Восемь (ЛП)

— Она никогда не вернется. Так ведь, папа?
Борюсь с собой, чтобы сохранить спокойствие и ответить ей.
Своей свободной рукой я обнимаю ее и прижимаю к себе.
— Нет, принцесса Айви. Мама не может вернуться к нам, но она здесь, — прикасаюсь пальцами к ее груди там, где находится сердце, — и здесь, — поднимаю руку и легко касаюсь ее виска. — Мы никогда не забудем мамочку, и я не думаю, что она когда-нибудь забудет нас, — я смотрю вниз на Артура, который почти выпил все молоко в бутылочке, и добавляю, — Но мы должны помочь Артуру запомнить, кто она, хорошо?
Глаза Айви широко открыты и грустные, но она улыбается мне дрожащими губками и отвечает:
— Хорошо, папочка. Я помогу ему запомнить.
А потом я вижу по ее лицу, что у нее появляется гениальная идея, и она снова улыбается.
— Вообще-то, — решает девочка, выбираясь из моих объятий. — Я собираюсь пойти нарисовать ему картинку прямо сейчас.
— Думаю, это прекрасная идея, принцесса Айви, — говорю я ей вслед, когда она убегает от нас обратно в свою комнату.
Еще один глоток с причмокиванием и бутылочка Артура пустеет, и теперь с полным желудком и улыбающийся, он садится, бросает бутылочку и Тэтти на диван рядом с собой и сползает с моих колен. Взглянув на меня в последний раз через плечо, на что я киваю ему и даю разрешение, он уползает в направлении, в котором исчезла его старшая сестренка, а я иду за ним по пятам. Через несколько секунд мы оказываемся у двери спальни, умение и скорость Артура ползать впечатляет. И тут, вдруг, раздается жужжание чертового дверного звонка.
Дззззззззз. Тук, тук, тук.
Мне сложно сдержаться и не ругнуться матом, а Артур останавливается и, повернувшись, плюхается на попу, с любопытством глядя на входную дверь в конце коридора.
— Давай, малыш. Папе нужен буфер.
Подняв своего маленького мальчика, я располагаю его на своем бедре и иду к входной двери. Когда Артур не плачет, я не чувствую желания убивать того, кто стоит с той стороны, но все еще раздражен тем, что девушка вернулась. Что она там говорила про этого жутко огромного плюшевого медведя? Не могу вспомнить, потому что не обращал внимания на ее слова из-за Артура, кричавшего до хрипоты, и крови, пульсировавшей у меня в ушах.
Сделав глубокий вдох, я открываю дверь, ожидая увидеть плюшевого медведя, и оказываюсь лицом к лицу со стройной миниатюрной рыжеватой блондинкой с ободком из маргариток в волосах, которая держит в руках нечто, похожее на дюжину пакетов из продовольственного магазина.
— Привет, — говорит она, кивает мне головой и широко улыбается что-то лепечущему Артуру.
Я смотрю на нее, но не здороваюсь в ответ.
— Хорошо, — выдыхает девушка. — Как бы мне ни хотелось стоять тут и слушать тишину, но у меня была долгая смена, и мне еще нужно повидаться со своей кроваткой. Поэтому, если бы вы могли показать мне, куда положить этот груз, — она трясет пакетами, подчеркивая свои слова, и пара-тройка из них чуть не падает, — то я пойду по своим делам и не буду вам досаждать.
Девушка продолжает широко улыбаться, но в ее улыбке появляется нервозность. Она выгибает брови с тонким намеком на вызов, как будто желая сказать: «Хлопни дверью перед моим лицом еще разочек. Слабо?»
— Па-па. Па-па, — возбужденно кричит Артур, пытаясь вырваться из моих рук.
Когда поворачиваю голову, взглянуть на то, что привлекло его внимание, то замечаю того самого гигантского медведя, прислоненного к стене дома.
— Может быть, па-па занесет его тебе в дом, малыш, — нежно говорит девушка с маргаритками в волосах, но я слышу нотку сарказма в ее голосе. — А потом, может быть, па-па сможет взять у меня все эти пакеты с покупками, в пользу которых я отказалась от сна, чем оказала услугу своему боссу, и я, наконец-то, смогу заползти в свою кровать и поспать.
Поворачиваю голову, и мы встречаемся взглядами. У нее карие глаза оттенка самого темного шоколада, который я когда-либо видел.
Я продолжаю молчать.
— Хм, — недовольно хмыкает она, перекладывая пакеты из руки в руку. — Может быть, па-па не нуждается в моей помощи, и я просто брошу их, — она тут же выпускает пакеты из рук и их содержимое вываливается на пол. Стеклянные бутылки звякают, и как минимум одна разбивается. Фрукты и овощи катятся по дорожке вокруг ее ног, — прямо здесь, чтобы па-па мог решить, что с этим делать, в свое собственное драгоценное время, конечно же.
— Па-па, па-па, — восторженно кричит Артур, хлопая своими пухлыми ручками и прибывая в восторге как от беспорядка под нашими ногами, так и от огромного медведя, который тихонечко сидит в сторонке. Теперь малыш является свидетелем того, как его отцу надрала задницу какая-то девчонка с маргаритками в волосах.
— Приятно было познакомиться, малыш, — она машет ручкой Артуру, прежде чем повернуться и осторожно перешагнуть через беспорядок, который ее окружает.
А я так и стою, не проронив ни слова.
Смотрю в тишине, как девушка с длинными волосами цвета бледного заката и цветами на ободке у нее в волосах, отходит от дома по направлению к обшарпанному Фольксвагену. Не оглядываясь, она заводит ржавую бледно-зеленую машину, надевает солнечные очки и уезжает от нас, высунув руку в открытое окно и разрезая ей теплый воздух.
— Па-па, — счастливо отвечает Артур единственным словом, которое у него получается говорить, и эти звуки он употребляет по отношению ко всему. Абсолютно.
Бросив последний взгляд на продукты на полу и вымученно вздохнув, я разворачиваюсь, хватаю огромного мишку за ухо и волочу его за собой в дом. Артур всю дорогу радостно прыгает у меня на талии. Посадив их обоих там, где я их могу хорошо видеть, возвращаюсь к входной двери, чтобы подобрать сумки и вывалившиеся продукты.
Еда, пиво, подгузники, влажные салфетки, свежие фрукты и овощи. Назови все что угодно, и поймешь, что она купила это. Для нас. Для моих детей и меня. А я что сделал? Злопнул дверью у нее перед носом в первый раз, а во второй таращился на нее так, будто у нее выросла вторая голова. И ни разу не поблагодарил ее, не спросил ее имени и даже не улыбнулся. Нет, я просто пялился на нее. Более того, положа руку на сердце, признаюсь, мой взгляд был совсем не дружелюбным.
Плевать, что ее попросил помочь ее босс, сделав одолжение Нейту и Лив. Плевать, что она пошла по магазинам вместо того, чтобы пойти домой и лечь спать после длинной смены в клубе Нейта. Плевать, как ее зовут или что у нее длинные загорелые ноги и красивые карие глаза.
Мне все равно, потому что я приехал сюда, чтобы сбежать от людей. От их жалости и помощи. От их заботы и сочувствия. Но в основном от воспоминаний о Лоре, которые нарисованы на их лицах.
Если Айви говорит что-нибудь смешное, у них появляется определенное выражение лица, которое так и гласит: «Лора бы так гордилась».
Если Артур учится чему-то новому, они улыбаются со слезами на глазах, их мысли и чувства как на ладони: «Если бы только Лора могла его видеть».
Не хочу, чтобы их воспоминания преследовали меня. У меня своих достаточно — миллион чувств, тысячи мыслей, несчетное количество воспоминаний. Те самые, которые я прячу в бронированный ящик на время ясных солнечных дней, чтобы вытаскивать их один за другим, только когда наступает бесконечный мрак ночи.
Мы не способны ценить особенные моменты, пока проживаем их, и понимаем их истинную ценность, только когда они становятся воспоминаниями. Для многих эти кадры особенных моментов бесценны. Для меня они — мука, и как наркоман, жаждущий очередной дозы, я открываю свой тайник во мраке ночи, когда никто не сможет помешать мне использовать их как оружие. Когда никого не будет рядом, чтобы видеть, как я вырезаю каждое воспоминание на своей коже. Когда тону в боли от самобичевания за каждый день, час, минуту и секунду, которые провел рядом со своей женой.
Воспоминания — мое излюбленное оружие для причинения себе боли; кому нужно разрезать плоть ножами или бритвами, если только одно воспоминание, где есть она, протыкает мне сердце.