На государственной службе

Вот из-за этих-то слов, сказанных в шутку, да еще из-за вечных жалоб жены, утверждавшей в разговорах с соседями, что он ее прикончит, и оказался Луи в Сен-Лоран де Марони, приговоренный к двенадцати годам каторжных работ. Иначе бы ему не дали больше трех-четырех лет где-нибудь во Франции. 
Развязка наступила в жаркий летний день, Луи пребывал в дурном настроении, что случалось с ним редко. В городе началась забастовка, и бастующие были настроены воинственно. Полиции пришлось многих арестовать, а эти люди не сдавались добровольно. Луи получил страшный удар в челюсть и был вынужден как следует поработать своей дубинкой. Доставить арестованных в участок тоже оказалось делом нелегким. Он зашел домой, чтобы переодеться и пойти в кафе выпить кружку пива и сыграть в карты. Пострадавшая от удара челюсть нестерпимо ныла. Жена выбрала именно этот момент, чтобы попросить у него денег, а когда он отказал ей, устроила сцену. Она кричала, что на кафе у него деньги есть, а на кусок хлеба для жены нет и что ему наплевать, если она подохнет с голоду. Он велел ей заткнуться, и тут разразился настоящий скандал. Она встала в дверях и поклялась, что не выпустит его до тех hop, пока он не даст ей денег. Луи приказал жене уйти с дороги и шагнул вперед. Она схватила револьвер, который он отстегнул, когда переодевался, и пригрозила, что застрелит его, если он сделает еще шаг. Луи привык иметь дело с опасными преступниками, и едва она произнесла эти слова, как он кинулся на нее и вырвал револьвер. Она пронзительно закричала и ударила его по лицу. Удар пришелся как раз по больному месту. Не помня себя от ярости и боли, Луи выстрелил, он выстрелил дважды, и Адель. упала. С минуту он стоял ошеломленный и смотрел на нее. Она была мертва, Луи почувствовал необыкновенное облегчение. Он прислушался. Похоже, что.никто не слышал выстрелов: Соседей, как видно, нет дома. Отлично, по крайней мере он мог принять необходимые меры. Он снова надел мундир, вышел, запер дверь и полож-ил ключи в карман. Заглянув в знакомое кафе, он выпил нива и затем вернулся к себе в участок. Из-за беспорядков, происходивших в тот день в городе, главный инспектор был еще у себя, Луи Ремир прошел к нему и рассказал о случившемся. Ночь он провел в камере по соседству с забастовщиками, которых сам же арестовал. Даже в этот драматический момемг он не мог не почувствовать всей иронии своего положения. 
Будучи полицейским, Луи Ремир не раз выступал свидетелем при разборе уголовных дел и хорошо знал, до чего охотно друзья подсудимого дают показания, которые могут повредить человеку, попавшему в беду. Он мрачно усмехался, вспоминая, как часто единственным основанием для обвинительного приговора служили показания лучших друзей подсудимого. И все же, когда разбиралось его дело, он, несмотря на весь свой опыт, был буквально поражен, услышав показания хозяина кафе, куда он так часто заглядывал, и тех, с кем он много лет ловил рыбу, играл в карты и выпивал. Оказывается, они бережно хранили в памяти каждое неосторожно произнесенное им слово, все его жалобы на жену и угрозы, которые он время от времени в шутку отпускал по ее адресу, говоря, что расквитается с ней. Он знал, что в свое время никто из них не принимал его слов всерьез. И если он мог оказать им небольшую услугу - а в его положении такая возможность представлялась нередко, - он не колеблясь делал это. Да и денег он не жалел. А слушая этих свидетелей, можно было подумать, что им доставляет огромное удовольствие вытаскивать на свет самые незначительные подробности, которые могли бы быть использованы против него. 
Из сказанного на суде явствовало, что Луи - злодей, развратник, взяточник, человек расточительный, ленивый и подверженный приступам ярости. Но сам-то он знал, что это не так. Он был обыкновенным, добродушным, покладистым парнем, который никогда не вмешивался в чужие дела. Правда, он любил перекинуться в карты и выпить кружку пива; правда и то, что ему нравились хорошенькие женщины. Но что в этом дурного? Луи смотрел на присяжных и думал: найдется ли среди них хоть один, который выглядел бы лучше, если бы вот так же рассказать о всех его больших и малых проступках, напомнить о словах, сказанных сгоряча? Луи не возмущался, когда суд вынес ему суровый приговор. Он сам был слугой закона, и раз он совершил преступление, то по справедливости должен и понести наказание. Но преступником-то он не был. Он был лишь жертвой злополучной случайности., 
В лагере Сен-Лоран де Марони, надев полосатую белую с розовым одежду каторжника и уродливую соломенную шляпу, Луи ни на минуту не забывал, что прежде он был полицейским и что заключенные, с которыми теперь он должен жить бок о бок, всегда были его естественными врагами. Он не любил и презирал их, а поэтому старался как можно меньше иметь с ними дела. Он совсем не боялся их: он их слишком хорошо знал. Как и все каторжники, Луи носил при себе нож и не скрывал, что в случае чего готов пустить его в ход. Он ни с кем не хотел ссориться, но и никому не позволил бы совать нос в свои дела. 
Шеф лионской полиции относился к Луи хорошо, его послужной список был образцовым, да и в досье, присланном на него, он характеризовался положительно. Луи знал, что начальству нравятся заключенные, которые не доставляют много хлопот, не сетуют на свою судьбу и усердно трудятся. Работа ему досталась легкая. Вскоре его перевели в одиночку, и таким образом он избавился от тесноты и бесчинств общей камеры. С надзирателями он ладил. Большинство из них были славные ребята; к тому же они знали, что в свое время он служил в полиции, и относились к нему скорее как к коллеге. Начальник тюрьмы доверял ему. Спустя некоторое время Луи взяли слугой в дом одного из тюремных чиновников. Он только ночевал в тюрьме, в остальном же пользовался полной свободой. Каждый день он провожал детей своего хозяина в школу, а после занятий приводил домой. Луи мастерил им игрушки. Он сопровождал хозяйку на рынок, а на обратном пути нес ее покупки. И подолгу обсуждал с ней местные новости. Вся семья полюбила Луи. Им нравился его шутливый тон и добродушная улыбка. К тому же он был трудолюбив и вызывал доверие. Жизнь снова стала вполне сносной.