он быстро сообразил, что принцесса, пожалуй, больше уважала чужую женщину, чем собственную мать, хотя клубок взаимоотношений между ними всеми раздражал ее. Вот если бы мадам де Гертцфельдт была матерью принцессы, размышлял Малмсбери, ему легче было бы исполнить свою миссию, а самой принцессе – стать настоящей принцессой Уэльской.