Шесть рассказов, написанных от первого лица (сборник)

Мне было жаль, что я не успел сделать для Мортона больше ничего, и я знал, что он будет уже в пути на Борнео, когда я вернусь. Иногда я вспоминал о нем, но к осени, когда я вернулся домой, он совсем стерся у меня из памяти. Пробыв в Лондоне около недели, я как-то вечером заглянул в клуб, членом которого состоял и Чарли Бишоп. Он сидел в компании трех-четырех наших общих знакомых, и я подошел к ним. После возвращения я еще ни с кем из них не виделся. Билл Марш, чья жена была большой моей приятельницей, предложил мне выпить.
— Откуда ты взялся? — спросил Чарли. — Тебя что-то давно не было видно.
Я сразу заметил, что он пьян. И удивился. Чарли всегда любил выпить, но хорошо переносил алкоголь и знал меру. В давние годы, когда мы были молоды, он иногда напивался, но, пожалуй, больше для того, чтобы показать, какой он свойский, и нечестно ставить в упрек человеку его юношеские излишества. Но я помнил, что, пьянея, Чарли начинал вести себя воинственно. Его природная агрессивность вырывалась из-под контроля, он говорил слишком много и слишком громко, и готов был по любому поводу затеять ссору. Вот и теперь он был безапелляционен в своих суждениях и отметал любые возражения, какими бы вескими они ни были. Его собеседники понимали, что он пьян, и колебались между раздражением, которое вызывала его сварливая вздорность, и добродушной снисходительностью к его состоянию. Смотреть на него было неприятно. Человек такого возраста, лысый, грузный, в очках, отвратителен, когда пьян. Обычно он следил за своей внешностью, но сейчас выглядел очень неряшливо — его одежда была обсыпана табачным пеплом. Чарли подозвал официанта и заказал еще виски. Официант служил в клубе уже тридцать лет.
— Оно перед вами, сэр.
— Держи свой проклятый язык за зубами, — потребовал Чарли Бишоп. — Принеси мне двойное виски сию же минуту, не то я сообщу секретарю, как ты дерзишь.
— Хорошо, сэр, — сказал официант.
Чарли залпом выпил свою стопку, но рука у него дрожала, и он выплеснул часть виски на костюм.
— Что же, Чарли, старина, нам, пожалуй, пора, — сказал Билл Марш и обернулся ко мне. — Чарли пока гостит у нас.
Я удивился еще больше. Но предпочел промолчать: что-то явно было не так.
— Я готов, — сказал Чарли. — Вот только выпью напоследок. Буду спать крепче.
Мне показалось, что они разойдутся еще не скоро, а потому встал и сказал, что, пожалуй, пройдусь домой пешком.
— Послушайте, — сказал Билл, когда я уже отошел от столика. — Вы не пообедаете у нас завтра, а? Только я, Дженет и Чарли?
— С удовольствием, — сказал я.
Несомненно, что-то было совсем не так.
Марши жили в доме у восточного края Риджент-Парка.
Открывшая мне горничная попросила меня пройти в кабинет мистера Марша. Билл ждал меня там.
— Я подумал, мне лучше поговорить с вами, прежде чем вы подниметесь в гостиную, — сказал он, пожимая мне руку. — Вы знаете, что Марджери оставила Чарли?
— Не может быть!
— Он переживает это очень глубоко. Дженет подумала, как ему должно быть тяжело в этой отвратительной квартирке, и мы пригласили его пока пожить у нас. Он пьет до посинения. Две недели совсем не спит.
— Но не могла же она бросить его совсем?
Я был ошеломлен.
— Но так и есть. Она без ума от какого-то типа по фамилии Мортон.
— Мортон? Кто это?
Мне и в голову не пришло, что это может быть мой знакомый с Борнео.
— Черт побери! Это же вы их познакомили и натворили дел! Идемте наверх. Я подумал, что вас надо предупредить.
Он открыл дверь, и мы вышли. Я был совершенно сбит с толку.
— Но послушайте! — сказал я.
— Спросите Дженет. Ей известно все. А я ничего не понимаю. Не нахожу извинений для Марджери, а Чарли, видимо, совсем разбит.
В гостиную Билл вошел первым. Дженет Марш поднялась мне навстречу. Чарли сидел у окна с вечерней газетой. Он отложил ее, когда я подошел к нему и пожал руку. Он был совершенно трезв и говорил в обычной своей несколько отрывистый манере, но я заметил, что вид у него совершенно больной. Мы выпили по рюмке хереса и спустились в столовую. Дженет была энергичной высокой блондинкой с приятным лицом. За столом она умело поддерживала разговор. Когда она оставила нас выпить по стаканчику портвейна, то со строжайшим наказом не задерживаться дольше, чем на десять минут. Билл, как правило, довольно молчаливый, на этот раз говорил почти без умолку. Я неловко поддержал их игру. Я не знал, что, собственно, произошло, и это очень меня сковывало, но одно было достаточно ясно: Марши старались как-то отвлечь Чарли, и я всячески старался его заинтересовать. Он, казалось, готов был играть свою роль — он всегда любил показывать себя стоиком — и высказал свое мнение, как специалиста, о последнем сенсационном убийстве. Но говорил он мертво. От него осталась только оболочка, и возникало впечатление, что мысли его далеко, хотя приличия ради он заставляет себя говорить. Я почувствовал большое облегчение, когда стук в дверь возвестил, что Дженет потеряла терпение. Это был тот случай, когда присутствие женщин смягчает ситуацию. Мы поднялись в гостиную и сели играть в бридж. Когда мне настало время уходить, Чарли сказал, что пройдется со мной до Мэрилебоун-роуд.
— Чарли, уже поздно! Ложитесь-ка лучше спать, — сказала Дженет.
— Мне будет легче уснуть после прогулки, — ответил он.
Она взглянула на него с тревогой. Нельзя запретить пожилому профессору микробиологии пойти прогуляться, если он этого хочет.
Она весело поглядела на мужа.
— Думаю, Биллу прогулка перед сном тоже не повредит.
По-моему, это было бестактно. Женщины часто чуть-чуть излишне настойчивы. Чарли ответил ей угрюмым взглядом.
— Нет абсолютно никакой нужды вытаскивать Билла из дома, — сказал он с некоторой категоричностью.
— А я и не собирался, — заметил Билл с улыбкой. — Я совсем вымотался. Мне пора на боковую.
Полагаю, когда мы вышли, Биллу и его жене нашлось, что сказать друг другу.
— Они страшно добры ко мне, — сказал Чарли, когда мы пошли вдоль решетки парка. — Не знаю, что было бы со мной без них. Я не сплю две недели.
Я выразил сожаление, но не осведомился о причине, и некоторое время мы шли молча. Я предполагал, что он пошел со мной, чтобы поговорить о том, что случилось, но, видимо, его не следовало торопить. Я был бы рад выразить свое сочувствие, но боялся сказать что-нибудь не то. Мне не хотелось создавать впечатление, будто я напрашиваюсь на его откровенность. Я не знал, как помочь ему заговорить, да и был уверен, что в подталкивании он не нуждается: уклончивость и колебания были не в его натуре. Я решил, что он подыскивает слова. Мы дошли до угла.
— У церкви вы, наверное, найдете такси, — сказал он. — А я еще немного пройдусь. Спокойной ночи.
Он кивнул и пошел прочь. Я растерялся. Но мне ничего не оставалось, как идти дальше, пока я не нашел такси. Утром телефонный звонок вытащил меня из ванны. Обернув мокрое тело полотенцем, я взял трубку. Звонила Дженет.
— Нет, только подумать! — сказала она. — Вы что-то долго не могли расстаться с Чарли. Я слышала, как он вернулся в три ночи.
— Он попрощался со мной на Мэрилебоун-роуд, — ответил я. — А до этого не сказал мне ни слова.
— Неужели?
Что-то в голосе Дженет подсказало мне, что она приготовилась к длинному разговору. Я подозревал, что телефон стоит рядом с ее кроватью.
— Послушайте, — сказал я быстро, — я принимаю ванну.
— Так у вас есть телефон в ванной? — отозвалась она оживленно и, как мне показалось, с завистью.
— Нет, — сказал я коротко и твердо. — И я обкапал весь ковер.
— А-а! — в ее тоне я уловил разочарование и досаду. — Ну, так когда же я вас увижу? Вы не могли бы сюда заехать в двенадцать?
Это было не слишком удобно, но я не хотел ввязываться в спор.
— Хорошо. До свидания.
Я повесил трубку, прежде чем она успела сказать что-нибудь еще. На небесах, когда блаженные души говорят по телефону, они прямо переходят к делу без единого лишнего слова.