Марки страны Эльдорадо
Роберт Артур
Марки страны Эльдорадо
В клубе проводилась «Неделя увлечений», и Малькольм демонстрировал свою коллекцию марок.
— Например, вот эти треугольники, — рассказывал он. — Их цена точно никому не. известна, поскольку они никогда не продавались серией. Но это наиболее редкий и интересный полный набор из всех известных филателистам. Они…
— У меня однажды была серия марок, даже более редкая и интересная, — перебив его, меланхолично произнес Мерчисон Моркс.
Моркс, невысокий человек, обычно сидит у камина и молча смотрит на угли, покуривая свою трубку.
— Серия марок более редкая, чем мои треугольники? — недоверчиво спросил Малькольм.
— Сейчас нет, — покачал головой Моркс, мягко поправляя его, — но была.
— Ага! — воскликнул Малькольм презрительно. — Надо понимать, они сгорели? Или украдены?
— Нет, — вздохнул Моркс. — Я их использовал. Для почтовых отправлений. До того, как понял, насколько они уникальны. И они" стоили мне моего лучшего друга.
— Жизни?
Моркс пожал плечами. На его лице появилось выражение давней печали, словно в памяти он вновь переживал все еще хранящую в себе боль страницу прошлого.
— Я не знаю, — ответил он. — В самом деле не знаю. Может быть, нет. Я искренне надеюсь, что Гарри Норрис — так звали моего друга—сейчас в десять раз счастливее, чем каждый из здесь присутствующих. Когда я думаю, что мог бы быть с ним, если бы не моя нерешительность… Лучше я расскажу вам эту историю целиком, — добавил он увереннее. — Тогда вы все поймете.
Сам я не филателист, — начал он, вежливо кивнув в сторону Малькольма. — Но мой отец собирал марки. Он и оставил мне свою коллекцию. Коллекция была не особенно значительная: он больше увлекался красотой марок, нежели их редкостью или ценностью. Некоторые марки из коллекции, особенно марки тропических стран, изображающие экзотических птиц и зверей, мне очень нравились. А одну серию из пяти марок знатоки считали поддельной.
Эти пять марок действительно заметно отличались от всех, что я до того видел, и даже не были помещены отцом в альбом. Они просто лежали в конверте.
Поддельные или нет, марки были красивые и интересные, все с разными номиналами: десять центов, пятьдесят, один доллар, три доллара и пять. Все негашеные, в отличном состоянии — так, по-моему, говорят, Малькольм? — и самых веселых цветов: яркокрасная с ультрамарином, изумрудная с желтым, оранжевая с лазурью, шоколадная с цветом слоновой кости и черная с золотом.
И все они были большие — раза в четыре больше, чем теперешние авиапочтовые марки. Сюжеты на них отличались живостью и достоверностью. Особенно на трехдолларовой с туземной девушкой, несущей на голове корзину с фруктами…
Однако я опережаю события. Короче, решив, что это действительно подделки, я спрятал марки в стол и забыл о них.
Нашел я их снова совершенно случайно, когда копался в столе в поисках конверта, чтобы отправить только что написанное моему лучшему другу Гарри Моррису письмо. В то время Гарри жил в Бостоне.
Так случилось, что единственным конвертом, который я смог отыскать, оказался тот, где хранились марки отца. Я высыпал их на стол, надписал конверт и, запечатав письмо, наконец обратил внимание на эти странные марки.
Я уже сказал, что они были большие и прямоугольные, размером скорее похожие на багажную наклейку, чем на обычную почтовую марку. И вообще выглядели они необычно. Поверху на каждой марке шла броская надпись: «Эль Дорадо». По обеим сторонам приблизительно в середине — номинал, а внизу еще одна строчка:
«Скоростная почта».Что-то такое о мифической стране с таким названием я уже слышал. Может, теперь так называется какое-нибудь из маленьких государств или княжеств? Но до того момента я об этом особенно не задумывался.
Надо сказать, что сюжеты на марках были не совсем обычные. На десятицентовой, например, изображался стоящий единорог с поднятой головой. Его спиральный рог целился в небо, грива развевалась по ветру, и вся картина дышала правдоподобием. Глядя на нее, легко было поверить, что художник писал единорога с натуры. Хотя, разумеется, все знают, что таких единорогов нет.
На пятидесятицентовой марке, держа на весу трезубец, по пенящемуся прибою мчался в упряжке из двух дельфинов Нептун. И все было так же реалистично, как и на первой марке.
Долларовая миниатюра изображала человека, играющего на дудочке, рядом с греческого стиля храмом.
А на трехдолларовой была девушка. Туземная девушка на фоне тропических цветов, лет, я бы сказал, шестнадцати. На голове она, как это умеют делать туземцы, держала большое плоское блюдо с горой всевозможных фруктов.
Я долго не мог оторвать от нее взгляда, прежде чем перейти к последней марке серии — с номиналом в пять долларов. Эта марка по сравнению с остальными выглядела не столь впечатляюще — на ней изображалась просто карта с несколькими маленькими островами, разбросанными по водному простору, обозначенному аккуратными буквами: «Море Эль Дорадо». Я решил, что эти острова и есть страна Эль Дорадо, а маленькая точка на самом крупном, отмеченная словом «Нирвана», — столица государства.
Потом у меня возникла идея. Племянник Гарри собирал марки, и я решил шутки ради наклеить на конверт одну из этих эльдорадских подделок.
Я облизал десятицентовую эльдорадскую марку, прилепил ее на углу конверта и пошел искать обычные марки, чтобы наклеить рядом.
Поиски увели меня в спальню, где я наконец обнаружил нужные марки в бумажнике, оставленном в пиджаке. Уходя, я положил письмо на виду на своем столе.
Но когда я вернулся в библиотеку, письма на месте не оказалось.
Надо ли говорить, как меня это удивило? Ему просто негде было потеряться. Никто не мог его взять. Окно оставалось открытым, но оно выходило на улицу на высоте двадцать первого этажа, и влезть туда тоже никто не мог. Ветра, который мог бы сдунуть письмо на пол, также не было. Я проверил. Я осмотрел все вокруг, удивляясь чем дальше тем больше.
Но тут, когда я уже почти сдался, зазвонил телефон. Звонил Гарри Норрис из Бостона. Голос его, когда он произносил слова приветствия, звучал несколько натянуто. И вскоре я узнал почему.
Тремя минутами раньше, когда он как раз собирался лечь спать, письмо, которое я уже счел пропавшим, влетело к нему в окно, зависло на мгновение в воздухе под его взглядом и упало на пол.
Около полудня Гарри Норрис приехал в Нью-Йорк. По телефону я пообещал ему, объяснив предварительно про эльдорадскую марку, не трогать остальные, только убрать их в надежное место.
Очевидно, в том, что произошло, повинна была марка. Каким-то образом она перенесла письмо из моей библиотеки к ногам Морриса примерно за три минуты. Подобное, конечно, поражает воображение.
Гарри протянул мне конверт, и я тут же увидел, что марка оказалась погашенной. Рядом стоял четкий бледно-фиолетовый штемпель. На круглом, как у нас, штемпеле значилось: «Эль Дорадо», и в центре круга, где обычно ставится дата гашения, стояло просто «четверг».
— Сегодня четверг, — заметил Гарри. — Ты наклеил марку после полуночи?
— Сразу после, — сказал я. — Странно, что эти эльдорадцы не придают значения часам и минутам, а?
— Это только доказывает, что они живут в тропической стране, — предположил Гарри. — В тропиках время почти ничего не значит. Но я имел в виду другое. Отметка «четверг» свидетельствует, что Эль Дорадо в Центральной Америке, как ты и предполагал. Если бы эта страна находилась в Индии или еще где-нибудь на востоке, в штемпеле была бы «среда», согласен? Из-за разницы во времени.
— Или пятница? — спросил я неуверенно, поскольку не особенно разбираюсь в этих вещах. — В любом случае мы можем легко узнать. Нужно только посмотреть в атласе. Как я раньше не догадался?
— Конечно, — просиял Гарри. — Где он у тебя? Оказалось, что атласа у меня в доме нет, даже маленького. Пришлось нам позвонить в один из книжных магазинов на окраине города и заказать на дом последнее издание самого большого атласа, что у них есть. Ожидая доставки, мы снова осмотрели конверт и принялись рассуждать о том, каким образом письмо могло быть доставлено.