Опрометчивость королевы
Она обещала. Каролина села в карету, где ее ждала мать. Герцогиня провожала ее до Ганновера.
Потом герцог попрощался с лордом Малмсбери и просил его быть вторым отцом принцессе, пока тот не вручит ее заботам мужа, Малмсбери сердечно пообещал это, да так пылко, что осушил слезы герцога.
Пушки на дворцовом бастионе дали залп, и кареты тронулись в путь. Когда они проезжали через Брунсвик, люди выходили поглазеть на кортеж и приветствовали дорогую принцессу, которая всегда была так добра к ним и их детям.
– Долгих лет жизни принцессе! – кричали она. Она, принцесса Уэльская, их любимая Каролина, когда-нибудь станет королевой Англии.
* * *Когда кавалькада достигла Оснабрюка, их догнали печальные вести. Малмсбери полагал ехать через Голландию, но, как сообщалось в письме, враги Англии – французы вошли в Голландию, и страна была в опасности. Нельзя было и думать, чтобы везти принцессу Уэльскую этим путем, поэтому эскадра судов под командованием командора Пейна, снаряженная доставить принцессу в Англию, ввиду создавшейся ситуации вернулась туда ни с чем. Делать было нечего, пришлось остановиться в Оснабрюке и думать, как быть дальше.
Это было утомительно, потому что в отсутствие герцога и мадам де Гертцфельдт отношения матери и дочери испортились. Каролина открыто насмехалась над матерью, герцогиня сплетничала без остановки, а все изменения к лучшему в характере и поведении принцессы, которые лорд Малмсбери заметил в последнее время, казалось, сошли на нет. Каролина стала жестче. Она перестала воспринимать его завуалированные критические замечания, не то что в Брунсвике. Сделалась слишком фамильярна со своей свитой, называла всех дорогими, милыми, любимыми, а когда лорд Малмсбери напомнил ей, что привязанность должна сочетаться с достоинством, высокомерно его пресекла, как бы напоминая, что он всего лишь королевский посол, а она жена принца Уэльского.
«Быть беде», – думал Малмсбери.
Герцогиня, прослышав, что французы недалеко, впала в панику.
Каролина увидела, что та собирается уезжать, и поведала об этом эрлу Малмсбери, он тотчас отправился к герцогине и стал ее укорять.
– Мадам, – сказал он, – вы, конечно, не захотите оставить вашу дочь без присмотра.
– Чепуха! – сказала герцогиня. – Она в окружении дам, в окружении свиты, вы за ней присматриваете. Если французы придут сюда, я не вижу смысла, чтобы оставаться здесь и быть схваченной. Они всегда ненавидели англичан и сразу вспомнят, что я одна из них.
– Мадам, умоляю простить меня, но я отвечаю за принцессу и не могу позволить вам покинуть дочь прежде, чем прибудет из Англии ее новая свита.
– А когда это случится? – спросила герцогиня.
– Этого, мадам, я сказать не могу, поскольку наши планы нарушены наступающей французской армией.
Герцогине оставалось только повиноваться, эрл Малмсбери и правда был главной персоной в этом путешествии, да и в любом случае она должна была оставаться с дочерью.
Каролина кричала:
– Если вы хотите ехать, поезжайте. Я не хочу, чтобы вы оставались, раз вам не хочется.
Они поругались, и лорда Малмсбери больше тревожили отношения матери с дочерью, чем наступающие французы.
«Что будет с ней в Англии?» – спрашивал он себя.
И решил, что лучше вернуться в Ганновер и оставаться там, пока он не будет уверен, что может безопасно переправить принцессу в Англию. Оттуда он послал гонца с письмом к королю и к принцу и остался ждать дальнейших событий.
* * *Возможно, думал он, их вынужденная остановка в Ганновере была не такой уж трагедией. Принцесса, конечно же, не готова предстать перед мужем. У них в запасе несколько недель, а поскольку он питал к ней симпатию, он очень надеялся помочь ей хоть как-то.
Он был в шоке и одновременно весьма тронут, когда при отъезде из Оснабрюка она предложила ему ехать в ее карете.
– Сказать вам правду, милорд, – объяснила она в своей слегка кокетливой манере, – я по горло сыта компанией моей матушки и уверена, что ваше соседство будет мне не только приятнее, но и принесет пользу.
– Сие совершенно невозможно, – холодно ответил он. – Это было бы нарушением всех правил.
Такое заявление вызвало у нее приступ внезапного смеха, который всегда вызывал у него тревогу.
– Ваше Высочество, – сказал он ей, – вы не должны быть опрометчивы в ваших отношениях со слугами.
– Но я не считаю такого благородного лорда, как вы, своим слугой! – шаловливо воскликнула она.
Ему казалось, что она ничему не научилась. О, да, им необходимо побыть какое-то время в Ганновере.
Весь февраль они оставались там, принцесса жила во дворце епископа. Малмсбери предложил ей читать по-английски несколько часов в день и разговаривать на этом языке. Идея оказалась отличной, ее английский заметно улучшался. Она даже пыталась избегать бурного проявления любви к слугам, против чего выступал герцог, и он все более был ею доволен. Но оставалась одна вещь, которая не давала ему покоя. Это касалось ее личной чистоплотности.
Он не мог больше откладывать, каким деликатным ни выглядело это дело, он должен найти способ дать знать принцессе о грозящих ей неприятностях.
Возможность представилась, когда он беседовал с ней после обеда.
– Принц – очень привередливый джентльмен, – объяснял он, – и обращает большое внимание на свою наружность.
– Да, я слышала. Бриллиантовые пряжки на туфлях! Он придумал особые пряжки. Мне сказали, что, когда он в первый раз появился в палате лордов, на нем был сатиновый костюм в блестках. Вот это было зрелище! – насмешливо захихикала принцесса.
«Что, – спрашивал он себя в смятении, – можно сделать в таких обстоятельствах? Слишком неловко об этом говорить, но предупредить ее надо, ведь, как только она встретится с принцем, тот сразу почувствует, что она не моется».
– Я скорее имел в виду личную чистоплотность, – торопливо сказал эрл.
– О? – Каролина была удивлена. Что он имел в виду?
– Английская знать любит принимать ванны, представьте – это ритуал, с этим не принято торопиться.
Каролина засмеялась.
– Я никогда не трачу много времени на умывание. Мадам Буше говорит, что никто не делает это быстрее меня.
– Этим, – ехидно заметил эрл, – не стоит особенно гордиться.
Каролина нахмурилась, а эрл решился:
– Ваше Высочество должны простить меня. Я хочу вам добра. Мне очевидно, как будет очевидно и принцу, что вы не проводите много времени в заботах о чистоте, в уходе за собой.
– Милорд, о чем вы говорите? Почему я должна тратить время на церемониальное одевание?
– Я не имею в виду церемонию, Ваше Высочество. Я говорю о другом. Необходимо мыть все тело, и весьма тщательно. – В этом была вся неловкость положения, он не смог бы этого сказать никому в королевской семье, кроме Каролины. Но ее привычка к фамильярности дала ему возможность говорить свободно. – И, – добавил он, – необходимо часто менять белье.
Каролина рассмеялась.
– О, вы считаете, я грязная?
Малмсбери внешне остался невозмутим.
– Может быть, я выхожу за рамки моего долга, но Ваше Высочество знает, мною движет большее, чем долг. В Англии мы обращаем особое внимание на уход за собой, привержены к чистоте больше, чем принято в Брунсвике. Принц – законодатель моды. Его белье ароматизируют, он каждый день принимает ванну и будет ожидать от вас того же. Он, я боюсь, сразу почувствует, если вы не слишком любите это делать.
Каролина изумилась.
– Ванна! – кричала она. – Что за странная идея? Разве это не эксцентрично? Даже во Франции не принимают ванну. Мне говорили, что на весь Версаль есть одна ванна, в ней выращивают цветы.
– Я уверен, вам сказали неправду. И я должен объяснить, что в Англии мытье считается очень важным делом.
– Я еду к невероятно странным людям.
– И такой джентльмен, как принц, конечно, любит купание.
Каролина посмотрела на него шаловливо, чувствуя неловкость, глубоко упрятанную за его безупречными манерами.